Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
К резиденции премьер-министра подкатывают водометы. Готовятся к очередной демонстрации. Полиция начеку.
Дома она села под жужжащий вентилятор, уставилась в экран.
«Один из басмачей, очевидно, раненный, пробирался за камнями выше по склону к небольшой роще кривых и низкорослых деревьев…
Минуту было очень тихо. Где-то отчетливо и резко затрещал кузнечик…
…Только теперь доктор заметил шесть лошадей, привязанных к ветвям этих деревьев. Целясь, он неловко повернул раненое плечо и скрипнул зубами. Он выстрелил пять раз и видел, как басмач упал, потом пополз на животе и, после пятого выстрела, затих неподвижно. Тогда доктор перезарядил маузер и, методически целясь, перестрелял басмаческих лошадей. Он убил наповал пять из них, и только одна, раненная в живот, разорвала повод и проскакала по камням, хрипя и истекая кровью…
В горле пересохло, хотелось пить. Доктор заковылял к речке, с трудом лег на живот и стал жадно пить ледяную воду. Пил до тех пор, пока не стало больно зубам. Он немного отполз от воды и услышал песенку, которую пел его отец, седой, сгорбленный, со старым сапогом в руках и с железными очками на носу. Он всегда пел, и рот его был полон сапожных гвоздей. Доктору показалось, что он сейчас умрет; и он удивился, почему перед смертью не вспоминается вся жизнь, как описано в книгах…»
* * *
В горах Тянь-Шаня — резко континентальный климат. Под солнцем потеешь, под луной околеваешь.
Лялю бросало то в жар, то в холод. Победившая басмача в лице двух корректоров, она вошла в подъезд родительского дома. Пахло котлетами. Тошнотворный дух той самой столовой с поварихами в красных косынках.
Утконосая Иринья открыла дверь, подала Ляле тапочки и унесла сапоги.
— Ить я тебе их и почищу, и погрею!
Выбежала из комнаты Таня. Завела юлу, и та крутилась и жужжала.
Пришел Арон. Весь мокрый. Попал под брандспойты. В таком виде он не может сесть в машину. Ему надо обсохнуть. Разувшись, он ушел в ванную вместе с босоножками.
Под жужжание юлы Ляля хвалила брата за рассказ, за центральную мысль, переданную в образе доктора. Красавец-брат слушал молча, дымил трубкой.
Иринья увела Таню из кухни.
— Надо же, я и не думал про спасателя и убийцу в одном лице.
— Тогда что ты хотел сказать?
— Что мы идем кровавым путем. И ничего, кроме романтической гибели, нас не ждет.
— Если ты так считаешь, тогда почему, состоя на службе погранвойск НКВД, не вступаешь в партию? Будучи ее членом, ты мог бы активнее реагировать на происходящее.
— Лялюшка, я героический пессимист. Посему лучше оставаться в тени и делать то, что люблю и во что верю.
— «Героического пессимиста» закавычь. — И не болтай лишнего. Предупреждаю.
— А что случилось?
— В «Смене» уволили корректоров. За треп. Много курили и много болтали. Кабинет проветрили, взяли новеньких.
— Кто-то стукнул?
Ляля пожала плечами.
— Мой тебе совет: уволься, не мешкая. У Капочкиного отца-адмирала поредел флот. Убрали большевиков старой закваски. Он никого не смог защитить. Всех сдал.
Лялю трясло. Лева приложил руку к ее лбу, принес градусник.
Все ясно. Ее мутит от высокой температуры, Васильев с поварихами ни при чем.
Лева вышел из ванной в розовом банном халате. Посмешище! Волосатые ноги, трубка в зубах…
Арон крутился перед Лялей, махал прямыми руками, как дервиш.
Иринья вынесла босоножки. Жужжала юла.
Перебор.
Часть 5
Параллельная реальность
