Песня первой любви - Евгений Анатольевич Попов
А тек ручей сверху вниз. Шли туда и сюда трудящиеся. На углу, около кафе «Северянка», продавали с лотка какие-то печеные вкусные вещи. Кто-то что-то говорил. Кто-то что-то отвечал. Все это смахивало на какое-то неорганизованное представление. Со своей музыкой, со своим ритмом, со своим световым и художественным оформлением.
Тут мне повстречалась начальница. Она шла навстречу и несла что-то из дефицита, завернутое в оберточную бумагу. Она не сказала, что это у нее завернуто в оберточную бумагу. Она сказала, что только что обедала в кафе «Северянка».
— Там так хорошо! На первое ДАЮТ бульон с курицей. Вы можете его поесть. Правда, там перчику многовато, — заметила начальница.
— Спасибо. Спасибо, — поблагодарил я её неизвестно за что.
И стал с некоторым удовольствием с ней говорить, потому что спешить я не спешил, а находиться на свежем солнечном воздухе приятно, даже если ты беседуешь с идиоткой.
Мы не виделись со вчерашнего дня. Она сказала, что вчера весь вечер работала. Что она делала — не сказала. И что завтра она будет звонить в город К. руководству. Скажет, что опытное внедрение мероприятий идет успешно, и МЫ С НЕЙ справляемся с объемом работ.
— Ведь верно? — Она заглядывала мне в глаза.
— Верно, — ответил я.
Начальница еще больше оживилась, и я услышал, как вчера она собиралась ложиться спать в первом часу ночи, но к ней в номер зашла особа, живущая напротив.
— Она попросила у меня что-нибудь почитать. Я ей дала. А она не уходит. Я предложила ей присесть. И она села. Она сидела у меня до двух часов. Жуткая особа. Она плела мне, плела. По-моему, она без определенных занятий и на букву «б».
Жуткая особа на букву «б» представилась ей как работающая по снабжению. Начальница поинтересовалась, что та может достать из дефицита. Та сказала, что ничего. И захохотала. Начальница удивилась, а жуткая особа стала жаловаться:
— У нас в снабжении! Я в бухгалтерии работаю. У нас в снабжении часто что-нибудь ДАЮТ. А нам, бухгалтерии, даже и не скажут. Бессовестные. Но вы не думайте, всё, что на мне, куплено НЕ В МАГАЗИНЕ, — объявила особа. И опять захохотала.
— И мне стало подозрительно, Утробин, — докладывала начальница. — Сидит, болтает, хохочет, а потом и говорит, что если у вас денег с собой много, то вы их берегите. Что-нибудь, дескать, все равно купите. Какое ей дело до моих денег?
— Странная дама, — поддерживал я разговор. — На вашем месте я бы обязательно навел справки, уважаемая Альбина Мироновна.
— А я навела, — обрадовалась начальница. — Она мне сказала, что приехала в командировку. На один день. А живет, между прочим, в гостинице уже четверо суток. А дежурной сказала, что хочет работать здесь юрисконсультом. Та ей: «Вы идите на рудник, вас там возьмут». А та ей: «Рудник стоит на горе, мне неохота в гору подыматься». Представляете? Только где же здесь еще работать интеллигентному человеку, если не на руднике, заводе или обогатительной фабрике?
Начальница стала мне надоедать. Ей сорок с лишним. Она белокура, расплылась, сюсюкает, подхалимничает, всякую чушь несет. Я к ней равнодушен. Впрочем, я, кажется, об этом уже говорил.
— И, что несомненно самое главное, — она приблизила ко мне возбужденное лицо, — эта женщина меня спрашивает: «А вы почему сейчас ЗДЕСЬ?» — «А где же мне быть в первом часу ночи?» — отвечаю. А она: «В поселке полным-полно денежных мужчин». И это мне. Ха-ха-ха. Предлагать такое МНЕ.
Начальница веселилась, как дитя, а я хотел уйти, подумав: «Кому же, как не тебе, падла». Но начальница продолжала:
— И та особа пояснила, что шла ночью. И ее остановил молодой человек. И он сказал, молодой человек: «Идемте ко мне на квартиру». И вынул бумажник, и показал гулящей сто рублей. А? Как вам это нравится?
— Да уж какая тут ночь. Одно названье — ночь. Заполярье. День — ночь. Ночь — день. Не разберешь, — невпопад заметил я.
— Все равно. А она, якобы, отказалась и вернулась в гостиницу. Так вот, Утробин, — начальница сделала паузу, — она НЕ ОТКАЗАЛАСЬ. Иначе откуда бы у нее взялись деньги, а ведь она живет сейчас одна в одноместном номере. Напротив моей комнаты одноместный номер. Я все проверила.
— Держитесь от нее подальше, — настаивал я. — Наведите, говорю, справки.
— Я навела. Как она от меня вышла, я пошла к дежурной и пересказала ей наш разговор. И дежурная велела, чтоб я эту особу, не слушала, потому что она, вдобавок, — пьяная. «У нас пограничная зона. У нас норвежцы бывают. Мы ее скоро выставим. Мы таких особ не держим», — пообещала дежурная. И я пошла назад к себе и заглянула к ней в замочную скважину. И у ней было темно. Она спала. Книга была не что иное, как ПРЕДЛОГ. Она СПАЛА. Но зачем же она ЗАХОДИЛА? — так закончила начальница свой рассказ, и я поскорей распрощался с ней, думая о том, как же человеку жить и выжить в нашем «прекрасном и яростном мире», если этот человек еще не сошел с ума окончательно.
5
Я дошел по улице Победы до клуба «Дом культуры металлургов». Купил билет за сорок копеек на фильм «Девушка без адреса». «Девушка без адреса» — это плохой, мещанский фильм. Но я против этого фильма ничего не имею, я, пожалуй, даже люблю его, потому что видел его 1000 раз и привык к нему, как привыкают к старым разношенным шлепанцам. «Девушку без адреса» любят крутить в маленьких северных поселках, где я часто бываю (бывал!) по роду своих занятий.
Но и эта самая «девушка», она ТОЖЕ не имеет отношения к моему рассказу. К моему рассказу имеют отношение только я, летающая тарелка и коммунизм, почему и рассказываю дальше.
На площади около ДК было шумно. Там имел место быть вывод собак.
— Ты видела, там вывод собак, — сказала одна девушка другой в очереди за билетами на фильм «Девушка без адреса».
— Дворняжек? — спросила другая девушка.
— Не дворняжек, а лаек, дура! Хотя — тоже мне лайки, говно, а не лайки, — сказала первая девушка, скривив рот.
— Сама ты дура, — обиделась другая девушка, вспыхнув, как ракета.
И я тогда не пошел близко смотреть выводку собак, тем более что я и так все хорошо видел, стоя на мраморном крыльце ДК, подпирая плечом колонну.
Лайки оказались действительно не лайки. Люди удивлялись им, что они подпрыгивают и грызутся. Там еще сидел какой-то человек, за вынесенным из ДК столом. Равнодушно сидел, что-то записывал