Игорь Симонов - Уровень опасности
– Салям алейкум. – Обычный гостиничный номер. Безликий мужчина встал навстречу.
– Я слушаю тебя. – Незнакомец выглядит как европеец, акцент похож на польский или западно-украинский.
– Ахмед сказал, что ты станешь доверять мне, если посмотришь мне в глаза. – Да, это пароль для встречи.
– Я всегда смотрю людям в глаза.
– Да, Ахмед сказал, что ты так ответишь.
– Садись, – Аслан показал рукой на диван, сам сел в кресло. – Я слушаю тебя.
– Ахмед сказал, что знает, как завалить кабана, – Аслан, не отрываясь, смотрел в глаза незнакомцу – понимал ли тот, о чем говорит? Незнакомец говорил по-заученному, и ничто в его лице не выдавало страха.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Аслан, перейдя с английского на русский.
– Да.
– Ты знаешь, кто такой Ахмед?
– Думаю, что знаю. Но не спрашивай меня – не скажу, – все тот же непонятный акцент. Собачий язык – не родной для него. Аслан решил оставить последнее заявление без внимания.
– И Ахмед говорит, что знает, как завалить кабана?
– Да. Ахмед сказал, что кабан очень большой и дикий зверь. Если завалить кабана, будет много шума. Будет очень много шума. Этот шум может повредить тебе. Поэтому последнее слово за тобой. И деньги. Эта охота дорого стоит. Ахмед сказал, что ничего не надо объяснять, потому что все будет по твоему плану. Но ты должен принять решение.
– Детали обсуждать с кем? – спокойный голос, полузакрытые глаза. Очень немногие, те, кто по-настоящему близко знали Аслана, могли почувствовать, как закипает в его жилах почти застывшая кровь, как в следующее мгновение этот развалившийся в кресле человек может начать гортанным голосом выкрикивать команды, ведущие людей под пулеметный огонь. Мало было тех, кто мог это почувствовать, и еще меньше осталось. И вот пришло время расплаты. Все тот же тихий вкрадчивый голос.
– Ахмед сказал, что со мной. Если со мной что-то случится, он даст тебе знать. Я буду здесь через две недели, та же гостиница, тот же номер, то же время. Ахмед сказал, что еще один раз можно. Ты сможешь дать ответ через две недели?
– Смогу. Как тебя называть?
– Меня зовут Милош.
– Хорошо. Увидимся.
«Угадал», – подумал Аслан, выходя из номера, и первый раз за последнее время позволил себе улыбнуться. Он гордился своим умением разбираться в акцентах и диалектах. Однажды, в 98-м, это спасло ему жизнь, когда русские бараны под видом араба подослали к нему убийцу. Аслан сам перерезал ему горло. Странно думать об этом, когда идешь по мягкой ковровой дорожке и улыбаешься приветственно горничной: “Good morning”. Он знал, какой ответ даст через две недели. Он знал этот ответ сейчас. Русский кабан умрет, потому что такова воля Аллаха. И Аллах доверил ему, Аслану, решить судьбу этого кабана.
Глава 11
Алексей. Москва
Примерно за восемь месяцев до последней ночи. До встречи с Катей
Разные дороги ведут в разную Москву. И если ехать по ним в город с севера, с востока, а то и с юга, то хоть зимой, хоть летом попадаешь в город – серый. Дома огромные один на другой налегают, улицы широкие, по четыре ряда автомобильных в каждую сторону, а все равно все серое, завидовать нечему. Как все высыпают из своих нор поутру – кто в школу, кто на работу, – давятся в автобусах, давятся в метро, чтобы вечером все то же самое – и назад, побыстрее к телевизору. И какая разница между Москвой и любым областным городом? Еда – та же, «Макдоналдсы» – те же, и по телевизору одно и то же показывают. Зачем тогда в эту Москву все попасть хотят? Неправильный вопрос, нет на него ответа. А правильный ответ на правильный вопрос звучит так: не в эту Москву хотят попасть, а в другую, которую как раз показывают по телевизору. В которой можно каждую пятницу стать миллионером, а каждую субботу найти клад на поле чудес, где тебя вдруг назначают певицей или другой народной любимицей, где хоть и не ходят по улицам, но есть почти настоящие олигархи, и где тебе за бесплатно отремонтируют кухню в квартире, если напишешь правильное письмо. Все можно получить в этом городе, если умеешь крутиться и вертеться, сосать и лизать, и не чувствуешь вони, не зажимаешь брезгливо нос. Здесь каждую минуту дьявол заключает сделки – большие, и малые, и очень большие, а очередь не уменьшается, потому что душа – она совсем почти бесполезная субстанция, потеряешь и не почувствуешь, а почувствуешь – так вот их, церквей, теперь сколько, заходи, покайся, и скажет тебе батюшка, что Бог простил. «Не согрешишь – не покаешься» – вот как в старину говорили, так вот и отдают душу – кто за славу, кто за грош, а кто и вообще по глупости. Не уменьшается очередь. И в отличие от других развивающихся рынков, предложение сильно превышает спрос. А то каждый бы так – приехал, помыкался пару лет в съемной квартире в Бирюлеве, и на тебе – звезда. Тут-то вся хитрость дьявольская и сокрыта. Контракт уж очень хитро составлен: душу отдаешь сегодня, а тебе взамен что-то только послезавтра. Да и то безо всяких гарантий.
А чтобы еще понятнее стало, въезжайте в Москву не с востока или с севера, а въезжайте с запада, въезжайте медленно, быстро все равно менты не дадут. И смотрите по сторонам и читайте объявления на щитах: читайте про филиппинских домработниц, про психотерапию как искусство, про то, что настоящий танк в подарок – это не шутка. И простое поздравление: «Поздравляю мою кисулю с днем рождения». Без имени, зато со вкусом и размахом. Знают только он и кисуля. Это уже для тех, кому по контракту давно выплачивать начали. Завез филиппинских домработниц, пригласил для жены психотерапевта, поставил танк на участке в гектар соснового леса, поздравил кисулю. Осталось еще часовню на участке построить. А может, уже и построил. Про это на щитах пока еще не пишут. Это сокровенное. Так, мужикам сказать между делом: в воскресенье на теннис опоздаю, утро у меня с духовником. Где-где, да у себя, на участке, не видели, что ли? Так приезжайте, хорошая часовня – деревянная, без единого гвоздя. Но главное – духовник, отец Николай – крутой мужик, он с президентским духовником на одном курсе учился.
Но и это не вершина – вершины нет, она как линия горизонта. Квартира, а лучше дом в Лондоне, если по службе, конечно, можно, детей туда же на учебу, вилла в Сардинии, другая на Лазурном побережье, можно еще на Карибах – есть там острова такие, ни одного черного. Лодки, самолеты, жене – бизнес ювелирный, кисуле – картинную галерею, да всего и не перечислишь. Про это по телевизору не рассказывают, чтобы совсем не испугать, но кому воображения хватает – едут за этим: студенты, проститутки, следователи, прокуроры…
Алексей приехал в Москву за другим. Все, чем Москва богата, было, конечно, интересно его молодому и любознательному уму и молодому здоровому телу. Как спортсмен накануне олимпийского старта может провести вечер за компьютерной стрелялкой, так и Алексей перед тем, как отнять чужую жизнь и отдать свою, жил в мире, который для окружающих был реальным, а для него стал виртуальным.
В длинной и запутанной цепочке событий редко можно найти такое звено, чтобы без ошибки сказать: если бы не это, то и последующих бы не было. Если бы отца не заморили в тюрьме (то есть Алексей понимал, что отец умер своей смертью – слишком он нужен был ментам как свидетель, но то, что до остановки его сердце довели, а могли и не доводить, – тут сомнений не было), если бы до боли, до судорог не было жалко сестру и мать, если бы на пути не встретилась Нателла, если бы по-другому повернулся первый разговор с Ахмедом… Но не у одного Алексея отец умер в тюрьме, и не ему одному было жалко сестру. Может, раньше тогда? С другим отцом да с другой семьей, с другим воспитателем, но тогда он попросту стал бы другим человеком. Не найти этого события. Не найти какой-то одной причины. Но если не найти такого события в начале цепи, то уж такое, которое не случись – и вся жизнь по-другому бы повернулась, есть всегда. И не приехал бы Алексей в Москву убивать, если бы не разговоры его с Ахмедом начиная с первой встречи, после того вечера, когда покинули последние сомнения и удушающий прилив злобы и ненависти к остановившим его в переулке ментам, к их сытым, наглым, тупым рожам вернул его к действительности, которую он на неделю покинул вместе с Нателлой. Наверное, ему нужна была эта неделя отдыха. Все, что было в прошлом, осталось в прошлом. Он ничего не забыл и не забудет. Впереди была другая жизнь, длинная или короткая, и пришло время ее начинать. Наутро он позвонил сестре, попросил потерпеть еще несколько дней. Сестра спросила, как у него дела. Нормально. Ты говоришь как-то по-другому. Тебе кажется, все в порядке. Сестра согласилась подождать, и это было главным. Враги разрушили все, что создал отец, но мать, сестра и он сам уцелели, и он теперь удивлялся тому, как долго мог оставаться в бездействии, нянчиться со своими страданиями, когда страдания близких были едва ли не большими, потому что ко всему, что пережил он, прибавился еще и страх будущего, в котором он-то и должен был стать опорой. Он позвонил Нателле, попросил прощения, сказал, что любит ее и хочет встретиться с ее родственником или кем там он ей приходится. «Хорошо, – сказала Нателла, – хорошо, мой любимый, ты знаешь, я все сделаю для тебя, он будет здесь послезавтра, его зовут Ахмед, я знаю, ты хотел бы, чтобы его звали Иван или Виктор, но его зовут Ахмед, с этим придется смириться». – «Пусть его зовут Ахмед, пусть его зовут бен Ладен, прости меня». – «Что ты, дурачок, я же просто смеюсь над тобой, я не хочу, чтобы его звали бен Ладен, я не хочу, чтобы мой любимый встречался с бен Ладеном». – «А ты хочешь, чтобы твой любимый встретился с тобой?» – «Это зависит от того, чего хочет мой любимый. Я всю ночь не спала, Лешенька, жизнь такая короткая, я не хочу больше проводить ночи без тебя. Я приду к тебе, когда ты скажешь. Как Настя? Я уже день как с ней не разговаривала».
