Литагент Нордмедиздат - Норвежская спираль
После этих слов старший, – как, оказалось, звали его Хокон Хальвари, – достаёт длиннофокусные немецкие бинокли, записные книжки и раздаёт каждому из присутствующих.
– Задание следующее. С наших сопок хорошо просматривается бухта, вон там, за левым фиордом. В этой бухте базируются пять, возможно, шесть немецких подводных лодок U-48 и U-103 с номерами 863, 911, 247, 249 и 294. Есть и одна наша, реквизированная фашистами лодка UC-1 с номером 58. Наша задача, выяснить время выхода каждой лодки в море и, соответственно, её возвращения. Возможно, дежурить придётся круглосуточно, поочерёдно сменяя друг друга. Результаты наблюдений заносить в записные книжки, а также все детали, подмеченные в процессе наблюдений. Задание понятно?
– Так точно – ответили по заученному советскому уставу норвежские диверсанты.
– А вам что-то не ясно? – спросил промолчавшего профессора Хальвари.
– Да нет, кажется, ясно всё – ответил тот.
И, действительно, профессору было ясно абсолютно всё, кроме одного: каким образом повернуть время вспять и оказаться, ну если не в 2005-м, то хотя бы в 2002-м или в 2004-м году? Он являлся твёрдым сторонником взглядов, нацеленных в будущее, а не в прошлое, что, собственно, определялось смыслом работы установки EISСAT, которой он отдал уже более десяти лет жизни. Это, во-первых. Во-вторых, же, если он откатился на более чем шестьдесят лет назад, и попал в самый тяжёлый, требующий жертв и самоотдачи, отрезок истории своей страны, то стоит сейчас подумать над тем, как отсюда выбраться или же геройски погибнуть за неё. Если бы он находился в реальном для себя времени, то, возможно, избрал бы этот второй путь, несмотря даже на то, что возраст его к данному моменту исчислялся одним годом, а его мать в это время прожигала жизнь с немецкими офицерами. И это был бы абсолютно правильный для него выбор, поскольку Германия напала не только на Норвегию и оккупировала её, но и на Россию, то есть на Советский Союз. Правда, его отношение к Советскому Союзу было, в конечном итоге, скорее, негативным, нежели нейтральным и он никогда не скрывал этого, причём не для «красного словца», как говорится, а по внутреннему своему убеждению. Да, СССР являлся правопреемницей царской России, но только в территориальном отношении, во всех же других смыслах он её уничтожил и потащил страну в каком-то непонятном направлении, уведя её с проторенных и проверенных временем дорог европейских государств, можно сказать, в экономическую пропасть. Понятно, что большевикам надо было отрабатывать немецкие, а, точнее, американские деньги и превратить Россию в тот испытательный полигон новой социальной формации, плоды с которого семьдесят лет пожинали те же европейские государства. И вот здесь возникала парадоксальная ситуация: если норвежским коммунистам в 1942 году был ясен их единственный выбор в пользу Советского Союза, то ему с высоты уплывших с этого времени шестидесяти трёх лет выбирать сторону нецивилизованной страны, откатившейся на последние в списке стран места, не позволял высокий престиж его второй родины. У его спутников поневоле была идея, за которую они готовы были отдать свои жизни, у него такой идеи, отродясь, не было. Поэтому единственной, если так можно выразиться, идеей для него в данный момент было возвратиться в Тромсё 2005 года и хорошо, если бы такой поворот со временем удалось осуществить его коллегам на Комплексе, при условии, что там не разнесло всё вдребезги в результате эксперимента.
Вдруг он ощутил толчок в спину и услышал голос Хальвари.
– Вы что, уснули?
– Да нет, просто немного задумался.
– Задумываться сейчас некогда. Вон зашла уже вторая лодка в бухту, а вы её, получается, просмотрели.
– Извините. Постараюсь быть внимательнее.
В это время послышались на мелком гравии шаги подкованных сапог идущих в ногу людей. Диверсанты прильнули к земле. Мимо проследовал немецкий патруль, состоящий из четырёх человек, а с ними ещё двое полицейских, одетых в форму stapo. Это был пограничный наряд, который, с одной стороны, формально, каждый день в одно и то же время совершал обход этого стратегически важного участка побережья, с другой же, каждый пограничник внимательно вглядывался чуть ли не в каждый камешек, пытаясь не пропустить следы возможно действующих здесь партизан. Этот досмотр всегда был тщательным, но особенно он усилился после попытки взрыва на заводе по производству тяжёлой воды в Веморке, устроенного партизанской диверсионной группой. Знали б норвежцы, что побочный продукт, каковым являлась тяжёлая вода при производстве у них сельскохозяйственных удобрений, станет у немцев основным сырьём для опытов, связанных с изготовлением атомной бомбы, они бы взорвали завод ещё до оккупации страны. Правда, через месяц немцы всё равно восстановили бы его, а патрулирование в особо важных стратегических местах усилилось бы в несколько раз. В том числе и здесь, во фьордах, где находились базы немецких подводных лодок.
Кстати, эта узкая горловина норвежской территории вплоть до Киркенеса в фюльке Финнмарк, в десяти километрах от советской территории, так и оставалась всего лишь оккупированной без дальнейшего продвижения немецких войск в сторону Кольского полуострова. Линия фронта проходила по 4-километровому хребту Муста-Тунтури и дальше, остававшейся почти что неизменной в течение всех пяти лет войны, за исключением нескольких продвижений с боями немецких частей на восток и таких же контратак войск советских в обратном направлении. С подачи разведки самолёты авиации Северного флота, по численности уступавшие противнику, бомбили город, аэродром Хебуктен, на котором базировалась большая часть заполярной авиации Люфтваффе, а также железорудный обогатительный комбинат. Немецкие самолёты, соответственно, бомбили Мурманск, Североморск, Печенгу, Никель, причём так активно, что к середине 1942 года Мурманск практически был сожжён дотла. И было до некоторой степени странно видеть немногочисленных пленных немцев, которых вели по улицам города, засеянным картошкой, с завязанными глазами, чтобы они, не дай Бог, не увидели каких-либо секретных объектов. Что же касается баз подводных лодок, то их бомбардировки целиком и полностью полагались на донесения таких вот диверсантов, каковым с сегодняшнего дня становился и профессор. Конечно, если бы его воля в данной ситуации играла какую-нибудь роль, то он предпочёл бы стать бойцом группы «Рота Линге» или «Шетланд» и подчиняться членам правительства и непосредственно королю, которые, правда, находились в Великобритании, но последней резиденцией их в течение двух недель был именно Тромсё. Они не поддались на уговоры немцев капитулировать и успешно руководили норвежским Сопротивлением из Лондона. Королевский вензель Н7 стал символом этого Сопротивления. Профессор с возмущением читал в свободные от экспериментов у себя на Комплексе идиотские измышления, гуляющие в Интернете, о том, что, якобы, король Хокон VII был подменён в результате блестящей операции советских спецслужб во время его отправки в эмиграцию 9 июня 1940 года и вернулся в Норвегию, якобы, не он, а его подготовленный в Москве двойник. Даже если такая операция планировалась НКВД, то уже за одно только это питать какие-либо чувства к Советскому Союзу представлялось профессору преступлением и непростительной изменой. Но сейчас он был на стороне норвежского сопротивления оккупантам, и чувство ненависти к ним было сильнее чувства антипатии к СССР.
Во время этих его патриотических размышлений появился немецкий наряд, возвращавшийся обратно к своему исходному пункту, и было видно, как заиграли желваки на лицах товарищей профессора по оружию. Да, его товарищами они в данном случае, естественно, являлись, хотя оружия у них ни у кого не было, кроме трёх пистолетов «Коровин ТК» довоенного советского образца, выданных им ещё в Мурманске перед заброской сюда, в тыл к немцам. Здесь иметь его не представляло никакого смысла, так как обнаружение себя ввиду открытой местности означало собственную гибель и конец любой операции. А вот первые десанты оснащались автоматами ППД, гранатами и запасом патронов. Но когда наличие вооружения стало усложнять пребывание их в тылу врага и привело к захвату противником первых диверсионных групп, от этого пришлось решением Мурманского военного командования отказаться. Пришлось отказаться также и от воздушного десантирования диверсантов после гибели одного из них, Ивара Эриксона, который не сумел раскрыть парашют в результате сердечного приступа, после чего норвежцы категорически отказались от воздушного способа заброски. Здесь, на этом практически безлесном участке норвежской территории, вообще было бессмысленно любое сопротивление, любая легализация и только поведение «тише воды, ниже травы», скудные побеги которой виднелись кое-где среди гравия, могло быть приемлемым. Два раза в неделю к ним приходил связной, переодетый в немецкую форму, чтобы получить данные наблюдений и переправить их в Киборг. Другой связной раз в неделю приносил продукты питания и инструкции, доставляемые из Мурманска на катере или подлодке и получаемые им в условленном месте. И всё двигалось вроде бы своим чередом.
