Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти

– Жить бы захотел, стал, – начал спорить с ним Артур. – Когда зеки из лагерей бегут, они всегда мужиков вроде тебя с собой в побег берут. В качестве «бычка».

– Какого бычка? – не понял Курпатый.

– Такого, кого не жалко будет съесть, если блатные заплутают или по другим причинам не найдут еды, – открыл жуткую правду напарник.

– Да разве они люди после такого? – Курпатый продолжил осенять себя крестным знамением, чем вызвал неудовольствие старшего.

– Курпатый, прекращай креститься! А то с такой привычкой привлечешь к себе и к нам ненужное внимание, – отчитал его Христофоров.

Машина замедлила ход и заехала в арку одного из старых домов. Проследовав по лабиринтам сообщающихся дворов, наконец затормозила у открытых деревянных ворот, которые отгораживали небольшое пространство в тупиковой арке, делая его вполне пригодным для гаража. И в тот же момент навстречу вышел лейтенант милиции. Финютин с Курпатым схватились за оружие.

– Стоп! – скомандовал Христофоров, получивший подробные инструкции перед засылкой. – Это наш человек.

– Как добрались? – протянул всем по очереди прибывшим руку милиционер.

– Спасибо, – ответил на приветствие Бронислав. – Дорога была не из легких, поэтому нам бы сейчас побыстрее спрятать машину и выспаться.

– Так загоняйте, – махнул рукой на «гараж» лейтенант. – Хата ваша готова.

– Как к вам обращаться? – поинтересовался Артур. – Товарищ лейтенант или, может быть, по-немецки?

– Зовите меня дядей Колей, – улыбнулся милиционер, – я уже привык.

– Солидная кличка, – кивнул в знак согласия Артур.

– И далеко до хаты, дядя Коля? – поинтересовался Христофоров.

– Пара кварталов, не больше.

Через несколько минут они были на месте.

– Почти все разъехались, – пояснил дядя Коля, открывая тяжелую парадную дверь, – жильцы есть только на первом и втором этаже, да и то постоянно на работе, часто там и ночуют. Вы будете на третьем этаже, ни на площадке, ни выше никого нет. В квартире осталось все для жизни.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул головой Христофоров.

Квартира и правда была очень приличная – с хорошей старинной мебелью, с добротно сделанной печкой посреди гостиной комнаты. Рядом – несколько стопок дров. Христофоров, зная не понаслышке о дефиците дров, оценил оказанное гостеприимство.

– Вот продукты на первое время, – показал на внушительный сверток дядя Коля.

– Здорово! – не выдержал своей радости Артур.

Милиционер вышел. Артур и Михаил бросились смотреть на провиант.

– Ого! – раздались их радостные голоса. – Тушенка, рыба вяленая, плавленый сыр, томатная паста, гречка, рис…

Брониславу самому хотелось увидеть все это великолепие, но кожаный диван, на который он присел отдохнуть, уже не отпускал.

Разбудил его приход дяди Коли. На столе остались следы пиршества подчиненных, которые возбудили у Христофорова голод, и он основательно подкрепился, съев банку тушенки и большой кусок черного хлеба с плавленым сыром, запив крепким сладким чаем.

– Хорошо, однако, вы живете. Я был здесь месяц назад, и такого не видел.

– А вы и месяц назад служили на них? – поинтересовался дядя Коля, осторожно упомянув немцев в третьем лице.

– Нет.

– Тогда чему удивляетесь, – пожал плечами лейтенант, давая понять, что служба на немцев – это совсем другое дело.

Христофоров посмотрел на подчиненных, спавших крепким сном, и решил не будить их. С лейтенантом милиции они начали обсуждать план дальнейших совместных действий.

В задачу группы Христофорова входила организация диверсионной деятельности, главной исполнительной силой в которой должны были стать несовершеннолетние подростки. Работа, проведенная дядей Колей с бандой Кощея, намного облегчала задачу, и Христофоров не смог скрыть своего удовлетворения.

– Сколько пацанов в группе? – уточнил для себя Бронислав Петрович.

– Человек пятнадцать. Я бы мог собрать и больше, ведь за еду мальчишки порой родных убивают, а уж клеить листовки они будут, независимо от их содержания.

– Запасы еды достаточные, чтобы подманивать новых ребят?

– Да, – уверенно кивнул дядя Коля. – Сам был на наших складах.

«Вот что значит немецкий порядок, – подумал немецкий шпион Христофоров. – Даже в блокированном городе противника у резидентуры всего хватает».

– Набеги на хлебные подводы дело хорошее, – продолжал он разговор, – но немецкое командование поставило более серьезные задачи. Для их выполнения и направили нашу группу. Мы должны подготовить базу, которая станет основой для движения сопротивления граждан всего города.

– Серьезно задумано, – то ли одобрительно, то ли с сомнением произнес милиционер. – Только граждане сейчас – как животные, кроме еды, ни о чем не думают.

– А если их лишить последнего куска?

– Начнут жрать себе подобных, а на сопротивление кому-либо у них силы не хватит.

– Потому что врагами считают немцев, а должны понять, что враг – коммунисты, пирующие на их костях, – уверенно произнес Бронислав.

– Может, ты и прав. Только как их в этом убедить? – пожал плечами собеседник.

– Вот затем нас и послали, – самодовольно усмехнулся Христофоров. – Сегодня ночью надо груз из машины пристроить. Но только чтобы никто там рядом не жил. Может, в каком-нибудь выселенном доме, в подвале?

– Если безопасность нужна полная, то лучше в подвале, – согласился милиционер. – А что за груз?

– Типография. – Христофоров заметил, как изменился в лице собеседник.

– Чувствую, скоро вся милиция на уши встанет, – усмехнулся тот.

– Ты говорил, у тебя есть ребята из ремесленного училища, типографскому делу обучающиеся? – напомнил Христофоров.

– Да, я все понял, – кивнул дядя Коля. – Большие дела начинаем!

– Чего там мы начинаем? – раздался голос проснувшегося Финютина.

Дядя Коля стал прощаться. В дверях Христофоров спросил:

– А как тебя звать? А то называть «дядей Колей» или «товарищем лейтенантом» язык не поворачивается.

– Петр Сергеевич Бражнин. Но для остальных я буду оставаться дядей Колей.

– А с Брюжаловым на встречу как выходить, если что? – поинтересовался напоследок Бронислав Петрович, зная достоверно, что тот являлся резидентом немецкой разведки, офицером в чине майора.

– С ним на связь выходить нельзя. Если что, он сам выйдет на вас.

Лариса готовила ржаные лепешки. Правду сказать, мучицы в тесте было процентов тридцать, а остальным наполнителем являлся жмых. С самого утра Андрейка и Катя вовсю помогали ей, кто чем мог. Катя поначалу схватилась перемолоть несколько горстей ржи в бронзовой ступке, но ее слабые ручонки после минуты работы тяжелым пестиком перестали отрывать его от дна ступки, и она захныкала. Ей на смену пришел Андрейка и с мужским упорством долго перемалывал злаки, пока не превратил их в серую мучицу. Катя тем временем помогала Ларисе мелко нарезать жмых, но все норовила сплутовать, отправить щепотку жмыха себе в рот. Лариса делала вид, что не замечает проказы, но Андрейка вскоре поднял крик и, схватив двоюродную сестру за шкирку, оттащил ее от стола. Катя, уже привыкшая к таким воспитательным мерам со стороны брата, не расплакалась, а стала его дразнить. Однако Андрей не реагировал на ее провокацию и продолжал помогать маме.

Растительного масла было совсем мало, а лепешек из-за большого количества жмыха получилась целая горка. Поэтому Лариса использовала четвертинку головки лука, в который воткнула вилку, и протирала им сковородку перед каждой новой порцией лепешек, чтобы не подгорали. К концу готовки кусочек лука был пропитан маслом и обжарен, это лакомство было мечтой маленьких помощников.

Когда все лепешки были приготовлены Лариса передала вилку с золотистым луком Андрею:

– Держи, помощник.

– А мне? – соскочила с дивана Катя и подбежала к Андрею.

– С тебя жмыха хватит, – оттолкнул ее от вилки тот.

– Я всего-то три щепотки съела, – заревела девочка и, развернувшись, бросилась ничком на диван.

Лариса не стала вмешиваться. С одной стороны, она понимала, что сын прав. Он тоже ребенок, но не позволяет себе таких вольностей. С другой стороны, ей было жалко племянницу, которая потеряла мать. Анастасия, собиравшаяся в университет, краем глаза следила за развитием событий.

– Три щепотки! Как раз одна маленькая лепешечка могла получиться, – сердито пробурчал Андрейка.

Пауза затянулась, лук остывал. Андрейка посмотрел на плачущую Катю, на мать, на лук. Наконец решился:

– Дай слово, что больше не будешь есть тайком.

– Даю, даю! – радостно вскочила девочка с дивана и с открытым ртом побежала к Андрею.

– Только половинку! – испуганно предупредил ее мальчик, но Катя, не рассчитав, откусила больше половины и, практически не разжевывая, проглотила.