Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
С легкой руки членов парткома меня втоптали в грязь. Комсомольцы приняли решение снять меня с поста секретаря комитета.
Тяжелый, незаслуженный удар. Сижу, как оплеванная, оглушенная ложью. Люди, которые еще вчера голосовали за меня, хвалили, выдвигали, боятся подать мне руку, взглянуть в глаза, сказать правду. Чудовищная несправедливость… В чем я виновата?!
* * *Полетика и Довлатов мостят «Млечный путь» к золотым приискам. Кирка да тачка. Шестнадцатичасовой рабочий день без выходных. Голод. Рваная одежда. Ночевка в шестидесятиградусный мороз в дырявой брезентовой палатке, побои блатарей и конвоя.
— Чертова Лялечка…
— А мне ее жаль.
Анна села к Арону на колени, вжалась спиной в его живот.
— Смотри сюда и представляй себя там, на месте корректоров…
«На встрече с представителями «Дальстроя» в Кремле Сталин вручал премии за перевыполнение плана добычи золота. Он спросил награжденных об условиях работы заключенных на Севере, и те ответили: «Живут в крайне тяжелых условиях, питаются плохо, а трудятся на тяжелейших работах. Многие умирают. Трупы складывают штабелями, как дрова, до весны. Взрывчатки не хватает для рытья могил в вечной мерзлоте».
Анна дрожала, Арон обнял ее руками крест-накрест.
«А знаете, чем больше будет подыхать врагов народа, тем лучше для нас».
Сталин усмехнулся.
Анна отвернулась.
Он читает слова, она в них живет.
— Стрелки обезумливания, — проговорила она, высвобождаясь из крестообразных объятий. У нее горели щеки. И лоб на ощупь был горячим.
Арон заварил чай с имбирем, зазвал Анну на кухню. Ее не только нельзя оставлять одну, ее нельзя оставлять одну со всем этим. Но переводила же она для Яд Вашем, там ужасов не занимать. Наверное, Шуля права насчет Алексея Федоровича. Не будь его в ее жизни, она не принимала бы этот материал так близко к сердцу.
— Если бы стрелки остановить, а потом чуть повернуть вспять… Ляля отнесла бы корректорам свою дурацкую статью позже, те к тому времени обсуждали бы не Ягоду, а погоду… И, вполне вероятно, не оказались бы на Колыме… Если бы Ляля не поспешила сообщить в партком об аресте Анатолия, возможно, все бы обошлось и она родила бы второго ребенка раньше.
— Но тогда он не был бы Алексеем Федоровичем…
— Он им и не стал. Его исковеркали. Он жил вопреки. Делал все наоборот. Они были ответственными — он будет легкомысленным, они были серьезными — он будет шутником, они были целенаправленными — он будет бесцельным… Он никогда не заглядывал в чемоданы, но нашел плацебо — историю Катастрофы. Делился своими открытиями с каким-то ирландцем… Дамы в ситцевых бюстгальтерах рожали ему детей…
Арон успел подхватить Анну на руки, не то она шлепнулась бы головой об пол, отнес в спальню, уложил в постель.
— Уйди, пожалуйста, — попросила она его.
Арон улегся на раскладушку, залез в Телеграм на страницу какого-то анонимного философа, странным образом нумерующего свои умозаключения. Циферки, циферки…
«1132.1
литература (и вообще искусство) абсурда заключает в себе и реализует форму, давно известную античной философии, а именно: своей тканью она создает мыслительное пространство, в котором смыслы не извлекаемы из самой этой ткани, а могут быть только порождены автономно в читателе — при условии, что читатель готов к их порождению, то есть сопричастен созданию этого мыслительного пространства…
…для читателя-зрителя, привыкшего к поиску конечных смыслов, законченных и понимаемых сюжетов, такое искусство вызывает раздражение. Замысел произведения, считает он, должен быть раскрыт в ходе чтения или хотя бы к его завершению. Он не замечает, что в ходе чтения он погружается в мыслительное пространство (отчего интересно читать), не замечает, как мыслительный узел завязывается в начале чтения и развязывается к концу таким образом, что конечный смысл никак не может быть образован, а только осознает, что „ничего не понял“, что „непонятно, что автор хотел сказать“ …
Если считать текстом саму Анну, то он, доктор Варшвер, не имеет права быть «сопричастным» сему «мыслительному пространству». И он потонет, и она не выплывет. Но найти нить понимания он бы не отказался. Ухватиться за нее, распутать клубок и обнаружить в его сердцевине то самое счастье, за которым охотятся ее искатели. Как-то он спросил ее об этом, и она сказала, что файл назван от фонаря, без всякого смысла, его легко переименовать. Скажем, в куклу. «К. укла». К — код. Вместо «укла» — звездочки.
Инженер Деряга
«Год назад, когда неожиданно тяжело заболел редактор, я несколько бессонных ночей провела у его постели, читая ему гранки и передавая по телефону в редакцию его правки. На основании этого меня обвинили в подхалимстве и карьеризме».
Иван Никифорович Садиков проживал в коммунальной квартире с отдельно выделенной телефонной линией. Тариф без лимита. Можно диктовать статьи, не покидая комнаты, хотя находиться там Ляле, чувствительной к запахам, было нелегко. Надышавшись камфарой вперемешку с валерьянкой, она отлучалась на лестничную площадку. Между этажами было
