Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– А почему здесь так много наших, а одеты они в немецкую военную форму? – продолжал спрашивать Николка.
– Потому, что они, как и вы, решили перейти на службу Германии, – пояснил немецкий офицер.
– То есть они все предатели?! – ужаснулся Николка.
– Да, как и ты со своими друзьями, – Григорий Иванович внимательно наблюдал за неожиданными реакциями перебежчика.
– Я не предатель, – покачал головой Николка.
– А зачем же ты перешел на нашу сторону? – Офицер все с большим интересом следил за странным субъектом.
– Иван сказал, что я пойду с ним, я и пошел, – откровенно, с всей своей наивностью признался Николай.
– Иван это кто? – Офицер взял в руки карандаш и стал что-то помечать на чистом листе бумаги, лежащем перед ним.
– Иван Зарецкий. Он мне как брат, – пояснил Николай, улыбнувшись, словно вспомнил что-то приятное. – Без Цыгана я бы, наверное, пропал.
– Он что, цыган? – нахмурился Григорий Иванович.
– Кличка тюремная у него такая, он же бывший вор, – уточнил Николка.
– Почему бывший?
– Потому что сейчас он красноармеец, а значит, ему простили прошлые грехи, – по-своему, в силу своего понимания, пояснил Николка.
– А сам ты кто? Кто твои родители, кем ты был до войны? – перешел к выяснению странной биографии личности обер-лейтенант.
– Зовут меня Завидов Николай, по батюшке Георгиевич, – начал рассказывать про себя Николка. – Батюшка мой был настоятелем церкви Сретения Господня, но его вместе с моей мамой расстреляли в церкви чекисты.
Николка замолчал, смахнув слезу, которая всегда выкатывалась из правого глаза, когда он рассказывал о смерти родителей и словно заново переживал их трагическую кончину. Офицер удовлетворенно кивнул, будто знал, что допрашиваемый не лжет и говорит правду.
– До войны я с бабушкой жил в Волковой деревне. Ходил в церкву, что при кладбище деревенском, работал на своем огороде, а иногда, когда трудно было, то и милостыню при церкви просил.
– Ты в школе учился? – задал вопрос офицер, пытаясь рассеять подозрение о неадекватности этого перебежчика, которое возникло с первых его слов.
– Нет, я же сын врага Советской власти, – пожал плечами Николка. – И к тому же я в Бога верю.
– А Бог за кого, за комиссаров или за немцев, которые с простых людей хотят их ярмо сбросить? – произнес практически не вопрос, а ответ обер-лейтенант.
– Бог всех людей любит, – ответил Николка, – для него нет начальства.
– Ладно, иди пока, – поморщился обер-лейтенант, вызывая охранника.
Засылка группы Христофорова прошла гладко. Получив подлинные документы и сев в полуторку, они без всяких осложнений выехали в район Ладожского озера и остановились в нескольких километрах от автомобильного караванного маршрута, который ежедневно возил в осажденный город продовольствие, вооружение и другие необходимые для обороны грузы. Христофоров глянул на часы. До немецкого налета на советский продовольственный караван оставалось несколько минут. Машина сопровождения, развернувшись, поехала назад, на базу. К назначенному времени раздался звук авиационных моторов, показались всполохи пламени – бомбежка началась.
– С Богом! – перекрестился Христофоров.
Вслед за ним усердно перекрестился Михаил Курпатый. Финютин же только презрительно усмехнулся, старательно скрывая подступающий животный страх. Машина стала приближаться к месту бомбежки каравана. Задача была под прикрытием бомбежки встать в цепочку каравана и таким образом доехать до Ленинграда. Метров за пятьсот до цели на льду появилась вода.
– Черт, утонуть еще здесь не хватало! – подал голос Финютин, которого от страха стала бить нервная дрожь.
Автокаравану был причинен сильный урон. Несколько машин горели, еще несколько провалились в огромные полыньи. Несмотря на то что машинам запрещалось во время налетов немецких самолетов уклоняться от маршрута и разъезжаться по сторонам, все равно каждый раз инструкция не срабатывала. Необстрелянные водители, не справившись с нервами и страхом, при начале бомбежки, когда немецкие самолеты на бреющем полете пролетали вдоль колонны машин, сворачивали в сторону, пытаясь таким образом избежать смертельной опасности. Одной из таких машин, которая «съехала с маршрута и возвращается после авианалета», и стала полуторка Христофорова, который выбрал большой пустующий промежуток в цепи автомобилей и быстро вклинил туда свой грузовичок. Троица замерла, оглядываясь по сторонам, опасаясь разоблачения. Налет прекратился. Все бегали, спеша оказать помощь раненым, их тут же несли к специальным санитарным машинам, которые всегда сопровождали колонну. С дороги стаскивали сгоревшие машины, освобождая путь колонне.
– По машинам! – раздалась команда старшего, и в небо взлетела сигнальная ракета.
– Фу, пронесло! – подал голос Финютин, и в тот же момент чуть не вскрикнул со страха, так как дверь с его стороны открыл пожилой красноармеец.
– А вы чего сюда встали? Вы не из нашего автобата! – недружелюбно всмотрелся он поочередно в лица Христофорова и его пассажиров.
– А мы из конца колонны во время налета сюда примотали, – виновато пожал плечами Христофоров, пытаясь изобразить на лице подобие растерянности.
– Что, не обстрелянный? Первый раз? – помягче спросил дядька.
– Да, – отрабатывал легенду Бронислав Петрович.
– Ладно, езжай, только держи дистанцию и резко не тормози, – предупредил опытный шофер, – а то снесет в полынью, и поминай как звали.
Оставшуюся до города дорогу проехали на удивление спокойно. Перед самым въездом в Ленинград колонна остановилась для сортировки и разбивки на подгруппы в соответствии с назначением груза.
– Что везете? Куда? – застучал по кузову красноармеец с красной повязкой комендантской роты на руке. – Предъявите проездные документы.
Христофоров протянул маршрутный лист и накладные на груз.
– На Кировский? – переспросил солдат, сверяя накладную с содержимым кузова полуторки.
– Так и есть, – кивнул Христофоров, – железки разные и запчасти для станков на завод везем.
– Как проехать знаете?
– Не впервой, – довольный, что проверка закончилась, улыбнулся Бронислав.
– А с тобой кто? – нехотя поинтересовался красноармеец, кивая на сидящих в машине двух его спутников.
– Наладчики, – в соответствии с легендой пояснил старший группы. – Им что, тоже предъявить документы?
– Порядок такой, – буркнул под нос рядовой.
На документы он посмотрел краем глаза и, тут же вернув их, направился к следующей машине.
Грузовик въехал в город. Бронислав Петрович содрогнулся, невольно вспомнив, что совсем недавно находился в замерзшем и голодном городе. И вот он снова здесь. Что теперь его ожидает? Христофоров тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли.
– Начальник, а где весь народ? – отвлек его вопрос Артура Финютина. – Здесь чума, что ли?
– Хуже, – мрачно усмехнулся Бронислав, поймав себя на том, что испуг молодого уголовника доставляет ему удовольствие.
– Чего хуже? – напрягся Артур.
– Голод, – твердо произнес Христофоров. А потом, через небольшую паузу, насладившись произведенным эффектом, добавил: – И холод.
– А как мы питаться будем? – подал голос встревоженный Михаил Курпатый, который как деревенский житель к вопросу питания подходил очень серьезно и обстоятельно.
Христофоров, испытавший ужас голода, решил продлить удовольствие и поиздеваться над подчиненными, как в свое время над ним издевалась банда Деда.
– А паек тебе на что выдали? – стараясь быть серьезным, спросил он у Курпатого. – Его и будем растягивать.
– Так он же на три дня рассчитан, – в голосе сельского мужика зазвучали предательски нотки паники.
– Если мы здесь надолго, то как же без жратвы? – вступил в разговор Финютин.
– Еду добывать сами будем, – продолжая получать удовольствие от паники напарников, гнул свое Христофоров.
– Это как? – удивился Курпатый.
– Что, продсклад подламывать будем? – вспомнил про знакомое занятие Артур. – Или, быть может, по хатам пройдемся?
– Всяко-разно будем, – многозначительно произнес Бронислав Петрович, придавая своему лицу зловещее выражение, кивнув на дорогу, по обочине которой медленно плелись одинокие фигуры ленинградцев. – Вон сколько мяса ходит.
В машине воцарилась гробовая тишина. Через какое-то время, видимо, придя в себя от шока, Михаил Курпатый начал снова креститься и читать молитву о спасении своей души. Артур же выругался по фене, проклиная милицию, немцев и свою «гребаную жизнь».
– Ладно, не пугайтесь, пошутил я, – великодушно признался Христофоров. – Питание нам обеспечат наши люди в городе. С одним из них у нас сейчас встреча.
– Ну ты, начальник, даешь… Я уж и впрямь решил, что людей жрать придется, – пришел в себя Финютин.
– А я бы все равно людей есть не стал, – подал голос повеселевший Курпатый.
