Владимир Шпаков - Песни китов
– Уж вы, Севочка, довезите драгоценную Ларису Степановну до дому, хорошо? – напутствовал балерун. – Мотоцикл – опасное средство передвижения!
– Не опаснее трамвая… – бурчал Севка, не терпевший уменьшительно-ласкательных (Севочка, блин!).
Он регулярно подкатывал к ДК на «Яве», сверкающей хромированными частями. Вряд ли бы кто догадался, что мотоцикл собран из разнокалиберных деталей, да и сам он в шлеме и черных перчатках смотрелся круто. Только внимание все равно уделялось ей. То Герман выйдет провожать, то некто Барский с ней шушукается, то подружки зовут в кафе-мороженое…
Обиднее всего было, когда она исчезала. Где Лариса? Не знаю, пожимала плечами вахтерша, попрощалась с улыбочкой – и в парк поскакала. Вскочив на железного коня, Севка мчался к парку, кружил вокруг, бывало, и внутрь закатывал (что было запрещено), и если ее не видел, не находил себе места. Однажды он увидел, как та вылезала из вишневой «копейки», вернувшись с занятий. За рулем был какой-то деятель в пиджаке и очках, как выяснилось позже – директор собаководческого клуба. В руках она держала белый пушистый комочек – щенка болонки, которого ей подарили. Почему подарили? А за выступление! Этот дядечка (так его назвала Лариса) пришел в ДК на нашу «Феерию ночи», ему понравилось; когда же он узнал, что я люблю собак, решил подарить породистого щенка. После гибели Греты она долго не заводила собак, болонка Марфа была первой. Севке же казалось: она крутит с директором клуба. А может, с Мятлиным крутит…
Про телефон Севка вспомнил, болтаясь по школе в ожидании, когда «Б» закончит биологию. Хорошо, думал он, что их дома до сих пор не телефонизировали. Недавно Севка высказал идею: давай подключу вас к ближайшему телефону-автомату! Что тут же заинтересовало Светлану Никитичну, очень страдавшую без телефона.
– А это, – спросила она, – не противозаконно?
– А никто не заметит, – сказал Севка. – Я так подключусь, что автомат не будет работать, когда вы разговариваете. А когда не разговариваете – будет работать, как обычно.
– Ну да, ну да… С другой стороны, почему они кабель в другие кварталы уводят?! Я семь лет в очереди стою, это же безобразие!
До звонка оставалось пять минут, когда в коридоре показалась Горюхина, активистка и комсомольская секретарша. Поравнявшись с Севкой, та обратила к нему веснушчатое лицо:
– Здравствуй, Рогов. Когда в комсомол собираешься вступать? До окончания школы два месяца, а ты даже заявление не подал!
– Заявление? Да, не подал…
– А на субботнике почему не был?
– Так если я не вступил, то субботник…
– Все должны участвовать! Даже этот ужасный Мятлин пришел, хотя лучше бы не приходил!
Активистка намекала на недавний скандал, когда Женька сказанул на уроке такое, что историчку валерьянкой отпаивали. Чем он напугал завуча, которая сама кого хочешь напугает, было непонятно, но Мятлин вроде как сделался знаменитостью, что опять пробудило ревность.
– Никакой он не ужасный, твой Мятлин… – пожал плечами Севка. – Он… Обычный.
– Во-первых, он не «мой», – с достоинством ответила Горюхина. – А во-вторых… Знаешь, что он на субботнике выдал? – Горюхина оглянулась, потом приблизила лицо настолько, что стала видна каждая веснушка. – Он Солженицына защищал! – проговорила свистящим шепотом.
– Кого-кого?
– Ну, этого… Который сидит за границей и гадости про нас рассказывает! Мятлин сказал, что этот Солженицын – серьезный писатель! А какой он писатель?! Он враг советской власти, так во всех газетах пишут! Я вот думаю: может, директору школы об этом сказать? Этот Мятлин, по-моему, совсем распоясался, пора его из школы выгонять!
Исключение соперника из школы было, по идее, на руку: Женька в этом случае зависал в Пряжске минимум на год, Севка же и Лариса уезжали на учебу (разумеется, вместе). Но конопатая толстуха с жабьим ртом была настолько омерзительна, что Севка из брезгливости даже отступил назад.
– Так что думаешь, Рогов? Сказать? Он об этом Лариске Беловой говорил, по секрету, но я все равно расслышала!
Говорил Ларисе?! Что ж, тогда вопрос решался однозначно.
– У тебя хороший слух… – проговорил он, усмехнувшись.
– У меня все хорошее – и слух, и зрение!
– Но доносчицей быть все равно плохо. И если ты настучишь…
– Выбирай выражения, Рогов!
– …я подобью твой класс на бойкот. Хочешь, чтобы с тобой разговаривать перестали?
– Ой, ой, ой, страшно как! – покачала головой Горюхина, однако в глазах мелькнула тревога.
– И вообще, я сам за тобой слежку буду вести. У меня есть один приборчик – мы его на станции юных техников сделали, – который может наблюдать за человеком. Где угодно может следить, даже в туалете!
– Свистишь, Рогов… – облизнула губы активистка.
– Выбирай выражения, Горюхина!
– Ты просто за Лариской бегаешь, поэтому и заступаешься! Ты ведь ее ждешь, правда?
– Не твое собачье дело. Но я тебя предупредил. Бойкот и слежка – вот чего ты добьешься.
Лицо Горюхиной сделалось пунцовым.
– Ладно, Рогов, еще подашь заявление, никуда не денешься… Ни за что не пропущу на комитете!
Повернувшись, она затопала по коридору, а Севка перевел дух. Не настучит, подумалось, все-таки напугалась…
После звонка в классе послышался глухой гул, но никто не выходил. Наконец дверь со стеклом распахнулась, и в коридор выкатились Генка с Вадиком, два закадычных дружка-курильщика, которых то и дело вылавливали в школьном туалете.
Заметив Севку, Вадик метнулся к нему:
– Здорово! Закурить будет?
– Я не курю, ты ж знаешь…
– А тут такое было… Прям шапито!
Следом подскочил Генка, и они, закатываясь от смеха, наперебой принялись рассказывать, как на уроке сцепились новая биологичка и Белова. Они давно конфликтовали из-за живого уголка, ликвидированного в начале года. Кролики подхватили какую-то инфекцию, но вместо того, чтобы отвезти их на ветстанцию (Лариса сама вызвалась это сделать), директор решил закрыть уголок, а биологичка поддержала, мол, я на чучелах могу все объяснить! Но сегодня случилось что-то из ряда вон, что ржущая парочка никак не могла растолковать.
– Да не трындите на пару! – с досадой проговорил Севка. – Что было-то?
– Белову раком хотели поставить! – в очередной раз заржал Генка.
– Чего-о?! – вытянул лицо Севка.
– Да не в том смысле! – захлебывался Вадик. – Юбка не понравилась училке, ну, знаешь ведь, как Лариска ходит…
Вскоре ситуация прояснилась. Ларису вызвали к доске, поставили перед ней чучело совы и предложили рассказать об этой птице. А та возьми и вспомни про сову, что в живом уголке жила! Мол, жила, никому не мешала, а тут явились живодеры и всех животных усыпили!
– Так и сказала: живодеры? – спросил Севка.
– Ага! – отозвался Вадик. – Биологичка: ты кого имеешь в виду?! А Лариска: вас и имею! Училка аж посинела от злости, а потом говорит: ты, Белова, лучше бы на внешний облик внимание обратила! Посмотри на свою ужасную юбку! Вот попробуй повернуться спиной к классу и наклониться – у тебя же все исподнее будет видно!
– А Лариса?
– Ну, она ж не дура спиной поворачиваться! Она ногу на стул – раз! Юбку вверх, и ногу по самое не балуйся заголяет!
– Ножка будьте-нате! – крутанул головой Генка.
– А потом говорит: вы это хотели увидеть? Так смотрите! Биологичка даже отвернулась, ну, сама-то страшная, как атомная война, и ноги кривые… Короче, еле урок закончила, я думал, ее кондрашка хватит!
Все это время Севка косил взглядом на дверь, откуда, хихикая и перешептываясь, выходили учащиеся десятого «Б». Уже и биологичка выползла с каменным лицом, засеменив к учительской (что там будет!), а Ларисы все не было.
Она вышла последней в сопровождении Мятлина. Они о чем-то разговаривали, поначалу не заметив Севку.
– …советского образования, – донеслась реплика Женьки. Когда они встретились глазами, тот усмехнулся и придержал Ларису за руку: – Твой эскорт наготове… Ладно, не буду мешать, договорим в другой раз.
То, что Мятлин легко отвалил, радовало и обижало одновременно. Вдруг показалось, что между ними сложились столь доверительные отношения, что личное присутствие роли не играло. Вообще получалось, что они оба – смелые, не боящиеся дерзить учителям, а Севка прячет голову в свою электронику, как страус – в песок. Знала бы она, как он только что спасал этого придурка, который точно допрыгается со своим Солженицыным…
О случившемся Лариса почему-то не распространялась, заговорив на обратном пути про гастроли. Мол, балетная студия едет на неделю в Севастополь, на фестиваль хореографических коллективов.
– И что?
– Ничего. Экзамены на носу, надо учиться, учиться и еще раз учиться…
– Как завещал великий Ленин? – усмехнулся Севка. – По идее, надо…
– Нам с Женей будет трудно на экзаменах.
– А кому легко?
Усмешка сделалась скептической, если не сказать – желчной. Точно, с Мятлиным крутит, а значит…
