Игорь Симонов - Уровень опасности
Ахмед был настроен философски. Ему хотелось поговорить, Алексей был хорошим слушателем, а сегодня особенно. Он продолжал говорить о русском терроризме, о том, что Россия является по сути родиной террора в его нынешнем понимании. Алексей слушал вяло, на столе были минеральная вода, зелень, свежие лепешки, фрукты, какие-то арабские закуски. Алексей попробовал, и ему понравилось, потребности организма брали свое, несмотря на все душевные переживания.
– Ты знаешь, что среди первых русских революционеров процент евреев был намного выше их процента среди населения?
– Нет, не знаю. Откуда мне знать?
– А среди террористов этот процент был еще выше, чем среди революционеров…
– Интересно.
– Мне тоже всегда было интересно, почему это так? И многие были не из бедных семей…
– Я слышал, Троцкий был из богатой семьи…
– Ты радуешь меня своими знаниями, но я говорю о террористах, о боевой организации эсеров, если хочешь. Троцкий здесь ни при чем. У тебя есть идеи?
– О чем?
– Ты слушаешь меня? – Внимательный жесткий взгляд, ничего подозрительного, можно расслабиться. – Ты слушаешь меня, Алексей?
– Конечно, я слушаю тебя. – Меньше всего его интересовала роль евреев в русском терроризме, но нужно было сконцентрироваться. Потерявший интерес к разговору Ахмед был бы для него сегодня бесполезен, но он говорил и говорил, наслаждаясь этим вечером и своей властью над Алексеем. Возможно, он просто понимал, с чем Алексей пришел к нему, знал, как обычно, все вопросы и ответы и развлекался всем этим. Ведь насыщенная бурными событиями жизнь Ахмеда была теперь совсем лишена развлечений.
– Если еврей чувствует слабость, он бросается, как коршун, и забивает жертву. Если еврей чувствует силу, он маскируется под скрипача, шахматиста и ученого-физика. До, во время и после революции они проливали кровь, а когда пришел их черед приносить жертвы, они стали играть на скрипке и создавать легенду о своей мученической доле. Ты слушаешь?
– Да, Ахмед, но, прости, я все равно не понимаю, при чем здесь евреи.
– Что с тобой сегодня, Алексей?
– Я не могу быть всегда одинаковым, Ахмед. Пожалуйста, объясни, я слушаю тебя.
– Хорошо, я расскажу, хотя тебя тревожат другие мысли. Я расскажу, а потом ты расскажешь, зачем приехал.
– Да.
– Сейчас у них есть самолеты, танки, у них даже есть ядерное оружие. С другой стороны, у них есть Голливуд, с помощью которого можно создать у всего остального мира комплекс вины всякий раз, когда еврея где-нибудь укусит комар или ему на голову упадет яблоко. Всем тут же напомнят про Олимпиаду в Мюнхене, Анну Франк и список Шиндлера.
Только сейчас Алексей понял, что Ахмеду нужен слушатель, который хотя бы знает слова, которые он произносил. Ахмед выговаривал что-то очень важное для себя и, наверное, что-то очень умное, жалко, что это было непонятно и совсем не нужно.
– Все сравнивают сегодня Америку с Римской империей и предрекают ее падение. Римская империя сама пала под ударами тех, кого они называли варварами, но изнутри ее подточило христианство. Люди перестали верить в то, во что верили их предки, и им нечего было защищать, не за что отдавать жизнь. Тупая, жирная Америка, которая тратит на войну столько же, сколько весь остальной мир, – ты только подумай: пять процентов населения имеют военный бюджет такой же, как у остальных девяносто пяти, – так вот, эта тупая Америка очень похожа на Римскую империю – десятки, сотни тысяч солдат далеко за пределами страны, рабы стали вольноотпущенниками, но это только внешние проявления. Мировой сионизм использует Америку для достижения своих интересов.
– Ты веришь в сионистский заговор?
– Я верю в борьбу идеологий. Целью сионизма является установление господства евреев. Целью ислама – установление справедливой жизни для всех верующих. Мы самая молодая религия, поэтому мы сильны, как когда-то было сильно молодое христианство, и нас бомбят с воздуха, как когда-то скармливали молодых христиан львам. И молодежь идет к нам, так же как когда-то шла к христианам, – за справедливостью. Почему ты с нами?
Для Алексея это был неожиданный поворот разговора. Ахмед никогда ничего не говорил просто так, и сейчас, завершая этой фразой свой длинный монолог, он как бы приглашал Алексея перейти к другой теме – ну, зачем пришел? Если пришел просить, хватит ума согласиться, что ты с нами?
– Если честно, я до сих пор не могу ответить на вопрос, почему я с вами. Может быть, просто потому, что вы единственные, кто оказался рядом в нужный момент.
– Ты ответил, – Ахмед удовлетворенно посмотрел на Алексея и достал из кармана четки. – Мы оказались рядом в нужный момент, и потому ты сейчас здесь. И ты пришел просить меня о чем-то, потому что тебе некого больше просить. Тебе кажется, что это плохо, когда просить больше некого, но ведь ты не стал бы ничего обсуждать с человеком, которому не доверяешь. Я слушаю тебя, Алексей. Не волнуйся, я сделаю все, что можно, – он уверенным движением разлил по пиалам чай. – Говори.
– Ты предупреждал меня, Ахмед, что я не должен ни с кем встречаться, что это большая ошибка и что придет момент, когда я пожалею об этом.
– Да, продолжай.
– Ты был прав во всем, кроме того, что я пожалею об этом. Я не жалею. Это были лучшие месяцы моей жизни. Я их заслужил.
– И теперь ты боишься за нее?
– Да.
– Ты сделал свой выбор тогда, сделай его и сейчас. Мужчина должен отвечать за свои поступки.
– Я сделал выбор. Я хочу, чтобы она уехала.
– Когда?
– Когда все случится.
– Это может быть плохим выбором, Алексей. Если тебя опознают, у нее все равно будут проблемы. Расстанься с ней сейчас – это даст ей хоть какой-то шанс. Ее подержат и выпустят. Против нее ничего нет. Будет пара месяцев очень неприятных, будет подписка о невыезде, могут уволить с работы. Где она работает, кстати, я забыл?
– В иностранной компании.
– Иностранцы могут и не уволить. Она молодая, красивая – это не конец жизни. Если она любит тебя так же, как ты любишь ее, твоя смерть будет для нее куда большей трагедией, чем все остальное.
– Я не хочу, чтобы она страдала…
– О каких страданиях ты говоришь? – Перебил Ахмед. – Два месяца в изоляторе в сравнении с гибелью любимого человека, который оказался не тем, за кого себя выдавал, то есть просто обманул, – это ничто. Она никогда уже больше не сможет никому верить – это и есть постоянное страдание.
– Что мне делать, Ахмед?
– Ее не свяжут с тобой, если тебя не опознают. Ее видели с каким-то человеком, и этот человек пропал. Такое бывает. Если хочешь помочь ей – расставайся сейчас и сделай так, чтобы тебя не опознали. Кстати, так ты поможешь и родным.
– Что ты имеешь в виду, Ахмед? Как я смогу сделать, чтобы меня не опознали?
Ахмед выдержал длинную паузу, прежде чем ответить. Таким образом он обычно подчеркивал значимость того, что будет сказано.
– Как сделать, чтобы тебя не опознали, Алексей, это технический вопрос. Если ты сейчас или завтра скажешь мне, что ты готов к тому, чтобы тебя разнесло на куски после того, как ты сделаешь свою работу, значит, так оно и будет. Мы никогда не говорили с тобой о том, что может быть после. Когда-то этот разговор должен произойти. Пусть он произойдет сейчас, если ты готов.
– Я готов.
– Послушай пульс. Частый?
– Да.
– Кровь стучит в висках? Померить давление?
– Зачем?
– Шутка. Извини. Всем будет лучше, если тебя не смогут опознать. Всем твоим близким будет лучше, твоей девушке будет лучше. Все равно никто не даст похоронить тебя по-человечески, поэтому…
– Я согласен.
– Если тебе нужно еще подумать…
– Ахмед, я сказал, что согласен.
– Хорошо. Иван все организует и за всем проследит. Но тебе нужно расстаться с девушкой сейчас.
– Почему?
– Потому что если ты не расстанешься с ней и произойдет то, что должно произойти, то она может стать опасной сама для себя. Мы не знаем ее реакции. Она может связать события.
– Ты хочешь сказать, что она может стать опасной для вас?
– Я хочу сказать то, что сказал. Мы не тронем ее – даю слово. Она не знает никого, кроме тебя, поэтому не представляет опасности, если она не свяжет тебя с событием. Неужели непонятно?
– Понятно. Скажи мне, когда?
– Не меньше месяца и не больше двух. Скажи ей, что тебе надо в командировку и ты не можешь взять ее с собой. Сначала можешь разговаривать с ней по телефону. Потом перестань.
– По какому телефону? Она сразу поймет, что я здесь.
– Мы тебе дадим телефон с английским, немецким, голландским номером, не будь идиотом. Прими наконец решение. Это твоя проблема. Я готов помочь тебе решить ее, но сначала прими решение. Все, хватит об этом.
Алексей понимал, что Ахмед прав. И что он недоговаривает. Если Алексей не примет правильного решения, они примут его за него. Ему надо что-то придумать. Может быть, действительно уехать, потом сделать вид, что приехал на пару дней, а потом снова уехал. И уже не приехал. О боже, оказалось, что это тяжелее всего. Оказалось, что расстаться с любимой тяжелее, чем убить. Или все это потому, что он не хотел уходить из мира, с которым Катя единственная и связывает его, не с миром ментов, политиков, террористов, а с миром морей, деревьев, голубого неба.
