Инна Тронина - Постумия
– И что генералу нужно, казалось бы? – продолжал рассуждать Металлург, жуя.
Между делом им подали кофе. Нас, конечно же, не покормили. Даже не предложили воды. Особенно страдали дети – в первую очередь, от аромата свежих тостов с маслом. Я понимала, что это – очередная пытка. Диана испачканным платочком подбирала слюни с подбородков Кирюши и Ёлочки. Что до меня, то не хотелось вообще ничего – даже жить.
– В Сочи дом, в Питере. В Москве на Рублёвке кантуется. Там дворец от тестя остался. Тёщу схоронит – и заживёт. Кругом в шоколаде. А при либерастах в панельной «хрущёвке» гнил. Полный вывих мозга. С дуба можно убиться. Чистоплюй выискался! Европейские ценности ему подавай! Человек с двойным дном, блин. Хрен разберёшь, на кого работает. Интересов России не понимает – точно. Денежные потоки отслеживает, когда не надо. Давно ясно, что происходит в Донбассе. «Мировое сообщество» клешни свои сомкнуло. «Нацики» Новороссию душат реально. Сколько можно ходить по собственным штанинам? Наш долг – своих спасать. А вы все, гниды, не русские, что ли? Ждёте, когда отбуцкают там патриотов? «Рабов в рай не берут», – говорят ваши любимые пиндосы. Но мы рабами не будем никогда. Своих не кинем, пусть нас хоть всех на холод поставят. «Душу воскресшую не убьёшь!» – это уже Горький писал. Да, были когда-то «братки» – Металлург, Улан и прочие. Но теперь их нет, усекаете? Всё в грязном белье копаетесь. Не верите, что у нас душа есть. Где бы, наоборот, всем миром на укров навалиться, русских собрать под крыло!.. Ну, с Петренко ясно. Махровый бандеровец, хоть и с востока. Родню из Крыма выкинули за вредительство, и он «обратку» присылает. Его племяшом в Ялте давно «бабушка» интересуется. Не всё с ним, понимаешь ли, чисто. А вам-то какое дело до этого? Тебе, маруха, с шестом плясать негде было? И они!.. – Он указал на Влада с Михоном. – Видишь ли, на природе собрались! Отдохнуть захотели! Вот и отдОхнут теперь. А ты, Марьяна, кончай эту гимнастику для хвоста. Тебе надо отсюда как-то ноги выдирать. Кузен твой теперь только на корм псам и годится. Оставит не вдову и не невесту. А ты хороша топить за своего дядьку! И ты кончай фасон держать. Лучше подумай, пока ещё время есть. Сделаешь то, что я скажу, за всех грехи отмолишь. Да, с генерала погоны сорвут и сожрать заставят, как пленных укров на Донбассе. Ишь, с Талибаном спелся, с татарвой поганой! Тянет этих чернозадых друг к дружке, как магнитом. В итоге обоим больно будет. Грачёву – сейчас, а с Талибаном потом разберёмся. Обещал сидеть, как мышь под веником, а слова не сдержал. Я аж угорел, когда узнал про их свидание. И ты там была, Марьяна. Тогда мы троих своих ребят потеряли. Бандюки Талибана их в море скинули. Эй, Платон, принеси ещё шоколада со сливками! Завтрак без кофе, как жизнь без смерти. Так вот, гОвна, Родину надо чтить, как мать. Не гадить ей, не перечить. Или валить на Запад, к едрене фене. Как, будешь показания давать?
Пары ореховой настойки мешались с кофейными, из-за чего свояки впадали в экстаз. Лицо Улана стало теперь свекольным. Металлург, напротив, был бледен. Он нервно играл маленьким острым ножичком.
– Молчи! – вдруг прохрипел Михон с матраса.
Оказывается, он всё слышал. Мы вздрогнули. Зубарев лишь скривился, а вот Уланов окончательно слетел с катушек. Он вскочил, отшвырнул Анатола, подбежал к Михону. И несколько раз врезал ему ногой прямо на ране. Изо рта братишки хлынула кровь. Другое пятно быстро расплывалось на матрасе. А дальше я не ничего не помню – потеряла сознание. Даже не услышала, закричал ли Михон перед смертью. Успела только представить себе, как дядя про это узнает…
Меня окатили водой, и я очнулась. Сколько прошло времени, понять не могла. Дато сидел рядом со мной на корточках, щупал пульс. И я заметила, с какой ненавистью смотрел теперь врач на свояков. Но ничего им не сказал, только скрипнул зубами. Потом подошёл к Михону, взял его за руку.
– Мёртв, – глухо сказал Дато.
– Пусть пол помоют, – совершенно спокойно произнёс Металлург.
Немедленно прибежал охранник со шлангом, принялся смывать кровь. Глаза Влада буквально вываливались из орбит. Анатол немного ослабил гарроту. Я боялась, что тело братишки сейчас унесут, бросят собакам. И пыталась разглядеть его – в последний раз. Скорее всего, Михон скончался именно от удара, от болевого шока, а не от кровопотери. Заметила, что на восковое лицо братишки уже легли тени. Вероятно, его можно было спасти. Хотя какое это имеет значение? Кто-то погибнет раньше, кто-то позже. По крайней мере, Михон уже отмучился. Очень может быть, что мы скоро встретимся.
– Ишь, разговорчивая говяда! – Улан, выплеснув эмоции, почувствовал себя лучше. Но всё-таки его шатало от повышенного давления. Падая обратно в кресло, бородач едва не опрокинул себе на брюки чашку кофе.
– Марьяна, часики тикают, – напомнил мне Металлург. – Будешь дурить, так сама подставишься и людей невинных погубишь. Я ведь сказал, что сделают с детками. Их кто угодно задорого на утеху купит. А мамочке мои пацаны новых сделают…
Услышав эти слова, Диана упала в обморок. Её голова громко стукнулась о плиты пола. Дети принялись тормошить мать. Подскочил и Дато с какой-то склянкой. Запахло нашатырём, спиртом. Врач сделал Диане укол в руку, оттянул кверху одно веко, потом другое. Жена Евгения явно не притворялась. Её белки дрожали, делая красивое лицо пугающим, чужим.
Металлург встал, подошёл к лежащей на полу балерине, потрогал ногой её плечо. Потом повернулся к Дато.
– Скоро она очухается? Так весь день косить будет, а нам надо лететь.
– Каждый организм индивидуален, – равнодушно ответил врач. – И на препараты реагирует по-разному.
– Облейте её водой! – приказал Металлург охранникам. – Это – универсальное средство. Всем подойдёт.
К удивлению, он оказался прав. После ведра ледяной воды Диана открыла глаза. Тут же села на полу, увидела, что дети рядом, и крепко прижала их к себе.
«Конец – когда нет выбора!» – крутилась в голове чья-то фраза. Выбора у меня действительно нет. Надо спасать детишек. А, значит, погубить дядю, Богдана, Петренко, Старика с Максимом. Боже, что делать? Такой выбор хуже, чем вообще ничего. Любой вариант смертелен. Я прокляну себя и за то, и за другое. А дети отвечают за грехи родителей. Значит, и сын, если родится, будет платить за это?..
Я старалась не встречаться взглядом с Дианой. Получается, что по моей милости издеваются над людьми, не имеющими к группе никакого отношения. Диане плевать, что грозит генералу Грачеву и прочим. Она думает о детях и о себе, об оставшемся на воле муже. Я не имею права требовать от неё такой страшной жертвы.
Видимо, проявился «стокгольмский синдром». Диана смотрела на меня с ненавистью. А на свояков, на Дато, даже на Анатола – с надеждой. Нас с Владом она теперь считала причиной всех несчастий. Своим упорством мы убивали Кирюшу и Ёлочку. Дети, угадав настроение матери, исподлобья сверлили меня воспалёнными, заплывшими глазами.
Я должна купить свободу – хотя бы для них. Лёлька не попалась, иначе уже была бы здесь. Брат перехватил её по дороге, предупредил. Ну, а моя подружка знает, что нужно делать. Дрон, Петренко, Богдан что-нибудь придумают. Конечно, они уже сообщили в Москву – дяде и Старику. Те смекнут, что речь пойдёт об их головах. И вывернутся мехом вовнутрь для того, чтобы нас выручить.
Генерал Грачёв всегда говорил, что для спасения людей хороши все средства. Но когда он узнает про Михона… Когда увидит всё это… Трудно себе представить, что он тогда сделает!
– Как, надумала? – повернулся ко мне Металлург. – Платон, тащи камеру. Сейчас будешь говорить. И после открывать рот станешь только по моей отмашке.
– Я не знаю, что сказать. Напишите, что вам нужно.
Мои мысли бегали по извилинам, как ртутные шарики по полу. В детстве я разбила градусник и запомнила это навсегда. Искусанные губы болели, перед глазами прыгали сполохи. Но всё же я заметила, что Диана смотрит на меня, не отрываясь.
– Не смей! – еле просипел Влад. Но я его всё-таки услышала. И замерла от ужаса, ожидая расправы – как с Михоном.
Но на сей раз пронесло. Послышался удар, потом – сдавленный стон и хрип. Анатол снова подтянул гарроту. Но всё-таки Влад был жив, хоть и изранен. Пока жив. Волосы на моей голове шевелились. Я должна была решать – одна, за всех. Только я. И больше никто. Хватит того, что неподвижный Михон лежит в углу, на матрасе. И Влад вот-вот перестанет хрипеть…
«Теперь детишки никогда не поедут в Париж. Не увидят Лувр и Монмартр. А ведь Диана при нас с Лёлькой искала по компу подходящие отели. Те, где предусмотрены развлечения для детей – со скидкой. Они с Евгением нас тоже звали, хотели даже билеты заказать. А я всё не решалась объявить, что в этом году, вероятно, не смогу составить им компанию…»
– Говори всё, что знаешь, гуммозная! Про всех, включая своего дядюшку-генерала. А, главное, про этого иуду Ерухимовича. И не тренди, что он – просто приятель дядиного тестя. Что приезжал к нему на Рублёвку вспомнить минувшие дни, выпить чашечку кофе. Он подложил тебя под Печенина – так и скажи. Он послал своего сына в Серпухов, а после взяли Николая Матвиенко. Как гадюка поганая, как жаба склизкая. Продавал свою страну каждый день! Из пятерых его детей четверо на Западе. И младший вот-вот свалит. Даже с женой развёлся…
