Полина Дашкова - Соотношение сил
– Полонез Огиньского, «Позегнане очизну».
– Простите, я поняла только слово «полонез».
– «Прощание с родиной», композитор Михал Клеофас Огиньский, – тихо объяснила Агнешка.
– Есть такой композитор? – Эмма вскинула брови. – Впервые слышу. И с какой родиной он прощается?
– С Польшей.
– Очень актуально. – Из вежливости она сдержала усмешку. – Когда же он успел написать эту трогательную музыку?
– В тысяча семьсот девяносто пятом году. – Агнешка легким движением поправила волосы. – Огиньский участвовал в восстании Тадеуша Костюшки против раздела Польши между Австрией, Пруссией и Россией, восстание было подавлено…
– Все-все, милая. – Эмма замахала руками. – Лекцию по польской истории вы мне прочитаете в другой раз.
– Простите, госпожа. Хотите чай или кофе?
– Ничего не нужно, спасибо.
Вернер сидел за маленьким столом, грыз карандаш. Стол был завален исписанными бумагами. Эмма подняла с пола несколько упавших листков, чмокнула старика в щеку и небрежно спросила:
– Вы все-таки решили ссылаться на Мазура?
– Странный вопрос, дорогуша. – Старик пожал плечами. – А как же иначе?
– Да, но вы уже семь лет работаете без него.
– Не семь, а шесть, – спокойно уточнил Вернер, – это не имеет значения. Главные этапы мы проходили вместе.
Эмма стояла у стола и шарила глазами по разбросанным страницам. Имя Мазура мелькало слишком часто. Ладно, черт с ним, военная цензура вычеркнет, да и какая, в конце концов, разница? А вот то, что своего имени она не увидела, обожгло крепко, будто кипятку глотнула.
– «Черный корпус» больше не свирепствует, Россия теперь дружественное государство, надеюсь, Марка не вычеркнут. – Старик поднял голову и поймал ее взгляд. – Эй, дорогуша, ты чего надулась?
– Я? Нет, все нормально.
– Доценту Эмме Брахт будет отдельная подробная благодарность на последней странице.
– Спасибо, Вернер, не нужно.
– Дорогуша, в чем дело? Или хочешь, чтобы я зачислил тебя в соавторы?
Она молча отвернулась и до боли закусила губу. Он легонько похлопал ее по руке.
– Спасибо, Вернер, теперь я знаю, как хорошо вы обо мне думаете, – процедила она сквозь зубы.
– Ладно, прости, пожалуйста, просто ты выглядишь такой обиженной, непонятно почему. Кстати, Герман в курсе, что ты мне помогаешь?
– Да, конечно.
– И как он к этому относится?
– Сначала злился, потом принял как данность, – быстро произнесла Эмма и достала из сумки пудреницу.
– Ну, слава богу. – Вернер вздохнул. – А то я боялся, что у него будет шок, когда выйдет публикация.
Ей надо было прийти в себя, сменить тему. Обида жгла нестерпимо. Как он смел предположить, что она претендует на соавторство? Все равно что заподозрить в воровстве! Но отдельная благодарность на последней странице, за все, что она для него делала, – это крайне оскорбительно. Так благодарят жалких лаборантов. Быстро прикасаясь к лицу пуховкой, она небрежно произнесла:
– Ваша пани Кюри сегодня сияет.
– Еще бы ей не сиять. – Старик развернулся на стуле, оскалил в улыбке вставные белоснежные зубы. – Утром пришло известие, что ее ребенок жив.
– Что? – Эмма едва не выронила пудреницу. – Как? Каким образом удалось узнать?
Он поманил ее пальцем и таинственно прошептал:
– Мы связались с польским подпольем.
Эмма отпрянула.
– Кто это – мы?
– Какая ты пугливая, совсем разучилась понимать шутки.
– Это очень плохая шутка, – медленно отчеканила Эмма, спрятала пудреницу в сумку и спросила еще раз, спокойнее: – Ну, и как же удалось узнать?
– Макс посоветовал обратиться в Ватикан. – Вернер встал, покрутил головой, разминая шею. – Там есть специальная служба, которая поддерживает контакты с польским духовенством. Три месяца назад мы отправили запрос. И вот наконец получили ответ.
– Кто – мы?
– О господи, – Вернер закатил глаза. – Разумеется, мы с Агнешкой.
Внизу зазвонил телефон. Старик взглянул на часы и быстро вышел. Дверь осталась открытой. Эмма слышала его шаги по лестнице, голос Агнешки:
– Тот господин, который звонил утром.
Потом голос Вернера:
– Да… Буду через пятнадцать минут… Третья скамейка справа от главного входа… Да, понял… Светло-серый пиджак… Ну, и отлично. До встречи.
Эмма сбежала вниз, замерла у лестницы, открыв рот. Вернер был уже в ботинках и надевал пиджак поверх домашней рубашки.
– Что случилось? Куда вы? – Она не могла понять, почему вдруг так тревожно забилось сердце.
Старик на ходу напялил шляпу, обернулся на крыльце, послал воздушный поцелуй.
– Дорогуша, я скоро вернусь!
– Вернер, подождите, я с вами!
Но Агнешка уже закрыла за ним дверь. Эмма протянула руку, чтобы отстранить польку, и встретила ее спокойный, слегка удивленный взгляд, который подействовал как ушат холодной воды.
«Да что со мной? Бежать за ним глупо. – Эмма сморщилась, тряхнула головой. – Он взрослый человек, я ему не нянька».
– Госпожа, мне нужен ваш совет. – Полька все еще стояла у двери, но глаза опустила. – Я впервые попыталась сделать вишневый штрудель. Пожалуйста, попробуйте. Правильно ли у меня получилось, и если нет, то в чем ошибка?
* * *
Ося вышел из телефонной будки, не спеша прошел пару кварталов до парка. Третья скамейка справа от главного входа оказалась занята. На ней сидели две пожилые дамы, двигали спицами, оживленно болтали и уходить явно не собирались. Он опустился на соседнюю, закурил.
На групповых снимках участников научных конференций Брахт всегда стоял или сидел рядом с Мазуром. Внешность у обоих была запоминающаяся. Ося не сомневался, что сумеет узнать Брахта.
В воскресном приложении к «Ивнинг пост» за август двадцать шестого, посвященном дню рождения Резерфорда, среди дюжины фотографий он нашел знакомые лица. Вместе с Резерфордом в кадр попали Марк Мазур, Вернер Брахт и молодая красивая женщина. Из подписи внизу Ося узнал, что это Марта Брахт. Снимок был сделан в Кембридже, в парке на большой лужайке у озера. Все четверо, включая Марту, в широких летних брюках. Ее гладкие светлые волосы подстрижены прямым каре, по моде тех лет. Ворот свободной блузки расстегнут, тонкая талия перетянута широким ремнем. Рука лежит на руле велосипеда, прислоненного к стволу дерева. Марта смеется в объектив. Вернер сидит по-турецки на траве у ее ног, Мазур и Резерфорд стоят лицом к лицу в комичных бойцовских позах, изображая, что готовятся отдубасить друг друга.
Резерфорду тогда исполнилось пятьдесят пять. Брахту и Мазуру уже перевалило за сорок. На снимке все четверо выглядели молодыми и счастливыми.
Дожидаясь Брахта, Ося вспомнил ту фотографию и подумал: «Марта погибла, Резерфорд умер, Мазур попал в советскую тюрьму. Все эти годы работа над резонатором оставалась для Брахта главным утешением, смыслом жизни».
Дамы на соседней скамейке обсуждали способы лечения ревматизма, качество вязальной пряжи, последнюю комедию с Марикой Рекк и пользу спортивных лагерей для здоровья подростков. Ося встал, отошел, чтобы выкинуть окурок в урну, и вдруг услышал:
– Добрый вечер, господин Брахт.
– Здравствуйте, фрау Грюн, здравствуйте, фрау Мильх.
Невысокий худой старик в светло-сером пиджаке и шляпе стоял возле третьей скамейки. Ося вернулся, сел на место, снял темные очки, поймал взгляд Брахта и едва заметно кивнул. Старик кивнул в ответ, поправил шляпу.
– Господин Брахт, присаживайтесь. – Дама положила свое вязание на колени и похлопала ладонью по скамейке. – Давно хотела вас спросить, как вам польская прислуга?
– Часто вижу ее в бакалее, вы доверяете ей покупку продуктов? – заверещала вторая. – Мы своей польке никогда не даем наличных денег.
– Милые дамы, я бы с удовольствием поболтал с вами, но простите, у меня сегодня весь день болит голова, мне надо немного прогуляться.
– От головной боли отлично помогают теплые компрессы из отвара лаванды…
– Можно еще добавить немного мелиссы…
Брахт растерянно взглянул на Осю. Ося подмигнул, поднялся и медленно двинулся по аллее в глубь парка. Пройдя метров двадцать, остановился, оглянулся. Брахт быстро шел к нему.
– Господин Бенини? – спросил он с легкой одышкой.
– Да, это я. – Ося пожал ему руку. – Здравствуйте, господин Брахт. Приятно познакомиться.
– Простите, я отнял у вас время, Шарлоттенбург вроде маленького поселка, на каждом шагу встречаешь знакомых. Аптекарша и булочница всегда появляются некстати и разносят сплетни.
– Ничего, я не тороплюсь.
– Если я правильно понял, вы привезли официальный ответ из секретариата Ватикана?
– Я привез письмо из деревни под Краковом от женщины, которая приютила мальчика. Давайте сядем, на ходу неудобно.
– Да, конечно, идемте, я знаю тихое место, где никто не помешает. – Брахт взял Осю под руку. – Не могу найти слов, чтобы вас поблагодарить. Честно говоря, совершенно не надеялся получить ответ. А вы как-то связаны с Ватиканом?
