Елизавета Михайличенко - И-е рус,олим

О, психиатр со мной согласна, кивает. Отец нашего ребенка -- не подлец. И не псих, да?

-- Верно,-- говорит Лея.-- Давид патологически честный человек.

Да-да, из тех, кому убить легче, чем соврать. Да и что значит для него соврать? Из корысти -- никогда. А вот ради высшей цели... Впрочем, если девочки говорят правду, а врать им незачем, да и не придумаешь такое, то высшая цель последних недель Давидовой жизни попеременно валяется у них на коленях. Неужели вот этот рыжий клубок шерсти и выведет меня из лабиринта к грамотному сценарию мести? Даже не только грамотному, но и нестандартному. Я слишком хорошо знаю Давида, чтобы действовать стандартно. На кондовую месть у полиции существуют отработанные методы.

Впрочем, какая это месть? Это не месть, нет. Это -- оборона. Пусть профилактическая, но оборона. Я же его не трогал, я ему, как убогий -убогому, правую руку простил. Он сам загнал меня в угол. Что я должен делать? Как отдавать астрономический долг? Не начинать же еще раз новое дело при живом Давиде!

-- Вот я и собираюсь зайти к нему, сказать, что не вешаю на него поджог. Потому что ведь все вокруг в этом уверены, наверное, ему неприятно.

Белла усмехается:

-- У него стопроцентное алиби.

-- Я слышал.

А Белку беременность не портит. Вообще, она взялась за дизайн дома после этого теракта, звонила все время -- куда, что, где купить. Неплохо получилось. Надо похвалить:

-- Белка, ты все классно подобрала по цвету, умница. С мебелью немного не в ту степь.

-- Почему?! А что тебе не нравится?

-- Диван вот этот. Зачем он тебе такой квадратный?

Звонок. Неужели (C) за котом явились? Надо было самому им позвонить и кота завезти -- все равно за "инкассаторской сумкой" ехать. Да нет... Легок на помине. Не знаю второго человека, появляющегося так скоро после разговоров о нем. А что, выйду на пустырь, прошепчу три раза "Давид" и вытащу нож из-за голенища...

Вон как шарахнулся, сволочь безбородая. Мы с Леей даже обмениваемся вопросительными взглядами -- это кого из нас он так испугался?

-- Давид... Какой ты сегодня... У тебя торжество какое-то? Чай будешь? -- растерянно тянет Белка.

-- Зачем? -- подозрительно спрашивает он и шарит взглядом вокруг. Яд, наверное, ищет: -- А, да. Может, и торжество.

У Давида звонит мобильник. Он не сразу понимает, что у него. Видно, очень напряжен.

-- Давид! Это у тебя,-- говорит Лея.

Он торопливо вытаскивает из кармана сфинкса. Моего сфинкса. Чертыхается. Хотя впору чертыхаться мне. Сует сфинкса обратно в карман и орет в давно уже замолчавший мобильник:

-- Алло! Алло! Говорите!

Лея сидит, улыбается, хотя немного разрумянилась. Смотрит на Давида приветливо:

-- Здравствуй, Давид. А ты помолодел без бороды. Как ты себя чувствуешь?

-- Неплохо,-- отвечает он, подумав, потом видит кота и быстро говорит,-- я за ним приехал. Меня (C) за Котом послали. Рахель, дай мне мешок.

Белла тоже краснеет, это от злости:

-- У тебя что, новая служба?

-- Какая? -- изумляется он.

-- На посылках?

-- Ладно,-- говорит Давид каким-то хамским голосом,-- если нет мешка, то дай цепь. Не очень длинную, не пеньковую или шелковую, а покороче, золотую или серебряную. Чтобы свободы ему поменьше.

Ну и слава Богу. Наконец-то он сбрендил окончательно. Теперь можно просто отдать его специалистам, и пусть живет до ста двадцати под их наблюдением. Нет ничего хуже полудурков.

Белла как-то странно реагирует. Смутилась, теперь вроде опять злится:

-- А тебе-то что? Я имею право водить Кота на законном основании.

-- Потому что живешь в Старом Городе?

-- Мне дали пароль.

-- Кто дал?! Хозяин?!

-- Ага, причем твой.

Странно они как-то общаются. Вот и Лее непонятно. Насторожилась. Но все-таки встревает в этот странный разговор:

-- Да, Давид, если для тебя это важно, могу прислать адреса сайтов на которых ты можешь Кота не наблюдать -- он, дорогой, там не настоящий.

Лея слабо улыбается, но Давид не идет ни на какой эмоциональный контакт:

-- Значит, и тебя тоже... Впрочем, это уже не важно. Рахель, ты дашь мне что-нибудь для Кота?

Кот

Вот и последний подарок судьбы мне, дорогому. Как последняя сигарета, которую вертикалы всегда разрешают выкурить тем, кого решили убить. В сумку, которую Белка отдала для меня, она кинула кусок сушеной рыбы, русской воблы, и теперь этот рыбный сухарик успокаивает нервы так же хорошо, как сигарета или жевательная резинка -- вертикалам.

Жаль, что только вертикалы были свидетелями моего непротивления заключению меня, дорогого, в сумку. Это могло бы войти в наши легенды. Впрочем, если все закончится благополучно, и моя жертва окажется не напрасной, то с легендами все будет в порядке. Оно мне надо?

Сумка качается в руке этого трижды Похитителя, как маятник, отмеряя мое время. Так думает Давид. А я, дорогой, думаю похоже, но несколько иначе. Я думаю, а вернее знаю, что он всего не понимает. А то, что понимает -понимает смещенно, антропоцентристски. Хотя порой это бывает любопытно.

Интересно, он помнит, как принес меня Аватарам? В похожей сумке? Тогда он был полон пустых надежд. Мы оба были полны ими. Мы до сих пор полны надеждами, только уже другими.

Он, кажется, начинает что-то чуять своим древним софтом. Ему становится страшно. Хех, не от того, что должен убить, а, как водится у вертикалов, от того, что может и сам быть убитым. Пытается заглушить свою интуицию, мурлыча под нос хасидскую мантру: "Весь огромный мир -- очень узкий мост, очень узкий мост, очень узкий мост... ты не бойся дальше идти, ты не бойся дальше идти, ты не бойся дальше идти -- победи свой страх!" А вот у меня нет страха. То есть, нет страха перед смертью. Сейчас нет.

Надо попрощаться в Сети со всеми дорогими. Ну как мне объяснить свой уход? Написать правду -- не поверят. Солгать так, чтобы поверили? Зачем? Все равно скоро меня забудут, в этом молодом виртуальном мире не остается глубоких следов, слишком быстрая регенерация. Я окидываю последним обобщающим взором просторы дорогого Интернета. Кое-где мои мелкие клоны точат когти о гостевые книги. Пусть. Я все-таки отправляю на несколько любимых давно обжитых сайтов прощальные посты, просто чтобы соблюсти приличия. Прощальное стихотворение, как же без этого:

НЕ БОЙСЯ

Я пропил дорогую корону.

Я свой трон разместил под мостом.

И упала на землю ворона

обгоревшим осенним листом.

Я смотрю на течение Темзы,

полной непотопляемых звезд.

Я сегодня усталый и трезвый.

Я сегодня доступен и прост.

Вся вселенная узким мосточком

протянулась над умным котом.

Я себя ощущаю лишь точкой,

завершающей текст. А потом...

-- О, Давид! Еще раз привет. Ты к Белле? А мы к ней, за Аллергеном.

Это же Аватары! Не забыли. И в Лондоне обо мне помнили, ходили в Интернет-кафе... Вот оно -- последнее искушение жизнью. Я впиваюсь зубами в уже размочаленную воблу, чтобы случайно не мявкнуть и не быть спасенным для того, чтобы жить чуть дольше и погибнуть вместе со всеми.

-- Я от нее. А вы идите, она как раз вас ждет,-- суетится Давид,-- там еще Гриша и Лея. А я должен бежать. Опаздываю...

Ну все. Других шансов у меня уже не будет. И хорошо, что не будет. Идти на героическую смерть нужно не имея шансов на спасение. Это бодрит. С (C) я прощаюсь персонально. Вернувшись домой, они получат этот е-мейл:

Сшивший мне шкуру кота,

вшивый вассал морали,

идея твоя проста,

как случка на сеновале.

Странный игрок в зверей,

отшельник, скрывающий это,

смотри на меня, зверей,

свети отраженным светом!

А пуповина игры

все тянется, кровоточа.

Открыты иные миры

лезвием палача.

-- Видишь, Кот,-- говорит Давид, нервно посмеиваясь,-- ты молчал. Значит, все понимаешь. Или играешь со мной в поддавки? Зачем? Что-то задумал?

В этом все вертикалы. Не играешь в поддавки -- сволочь. Играешь -коварная сволочь. Надоели... Конечно, задумал. И для этого, дорогой Давид, ты нужен мне так же, как и я тебе для того, что задумал ты. Потому что при всей твоей почти кошачьей интуиции, ты неправильно понял собачью команду "фас". Да и не было такой команды, она тебе послышалась, Страж. Потому что ты неправильно понял наше соперничество. Мы ведь призваны не соперничать. А спасать то, что еще можно спасти. И соперничать лишь в том, кто больше спасет. И я старался. А ты тратил силы и время на слежку за мной, филер, назвавшийся Стражем.

В конце концов, не тварь же я бессловесная, чтобы не иметь права хотя бы в последние минуты жизни! Я активизирую его мобильник, который был отключен. И сразу же слышится сигнал. Давид медленно, по слогам складывает латинские буквы sms-сообщения:

-- "Котоловка готова. Не попадись сам. Кинолог."

Очень хороший совет истинного друга. Но, как и большинство хороших советов -- слишком поздно. Ты хотел стать Стражем и стал им. Но теперь, когда Сфинкс умирает и двойственность его развалилась, сторожить недостаточно. Нельзя сторожить руины, Страж. Сейчас надо действовать. Надо действовать во имя создания нового, а не чтобы сохранить старое. Вот корень твоей ошибки. Впрочем, на то ты, дорогой Давид, и Страж, чтобы быть туповатым и преданным.