Лана Аллина - Вихреворот сновидений
– Вот та-к, девочка моя синеглазая, во-от так, моя маленькая малышка… – шептал он ей на ушко тихо-тихо, еле-еле слышно, словно ветер шумел в ушах.
Только ни о чем не думать – только лететь! И она летела вниз по реке… а водопад низвергался вниз каскадом… каскадом… Снова и снова, и еще, и еще, и она больше не чувствовала своего тела.
Вера не осознавала, сколько времени продолжались эти взлеты и падения и сколько раз она взмывала вверх, отрываясь от собственного тела, и сколько раз взрывалась страсть, отзываясь сладкой болью и нестерпимым блаженством в голове, во всем теле, и сколько раз они оба заходились в стоне и кричали, и парили, оторвавшись от своих бренных тел, и падали вместе с высоты, глядя друг другу прямо в глаза.
Неужели так бывает? Почему же она не испытывала ничего подобного в жизни – даже с любимым своим человеком? Как такое может быть? Только бы это продолжалось еще и еще! Только бы не заканчивалось!
…Потом шеф целовал её в грудь, в губы обволакивающими, расслабляющими и, вероятно, отрезвляющими поцелуями. Да, он умеет искушать… Интересно, кого же из них двоих он отрезвлял?
– Давай теперь немножко полежим… Отдышимся, – вкрадчивым, томным шелковым голосом произнес Аршакович. – Девочка моя хорошая, да ты просто чудо! Как же ты мне подходишь! А тебе как, понравилось? Ну, впрочем, о чем это я? Я же все почувствовал… как ты… правильно… вот так… какая ты горячая… – Шеф беззастенчиво гладил ее, трогал, ласкал глазами, руками, губами. И – ну ни капли деликатной нежности, к которой она так привыкла в интимных отношениях с мужем – одна только грубая животная страсть. Жесткий животный секс и обволакивание.
Потом их подняла и понесла, раскачивая и унося течением, четвертая, пятая, шестая волна секса. Они потеряли счет времени, приливам и отливам непреодолимого желания обладать друг другом.
– Вероня, да ты просто само совершенство… И это было – божественно… – стонал шеф Аршакович, содрогаясь от нового приступа желания, – и я снова хочу тебя, еще, еще, нет, правда, ты просто чудо, девочка! Это невозможно выразить словами!
– Ну, всё! Теперь всё, хватит, а то мы до утра будем этим заниматься, и потом, я уже больше не могу! – простонал, наконец, Аршакович, с усилием оторвавшись от нее и быстро натягивая брюки, застегивая рубашку.
А Вера сидела на диванчике, закутавшись в свой джемпер, и смотрела куда-то в одну точку. Что такое? Почему ей хочется теперь, чтобы он ушел отсюда как можно быстрее и оставил ее одну? Она не понимала. В конце концов, он ведь очень интересный мужик, и элегантный такой, и, конечно же, нравился ей с тех самых пор, как она пришла в его отдел. Но, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он теперь молчал, чтобы только не сказал что-то сальное, какую-нибудь пошлость! Почему ей так неловко теперь выдерживать его взгляд, хотя всего лишь десять, нет, даже пять минут назад она то взлетала вместе с ним, будто на гигантских качелях, до самых небес, то стремительно падала оттуда, с высоты, не отрывая от него глаз, и он пронзал ее всю своим взглядом, и им хотелось, чтобы это никогда не кончалось, и упоенная радость переполняла, и падение это было невозможно, невыносимо счастливым в остроте своей.
…Когда это было?
Он смотрел на нее лучистыми глазами – не отрываясь. Сказал:
– Господи, дай мне утонуть в этих глазах!
Шепот дождя…
А в глазах его отражался её дождь…
Он. Она. Дождь.
Жемчужные горошки дождя лопались в лужах, как мыльные пузыри…
Это – было так.
Потом возникло нечто чуждое, враждебное – и встало между ними…
– Так, ну всё, давай, Вероня, по-быстрому, быстро, быстро, – торопил ее шеф, совершенно одетый, причесанный, при полном параде, подчеркнуто деловым тоном. – Ну что ты сидишь? Мне ведь уже давно пора домой, да и тебе, между прочим, тоже. А у меня, ко всему, еще и жена сегодня не совсем здорова, (вот спасибо – напомнил! Это чтобы претензий никаких к нему не имела?) так что еще и в аптеку не мешало бы успеть заскочить… хотя… который час? Ой, нет, все, конечно, закрыто. Да и тебя муж тоже, наверное, заждался. Давай сейчас поторопимся… Да что с тобой?
Как странно всё. Шеф просто соткан из противоречий. Во время их полетов вверх и вниз по Ниагаре он был то нежен, то зажигал её сокрушительной страстью, то шептал ей нестерпимо ласковые слова, то рисковал сломать в своих железных объятиях.
Вот так и теперь. Он готов к выходу и к встрече с семьей. Следы преступления полностью уничтожены – чист и безупречен. И ни в одном глазу – примерный семьянин, да и только. Просто два разных человека.
– Нет-нет, ты только не подумай, девочка… То, что было… было очень-очень хорошо, правда, я даже не мог такого ожидать, – словно оправдываясь, снова понизил голос шеф и запечатлел на Вериной шее поцелуй благодарности. – Ну и как тебе мой мальтийский жезл? – это он прошептал ей на ушко. – Да… но что же теперь делать: пора нам уже по домам… нельзя выпадать из современного цивилизованного общества, ты ведь понимаешь? Статус есть статус, тебе же не надо все это объяснять, ведь правда? Ну вот и умница.
Сейчас он разговаривал с Верой, как с маленькой неразумной девочкой. Она машинально кивнула.
– Давай выходи сначала ты, а я уж позже… Надо же все-таки соблюдать конспирацию, правда?.. Веронечка, девочка, ты только цветы не забудь, на вот, возьми. – Аршакович достал из вазы розы и протянул ей. – Ах да, и вот еще кое-что… Он вытащил из ящика своего стола, протянул ей небольшой изящный пакетик, в котором лежало что-то маленькое, твердое.
– Потом, потом посмотришь… И знаешь что? Я сам уже сведу текст ну, и там, сопроводительную записку, за что же мне мучить тебя? Так что завтра можешь спокойно отдыхать. Нет, но и, конечно, чтобы текст автореферата в понедельник в десять ноль ноль утра у меня на столе лежал, ясно? Ну и статью в сборник готовь побыстрей! Все, ты свободна, отдыхай.
И проводил Веру до двери отдела, приобнял за плечи, нежно поцеловал в губы, подавая шубку.
Может, все-таки спросить насчет его работы во Франции? Прямо на языке вертится… А хотя он вряд ли правду скажет. Вон как выпроваживает, и не стесняется, и даже проводить не предлагает, а ведь он на машине, до дома мог бы подбросить.
– Вероня… вот еще что… слушай… на следующей неделе я постараюсь устроить… освободить себе часок-другой, например, во вторник – так и ты попробуй, что ли… ладно? Я дам тебе знать… – Он еще раз поцеловал ее. – Ну, все-все, иди уже…
Что ж. Акценты расставлены. Все ясно. И спрашивать ни о чем не стоит. Конечно. Надо соблюдать конспирацию, нельзя выпадать из стаи, то есть из современного цивилизованного общества. А то, не дай бог, кто-нибудь отправит телегу в дирекцию или – неизвестно, что хуже – сообщит жене, та поднимет скандал, может обратиться в партком и местком и куда там еще… И все! Какая уж там загранкомандировка!
Спускаясь по лестнице, Вера не утерпела, остановилась у подоконника, достала из сумочки пакетик, заглянула в него и вытащила небольшой флакончик духов, крохотную изящную шоколадную конфетку – «бутылочку с ликером» и шарфик из тончайшей мягкой шерсти – кашемировый, как потом просветила Майка. А духи – Chanel номер пять, о Боже! Да такое даже и в «Березке» не всегда достать.
Значит, это не было экспромтом, и он все запланировал заранее, подготовился, поняла Вера. Видимо, шеф решил соблазнять её на высшем уровне. Хотя ему, регулярно выездному за кордон, это ничего не стоит.
Какой хилый, промозглый вечер пришел на ее улицу! Снег еще немного пометался на необъятных небесных подушках, а потом обернулся дождем, мерзким, холодным, противным. Этот самый снег-дождь моментально превращался под ногами в жидкое грязное пюре, противно хлюпал и чавкал, а тяжелое сизое небо опрокидывалось прямо на голову всей своей мокрой тяжестью. Ожесточившееся небо. Да уж, зима так зима. Хиленькая московская зима. Если теперь вдруг подморозит, вот будет каток! И очереди в травмпунктах вмиг выстроятся – прямо как в наших магазинах.
Вера шла к метро и думала: хорошо бы Валерка уже заснул к ее приходу. Кстати, кажется, когда они уединились в кабинете у шефа, в соседней комнате были какие-то звонки? Наверное, это звонил муж, недоумевал, куда она запропастилась в субботу вечером. А, ладно, будь что будет.
Да, разудалый вечер у нее случился. И думать об этом не хочется – во что она позволила себя втянуть? Нет, больше она она на это не пойдет – никакого вторника ему не будет!
Стыдно, очень стыдно. Странное ощущение: сочетание легкости – и грязи. Хотелось как можно скорее принять душ. Нет, сейчас она не будет об этом думать.
В голову полезли будничные мысли. Ну зачем она отказалась от кубика Рубика, когда Майка предлагала взять и на ее долю: хоть Катьку порадовала бы. Ведь многие дети старшей группы в садике у дочки приносят с собой эту красивую яркую головоломку. И где только родители достают их? Неизвестно. В магазинах их «нет не бывает» – по крайней мере, так отвечают продавщицы. Но тем не менее, они есть у многих детей, а кто-то из ребятишек приносит в детский сад и новомодные электронные игрушки: какие-то яркие разноцветные шарики или занятные ромбики – словом, что-то там на экране прыгает, летает, скачет… Знакомства у родителей в Детском Мире, что ли? Из-за кордона привозят? Или выстаивают безумные очереди. Да она сама совсем недавно видела длиннющий, на несколько часов почти безнадежного стояния, хвост в Детском Мире на Ленинском проспекте, даже встала, постояла немного – и ушла. Некогда ей стоять, да и все равно не достанется: в любой момент может выйти продавщица и заорать противным визгливым голосом: «Все! Товар заканчивается. Кто последний?! Последни-ий?! Мужчина-а, эй, вы там, да, вы, вы, что ли, последний? Скажите там, чтоб больше не занимали! Все! Расходитесь, товарищи!» И если б такое только с игрушками было! Самые необходимые вещи – все приходилось доставать.
