Александр Снегирёв - Как мы бомбили Америку
Парни угощали нас куриными котлетками из огромного картонного ведра. Несколько раз «Мустанг» почти столкнулся с другими машинами, чуть не свалился с обрыва и едва не впечатался в вековое дерево. Но это не мешало мне любоваться изумительными пейзажами, напоминающими китайские акварели.
Таким образом мы оказались в городке Бонн. Там нас застал дождь и промочил до нитки. Даже паспорта намокли. Чтобы не шастать наугад, мы посмотрели указатели и вычислили, в какую сторону следует ловить тачку. До этого мы полагались на собственное чутье. Чутье нас подводило. Когда чутье подводит и это стоит тебе пары миль туда-обратно пешком, а плечо оттягивает тяжелая сумка, то волей-неволей перестанешь полагаться на чутье и начинаешь смотреть на указатели.
Не успели мы выйти из города с северной стороны, как рядом тормознул чудаковатый господин. Он принялся расспрашивать, кто мы и откуда. Обычная история на дороге. Я сидел спереди, рядом с ним и рассказывал о наших приключениях. Иногда я прибавлял в конце фразы «сэр».
– Работа нужна? – спросил господин своим странно медлительным голосом. Словно звук буксовал в киселе. Надо сказать, что ехал он так же, как и говорил. Ме-е-е-д-л-е-е-е-н-н-н-о-о-о.
– Конечно, сэр. Нам нужна работа, а что предложите?
– Отсосешь – получишь полтинник, – выпалил он неожиданной скороговоркой. – И брось называть меня «сэр». – Господин смотрел на меня глазами, полными любви.
– О, забыл! Нам вот здесь выходить, у нас здесь встреча! – донесся с заднего сиденья Юккин голос.
– Подумай хорошенько, – настаивал господин, но я уже дергал ручку двери. Я так и не понял, остановился он или мы выскочили на ходу – скорость автомобиля была столь мала, а мы торопились.
Оставив нас на обочине, господин пополз дальше.
– Отсосешь за полтинник? – издевался Юкка. – А за пятьдесят пять?
– Вот сука! Полтинник! Неужели я так плохо выгляжу! – кипятился я.
– Нормальная цена! Зря обижаешься. Один отсос – ночь в мотеле! Можно иметь в виду на крайний случай, хотя нью-йоркская дрочка приносила больше! – подсчитывал Юкка.
Мы поплелись вдоль дороги. Смеркалось. Дождь возобновился. Вокруг возвышался густой темный лес. Раздавленных зверьков на асфальте прибавилось.
Леди на «Мерседесе»
Ночевать в мокрой одежде, в мокром лесу под дождем – не самая приятная вещь на свете. Опыта у нас не было, но что-то подсказывало, что это именно так. Мы продолжали отчаянно оттопыривать большие пальцы рук навстречу проезжающим машинам. Люди возвращались с работы. Их ждали теплые сухие дома и ужин. Им было неохота сажать на заднее сиденье грязных засранцев, голосующих на опушке леса.
– Смотри, баба на «Мерсе»! – крикнул Юкка, кивнув на одну из машин. За елозящими дворниками виднелось лицо женщины.
– Редкая тачка для Штатов…
Вдруг серый «Мерседес» остановился. Мы переглянулись и бросились к нему.
– Спасибо, мэм! Большое спасибо! – Наши глаза лучились неподдельным счастьем, встречаясь в зеркале заднего вида с голубыми глазами блондинки среднего возраста.
– Плохая погода, – усмехнулась она.
– Да уж.
– Куда вас подбросить?
– Как можно дальше на северо-восток, мэм. Мы едем к океану.
– Где собираетесь ночевать?
– На улице, мэм.
– У вас есть палатка?
Я не понял и уточнил у Юкки по-русски.
– Что она сказала?
– Она спросила, нет ли у нас палатки.
– Какой палатки?
– А хрен ее знает.
– У тебя нет палатки?
– Нет, а у тебя?
– У меня тоже нет.
– У нас нет палатки, мэм, – ответили мы хором. Я даже как-то презрительно. С детства испытываю презрение к палаткам. Мне кажется, что если оказаться в палатке, то какой-нибудь жук обязательно заползет в трусы. Я создан для дворцов, а не для палаток.
Дама покачала головой. Дальше ехали молча. Она первая нарушила тишину:
– Ночуйте у меня, ребята.
На миг мы задумались. А что, если она людоед? Но было не до размышлений.
– Это очень любезно! Спасибо, мэм! – мы радостно переглядывались и хлопали друг друга по коленкам.
Подъехав к небольшому вагончику, «Мерседес» остановился.
– А вот и мой дом.
Мы вышли. Это был обычный трейлер. В таких целые семьи отправляются на отдых. Трейлер стоял на фундаменте. К нему была пристроена веранда и пара комнат. Бывает, ездишь на «Мерседесе», а живешь в трейлере. Такие дела. Даму поджидала семья – парочка охотничьих английских собак и голубой волнистый попугай.
– Вон ваша комната, – кивнула дама на дверь слева. – Раздевайтесь, я брошу ваши шмотки в сушилку.
Мы незамедлительно последовали ее совету, а через десять минут уже сидели на диване в трусах и смотрели телевизор. Я прятал свои ноги. Они посинели, их покрасили мокрые кеды. Пальцы снова стерлись. Я незаметно отодрал кусок засохшей кожи со старого волдыря и бросил в мусорное ведро. Промахнулся, кожа шлепнулась рядом. Не зря в школе меня выгнали из баскетбольной команды. Одна из собак понюхала кожу и сожрала. Хозяйка ничего не заметила. За стеной уютно шумела сушильная машина, наполненная нашей одеждой и полотенцами, которые начали было протухать.
– Хотите сэндвичей?
– Хотим, мэм!
Дама сварганила пару сэндвичей, вкуснее которых мы не ели ни до, ни после. Собственно, это была единственная еда за тот день. Утром пакетик сахару из закусочной, в обед – парочка наггетсов от парней на «Мустанге».
– Хотите посмотреть альбомы по искусству? Я училась живописи в Париже. – Мы кивнули. Юкка из дипломатических соображений, я искренне.
– Мы обожаем искусство!
– О, грэйт! – воскликнула дама и присовокупила к нескольким толстым томам папку со своими работами. Смотреть произведения новичков всегда непросто. Особенно когда работы так себе, а их автор приютил тебя и обогрел. Акварельки, подсунутые дамой, оказались жалкими ученическими попытками. Ей не хватало ни мастерства, ни вкуса.
– У вас тут красивая природа, – сказал я, наткнувшись на очередной вялый пейзажик.
– О, да! – воскликнула мадам. – Я выставляла эту работу в прошлом году на конкурсе штата среди художников-любителей.
Юкка не стал утруждать себя игрой в культурного мальчика и быстро вернулся к телевизору. Я же, внимательно изучив работы гостеприимной леди, принялся за альбомы. Больше всего мне запомнился Вермеер. Я любовался лицами его персонажей, складками их одежды, тонко изображенными географическими картами, висящими на стенах его интерьеров. Юкка пошел отлить.
– Обожаю Вермеера. – Я собрался было поставить альбом обратно на полку, но тут дамочка навалилась на меня всем телом и залепила рот поцелуем. Я держал альбом, как щит, и тихонько мычал. Не получив ответного поцелуя, она отпрянула..
– Я тебе не нравлюсь? Меня зовут Энн.
– Ну что ты, Энн… Ты такая красивая… Я Алекс, очень приятно…
– Я никому не нравлюсь. Меня считают психованной.
– Энн, я не считаю тебя психованной. Просто был трудный день…
Из-за стены донесся звук спускаемой воды.
– Я хочу подарить тебе что-нибудь на память, – сказала Энн, одергивая юбку. Она пошарила по столу и вручила мне японский карандашик со сменными стержнями.
– Знаешь, я из семейства Карнеги. Слыхал о таком? Карнеги-холл в Нью-Йорке наших рук дело. В семье я изгой. Живу здесь, в трейлере. Участвую в местных выставках.
Юкка вернулся в комнату.
– Вы устали, ребята. Отправляйтесь спать.
– Спокойной ночи, Энн.
Новый день
Какой-то латинос завез нас не в ту сторону, после чего мы упрямо перли обратно. «Вива Куба и все такое», – подумали мы, завидев латиноса, но вскоре поняли, что он везет нас не туда. Попросили тормознуть, парень не понял, мы попросили еще раз, он опять не просек. Я с ужасом догадался, что латинос ни слова не понимает из того, что мы ему говорим. Он совсем не знал английский. Пришлось бурно жестикулировать, кричать и даже прикрикнуть, чтобы чувак наконец тормознул. Тупость потомка великих майя привела к тому, что мы отъехали в сторону мили на полторы.
Ночью мы спали как убитые, хоть у нас и были опасения, что мисс Энн явится с топором. Утром мы тихонько встали и вышли на цыпочках, не прощаясь.
Когда я обернулся на трейлер в последний раз, то увидел, как за окном мелькнуло ее лицо. А может, показалось. Я было почувствовал себя неловко, но быстро обо всем позабыл. Нам предстоял долгий путь на северо-восток.
Пот капал со лба. Мы шли вперед. Мимо опрятных домов из кирпича. Мимо ветхих развалюх из досок. На террасах опрятных домов на мягких пуфиках сидели стриженые собачки. На террасах развалюх в продавленных плетеных креслах размещались, почесывая яйца, пузатые бездельники в несвежих майках.
Мы преодолевали пешком милю за милей.
– Прикинь, сейчас за поворотом лежит сумка, а там бутылка воды и десять тысяч, – мечтал Юкка.
– Позавчера ты хотел двадцать.
– Десять тоже сойдет.
– Точно. Десятка зеленью и два гамбургера из «Макдоналдса».
