Инна Тронина - Постумия
– Что я могу вам сказать, если сама ничего не знаю? – Слёзы вполне натурально ползли по щекам, капали с ресниц на подбородок. – Это невозможно при моём прошлом. Танцы у пилона и так далее…Кто мне что доверит? Да у нас с дядей, кроме скандалов, и общения-то никакого не было. Он мне только нотации читал. Выродком меня считал, оторвой полной. И вдруг в какую-то спецгруппу возьмёт? Да он удавился бы скорее! Я не утверждаю, что такой группы нет. Говорю, что сама туда не входила. И ничего про неё не знаю…
– Пой, пташка, пой! – усмехнулся Зубарев. – У нас тоже спецслужбы имеются. И работают там кадровые чекисты. Информации, короче, достаточно. Теперь нужен подходящий спикер, понимаешь? Петушок такой, чтобы прокукарекать.
– Это в парламенте который? – удивилась я.
– Тьфу, темнота! – сплюнул на пол Зубарев и растёр всё подошвой. – Озвучить всё это требуется, на публику. Да так, чтобы сразу поверили. А кому поверят, как не племяннице? Сынок генерала вряд ли ещё час протянет. Другой агент синий сидит, как Аватар. Не задрали бы хвосты там, в саду, пошли на сотрудничество… Твой братан мог бы вскоре свадьбу сыграть, а теперь его псы сожрут. Даже сажени земли не получит. Не поверил бы, что сейчас такие вольтанутые бывают. Им счастье в руки прёт, а они рыла воротят. Сын Грачёва вообще жизни не знал. И не узнает уже. Университеты всякие, элитные тусовки, заграничные круизы. Заигрался в войнушку, так и не повзрослел. Но ты-то другой опыт имеешь. Через всякую грязь прошла. Должна ценить покой и уют. С пузом вон ходишь. Да, я и про это знаю. Говорю – службы работают. Давно тебя пасли, с начала весны. Именно тогда нам легавка на хвост села. Да ещё и ФСБ в придачу. Но вот проблема – работают они без санкции, тайно. А, значит, сами уязвимы, чего-то боятся. То ли доказательств веских нет, то ли силёнок маловато. Кусаются, как осенние мухи. Вроде, не смертельно, а прихлопнуть хочется. Вот ты и расскажешь, как твои дядя с братцем в ментовке частную лавочку открыли. И тебя туда на работу взяли, по блату. Я даже сейчас не интересуюсь, чем ты там занималась. Просто заявишь, что Грачёв давал вам задания самовольно. Казнил и миловал по своему усмотрению. Ну, а мы со своей стороны поможем. Огласка там, пресса, разоблачительный фильм. Очень интересно будет узнать нашим гражданам, что полицейский генерал принял на службу сбежавшего из Крыма бандеровца. С киевской безпекой, что ли, снюхался?
Меня резко повело на сторону. Они знают всё, всё, всё! Но заявить об этом публично пока не решились. Всё верно. В их устах разоблачения прозвучали бы как клевета. В моих – как истинная правда. И, самое ужасное, что правдой это и было. Только вот Дрон никогда не был бандеровцем. Но кому интересны такие тонкости?
– Говорю же – не в теме, честно! Что мне, землю жрать? На иконы креститься? Чего ради я себя грузить стану? Как я могу про собственного дядю такие вещи говорить на публику?
– Куда там эти вши лобковые провалились? Другая «шкурка» срочно нужна. Может, поумнее этой окажется?
– Были какие-нибудь новости? – Зубарев жестом подозвал Платона Куценко.
Тот, огромный, как медведь, стоял перед боссом на полусогнутых.
– Нет, ничего не слышно. «Трубки» не отвечают. Сами волнуемся.
– Какие-то там непонятки, – сообщил Металлург. – И ляд бы с ними. Других наймём.
– Они в курсах, где мы притырились, – напомнил Улан, почёсывая в бороде. – Как бы не заложили.
– Ничего, в ментовке они время потянут. А там договоримся, – успокоил Зубарев. – Вот что, Марьяна, я тебе скажу. Врать нехорошо – это первое. Генерал не только с тобой откровенничал, но и посылал на задания. К сестре Классена, к брату Водовозова, по другим адресам. На пепелище, под Зеликом, ты засветилась. С Печениным Леонидом была в ночь его гибели. В Москве постоянно мелькала. Париками, каблуками, шмотками можно лохов всяких морочить, но не нас! Поняла? Фигура, походка, форма носа и ушей у каждого человека свои. Под старую каргу ты не загримируешься. В одном отдаю должное – наши всё время опаздывали. Узнавали тебя задним числом. И долго не могли выбрать момент, чтобы пригласить в гости. Но, как говорится, сколь верёвочка ни вейся… Точку поставила история в хостеле, когда взяли Николая. Вон, Сашка всё подробно доложил – как ты там шваброй махала. И усыпали Финансиста клофелином. Для того чтобы живым его взять. Знали, что яд всегда под рукой…
«Я не знала! Я просто не хотела, чтобы «НН» ушёл из хостела! Казалось, что так проще. Он мог оказать сопротивление, взять кого-нибудь в заложники. Слишком важная и опасная птица. Но про яд, по-моему, не разведал даже Старик…»
Мне хотелось всё это крикнуть Зубареву, но я не могла. Михона и Влада уже не спасти. Себя, скорее всего, тоже. Сознаться ради Дианы с детьми? О, если бы наверняка знать, что это поможет! Дядя, наверное, понял бы. А вот Богдан осудил…
– Если нечто выглядит, как утка, плавает, как утка, крякает, как утка, то это с большой вероятностью утка и есть, – продолжал между тем Зубарев. – Подсадная утка – это ты. Всё, что вы творили по приказу и с ведома генерала Грачёва, майора Ружецкого и пенсионера Петренко, незаконно Более того, преступно. Ваша весёлая компания окажется на скамье подсудимых. Шум будет оглушительный. Ментовская хунта, не имея возможности действовать легально, практиковала тайные расправы. Создавала этакие «эскадроны смерти», частные компании. Стакнулись с гебистами-предателями, несмотря на давний базар. И ты, сучка, принимала в их работе самое деятельное участие…
– Я никого не убивала! – От перспективы суда над дядей, братом и Геннадием Ивановичем мне сделалось совсем тошно. А тут ещё Дрон! Конечно, из-за него разыграют украинскую карту. И это уже статья куда более тяжкая. За такие вещи и на пожизненное можно пойти. Самое меньше, двадцать пять лет дадут…
– А-а, признаешься всё-таки? – обрадовался Уланов.
– Ни в чём я не призналась. Говорю за себя – ни о каких убийствах не знаю.
– Не знаешь, так узнаешь. И сама пальцем покажешь на тех, кто этим занимается. В том числе и в системе ФСБ. – Уланов нервно дёргал себя за бороду.
– Вы что, я-то причём? Кто меня до этих дел допустит?
– Ерухимович с сыном, – твёрдо ответил Металлург. – Вот уж по кому не только стенка плачет, но и виселица.
Тут я возблагодарила судьбу за то, что у меня совершенно чёрные глаза. А то бы зрачки расширились и выдали меня с потрохами. В остальном удалось сохранить самообладание – ведь к полиграфу меня не подключали.
– «Нелёгкое дело – закон защищать!» – вспомнил модную песню Металлург и выпил ещё рюмку ореховой настойки. Глаза его постепенно наливались кровью. – Если вы с Ольгой Озирской думаете трахом отделаться, то ошибаетесь. Это, конечно, тоже будет. Но после вам в одно место тротил набьют и взорвут к чёртовой матери! Будут потроха висеть на потолке. В том числе и твоего нерождённого ублюдка…
Я прекрасно понимала, что Металлург не врёт. Перед глазами поплыли лица свояков, Анатола, врача Дато, Платона Проценко. Диану с детьми и ребят я уже не успела увидеть. Подумала, что лучше умереть сейчас, не дожидаясь того, другого.
– Мы никого никогда не убивали! Это ложь. Мальчики просто заступились за нас на даче. И любой на их месте, если он мужик, так повёл бы себя… – Я была готова зубами грызть стену от бешенства и бессилия.
– Джентльмены, нечего сказать! – рассмеялся Металлург. – А вам плохо, леди? Вы так побледнели. Может, желаете глотнуть бренди? Или понюхать соли? В вашем положении такое бывает…
Мой мальчик словно почувствовал, что речь идёт о нём, и затрепыхался под сердцем. Начались такие сильные перебои, что я едва удерживала сознание. И материнский инстинкт на минуту заглушил во мне все остальные чувства.
– Что я должна сделать? – В этот момент мне было на всё наплевать.
– Вот, так-то оно лучше! Не надо нами гребовать. – Зубарев энергично потёр ладони. – Верно, мамочка! Потомство превыше всего. Что сделать? Рассказать всю правду. А уж за последствия не беспокойся. Те, кто всегда готов поплакать за врагов России, должны понести наказание. Этого требует высшая справедливость. У твоего дядюшки столько противников, что его мигом на британский флаг порвут. Он вёл себя осторожно много лет, но сейчас прокололся. Я, признаться, сам патриотом его считал. Тем более что происходит он из казаков, причём не бедных. И в девяностых заслужил хорошую репутацию. А сейчас, гляжу, завилял чего-то. Внешне курс одобряет, либерастов кроет, а сам куда-то глазом косит. А потом и черкесская родня у него обнаружилась в Сирии. Видно, напели о геноциде, когда ездил к ним – ещё до запрета…
Вот интересно! А я ничего такого от дяди не слышала. То ли Металлург врёт, то ли дядя не до конца мне доверяет. Или просто счёл, что такую попрыгунью-стрекозу, как я, это не зацепит.
