Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Ну, как, Бронислав Петрович, живете? – поинтересовался Финютин у своего бывшего командира.
– Нормально живу, – коротко ответил Христофоров.
– А нам скучать не приходится, – подал голос Курпатый. – Артур несовершеннолетними занимается, а я за типографией присматриваю.
– Хорошо устроились, – мотнул головой на коробочки Христофоров.
– Так эта еда не нам, а подросткам, их надо подкормить. Скоро серьезные операции проводить будем, вот и надо, чтобы парни зависели от нашей кормежки как можно сильнее, – пояснил Финютин. А затем неожиданно предложил: – Приходите вечером, мы знакомство с двумя девками из трамвайного депо свели, они нас познакомили с хозяйственником, который может на продукты спирта сменять. Мы уже один вечер хорошо погуляли, сегодня хотим еще гульнуть. Если придете, попросим их подружку привести.
– Девки молодые, безотказные, – кивнул Курпатый, – за еду на все готовы.
– С такими гулянками недолго в НКВД загреметь, – засомневался Христофоров. – Девки и донесут.
– Нет, – уверенно возразил Артур. – Они же у нас харчуются, сами себя еды лишать не станут.
– Хорошо, – согласился Бронислав Петрович, – пусть приводят подругу.
Вечером Христофоров, прихватив банку консервированных персиков, отправился на многообещающий вечер.
– Девку вам привели просто на загляденье – молодая, красивая, – с завистью цокнул языком Финютин, встретив своего начальника у порога квартиры.
Девушка и в самом деле оказалась милой. Она только утром поселилась у своей школьной подруги в общежитии и попала, как говорится, с корабля на бал.
– Повезло тебе, Верка, – твердила ее подруга Эля, вагоновожатая, – только пришла, а уже и компания хорошая, и угощение богатое. Мы-то с Дуней сколько голодали, пока таких фартовых ребят повстречали.
Дунька, третья подруга, лишь молча кивала в знак согласия. На примусе стояла сковородка, на которой разогревались две банки консервированной фасоли и банка тушенки. На столе красовались порезанный хлеб и плавленый сыр. Консервированные персики плавали в большом блюде, и при их виде даже у грустной Веры оживился взгляд.
– Я такие всего один раз, еще до войны в праздник ела, отчим с работы в заказе продуктовом принес, – сообщила она Брониславу Петровичу.
– Буржуйка! – отреагировала ее подруга. – А я вот впервые вижу.
Дунька снова промолчала и только едва заметным движением отщипнула от кусочка черного хлеба корочку и, словно дикий зверек, быстро сунула себе за щеку. Потом, удостоверившись, что этого никто не заметил, начала потихоньку жевать.
– За знакомство! – Финютин разлил разбавленный спирт по рюмкам.
Курпатый разложил по тарелкам фасоль с тушенкой, от запаха которой даже у Бронислава Петровича потекли слюнки. Все чокнулись. Вера после первого глотка закашлялась от крепкого спиртного и потянулась к закуске, но ее остановил Артур:
– До дна нужно выпить, как все мы.
– Ой, да я же буду пьяной, – испугалась девушка.
– А мы для чего пьем? – расхохотался Курпатый.
– Давай, подруга, не позорь меня перед людьми. – поторопила ее Эля.
Вера выпила и вдруг, быстро захмелев, обратилась к Христофорову:
– А я вас узнала.
– Да? И откуда же вы меня знаете? – Бронислав, которому девушка понравилась, ощутил дискомфорт.
– Вы же пели в оперном театре, – вспомнила его прошлое Вера. – Я раньше, до войны, на каждую оперную премьеру с мамой и отчимом ходила.
– Ну и как я пел? – не без интереса поинтересовался Христофоров.
– Ой, мне так нравилось! – призналась Вера. – Я даже подружку свою по институту, у которой вы дома бывали, просила меня с вами познакомить. Наверное, влюблена в вас была немного.
На последних словах девушка покрылась густым румянцем.
– Была? – с улыбкой спросил Бронислав Петрович, отметив в ее словах перво-наперво наличие общих знакомых.
– Вы сильно изменились и уже не похожи на того Христофорова.
– А у кого это я из твоих подружек дома бывал? – задал важный для себя вопрос Бронислав Петрович.
– У Насти Петраковой. Вы у ее деда заказывали одежду.
Услышав ответ Веры, Бронислав Петрович почти физически почувствовал поднимающуюся волну злости. Христофоров отчетливо вспомнил Марию, свою дочь Катю и досадливо поморщился, поскольку это воспоминание разбудило уже подзабытое темное желание, с которым он, кажется, расстался навсегда. Он захотел крови. Ведь совсем недавно он вынашивал планы отмщения Петраковым, и объектом была избрана Анастасия. До сих пор та оставалась недосягаемой для него, и вот неожиданно ему повезло – он встретил ее близкую подругу. Бронислав Петрович, захваченный своим страшным планом, стал выяснять у девушки о ее родных и, узнав, что те арестованы, только укрепился в своем нечеловеческом намерении. Пьяная компания уже начинала переходить от застолья к откровенным любовным утехам, и, шокированная поведением подруг, Вера выбежала из комнаты в холодный коридор. Туда же вышел Христофоров и стал ее успокаивать.
– Вам тоже неприятно такое общение? – обрадовалась девушка.
– Конечно, я же интеллигентный человек, – продолжил плести свою паутину бывший певец.
– Я хочу вернуться в общежитие, но не знаю, как увести Элю и Дуню, – сказала Вера.
– Да их сейчас даже под конвоем не увести, – хмыкнул Бронислав.
– Что же мне делать? – Вера была готова расплакаться.
– А пойдемте со мной, – предложил Христофоров, – у меня отдельная квартира, в ней две комнаты, и вы меня не стесните.
– Не знаю, удобно ли? – покраснела девушка.
– Вы, что же, мне не доверяете? – сделал обиженное выражение лица бывший оперный певец. – Я же известный человек. И опять же, у нас общие знакомые.
– Да нет, что вы, я вам полностью доверяю, – опасаясь, что обидела мужчину, стала оправдываться Вера. – Хорошо, пойдемте, если вы настаиваете.
Они вышли из дома и направились на старую квартиру Христофорова, в которую с момента выезда из города Бронислав ни разу не ходил. «Главное, прошмыгнуть незаметно, чтобы соседи не заметили», – думал Бронислав Петрович, крепко держа под руку свою жертву, словно боясь, что она начнет вырываться.
Ему повезло. Время было позднее, поэтому у дома и в подъезде никого из соседей они не встретили. Дверь и замок оказались целы и невредимы. Правда, в квартире было неубрано и ужасно холодно, и Вера, переступив порог, поежилась от какого-то неприятного ощущения.
– Вы, Бронислав Петрович, кажется, давно печку не топили, – пояснила она свою реакцию Христофорову, который внимательно, даже пристально следил за ней.
– Сейчас растопим, – пересохшими от волнения губами произнес мужчина, предвкушая удовольствие от предстоящего действа.
Они прошли в спальню, где стояла печь. Христофоров не торопился совершить то, что задумал, продлевая это удовольствие, идущее от понимания своей власти над слабым существом.
– Бронислав Петрович, а как же мы будем здесь спать? Здесь же одна кровать, – смутилась девушка.
– И что? – переспросил мужчина, чувствуя почти физическое возбуждение от предстоящего убийства девушки.
– Как вы странно сейчас сказали… – вдруг отрезвела Вера, почувствовав опасность, исходящую от мужчины.
– Сейчас мы разрубим стул и растопим печь, – не замечая ее интонаций, сказал Христофоров. – Потом ты уснешь и будешь спать так крепко, как никогда.
– Хорошо, – еще больше испугалась девушка той решительности, которая звучала в его голосе.
Христофоров прошел в ванную, вытащил припрятанный топор, который уже не раз побывал в кровавом деле. Восторженно, словно при встрече со старым другом, пожал его рукоять, погладил как будто по щеке, остро наточенное лезвие. Вернувшись в спальню, он стал рубить стул. Девушка присела на кровать и в ожидании тепла дула на замерзшие руки, стараясь не смотреть на мужчину. Ей было страшно. Христофоров рубил стул в непосредственной близи от Веры, и с каждым взмахом топора его охватывало непреодолимое желание опустить топор на хрупкое девичье тело, но каждый раз он справлялся со своим желанием, продлевая сексуальное возбуждение, которое дошло уже до пика. Ему стало жарко, и он скинул пальто. Наконец разжег печь. Ловя тепло, Христофоров, не в силах больше сдерживать дьявольское желание, с топором в руках, зашел девушке за спину. Вера, словно предчувствуя ужасное, вздрогнула и повернулась лицом к мужчине. Их взгляды встретились.
– Бронислав Петрович, прошу вас, не надо! – взмолилась девушка, доставляя маньяку наивысшее удовольствие своей беспомощностью.
Ощущение своего всемогущества и власти над девушкой довело Христофорова до сексуального исступления. Зарождавшийся в нижней части живота взрыв передал сигнал в мозг, и Христофоров ударил топором по голове жертвы. Брызнувшая кровь попала ему на лицо и на раскаленную дверцу «буржуйки», как-то по-колдовски зашипев. Тело Веры рухнуло на пол. Туда же, в изнеможении от сексуального удовлетворения, опустился и маньяк. Но через пять минут пришел в себя и, испугавшись разоблачения, стал думать, как ему избавиться от тела. Сначала хотел разрубить его и вынести из дома по частям, для этого отнес труп в ванную. Но потом понял, что до рассвета может не хватить времени. Тогда он дождался, когда из тела вытечет кровь, после чего завернул в несколько простыней и на руках вынес из квартиры. Протащив по пустой улице метров пятьдесят, он бросил тело на ближайшем перекрестке.
