На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова
А чуть позже, в своей комнате забравшись на подоконник, она позвонит маме и, глотая слезы, терпеливо выслушает все упреки. И наконец-то расскажет о том, как едва не совершила ошибку. Расскажет о Вадиме, об Альке, о том, что нашла и выкупила Буяна. Услышит, как мама закрывает балконную дверь, чтоб, не тревожа спящего мужа, спокойно говорить с ней. И в этот самый момент девушка как будто увидит свою любимую маму, кутающуюся в кофту на узеньком балконе. Увидит, как она улыбается, слушая дочь, а глаза грустно-счастливые. Увидит всё это сквозь расстояние в две тысячи километров. И на душе станет тоскливо.
— Мам, — позвала Инна, — мам, прости меня за всё.
Бывшая балерина на другом конце встрепенулась:
— Ингеборга, что случилось?
Девушка улыбнулась.
— Ничего, мам, просто я люблю тебя.
— Доченька, я могу приехать!
Инна засмеялась.
— Мама, ну что ты! У меня всё хорошо, я клянусь тебе, просто…, — девушка протяжно вздохнула, — соскучилась.
— Я тоже, малышка моя!
— Ой, мам, а знаешь, у меня теперь золотистый цвет волос, представляешь? И Вадим не разрешает мне носить цветные линзы. Сказал, что у меня глаза удивительные и похожи на кристаллы льда.
— Да он знает толк в красоте. Какой умный парень! Приезжайте вместе.
— Приехали бы, но у него загранпаспорт просрочен. Как восстановит, так приедем, — заверила Инна.
Они еще поговорили о том, о сем и распрощались. Инна прижала горячий смартфон ко лбу, положив руки на подтянутые к груди колени. На улице закрапал дождь. Несколько капель попали на стекло, и девушка провожала глазами их долгий путь вниз. Свои слезы она не утирала.
Глава XVIII. На расстоянии дыхания.
На следующий день все ссадины, полученные Инной в неравном бою, проявились во всей красе. Вадим позвонил Людмиле Марковне и рассказал об освобождении матери. Та всё поняла без объяснений. Обе девушки остались дома.
Алька не поднимала глаз. Даже не выходила из комнаты, пока Инна сама не сделала первый шаг навстречу. Она, встав пораньше, напекла блинчиков, накрыла на стол и заорала на всю квартиру:
— Эй, родственники, кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!
Вадим, помятый и измученный, вошел на кухню бочком. Ему еще было не по себе, но он очень старался сохранить лицо.
— Ты представляешь, я вчера кокнула хрустальный бокал из старинного сервиза, — с жалостью проговорила жена, заглядывая в мусорное ведро.
— Ерунда, — пробормотал муж. Инна, всё так же глядя в ведро, заорала:
— Алька, если ты через две минуты не явишься, я приду сама и вылью кофе тебе за шиворот! А, нет. Заставлю выпить ту бурду, которую под видом кофе варит твой брат.
— Ты чего разоралась с утра пораньше? — раздалось от двери. Инна, подпрыгнув, оглянулась.
Алька стояла в проеме и вся была будто выцветшая. Сердце Инны кольнула жалость, но виду она не подала. Кивнула на стул.
— Что стоишь, будто сирота Казанская? — пробормотала она.
Алька села к столу и вздохнула:
— Лучше бы уж сирота, пусть и не Казанская.
Вадим заелозил на своем стуле. Инна растерялась.
— Знаешь, — начала она, но девчушка подняла на нее синие озерца, и та замолчала.
— Знаю, — сказала Алька, — знаю, что нам повезло. В тот день нам очень повезло. Знаешь, Инн, я верю в Бога. Очень верю. Если бы в тот день не собачились соседи моих родителей, его бы, — и она ткнула вилкой в сторону брата, — еще одиннадцать с лишним лет назад отпели. А! Меня бы тоже, кстати. Брат, в каком году это было? Ну, таблеток я наглоталась, а ты — волею Судьбы — забыл что-то дома и вернулся… Черт, сколько же мне было? В каком классе?
— Алька, — глухо позвал Вадим.
Но сестра не слушала. Она вообще не смотрела по сторонам. Она говорила остро и колко, и ее слова напоминали Вадиму пули, да и били они так же сильно. Наповал! Хуже всего было Инне, и он это чувствовал кожей. Его жена словно растеряла весь боевой запал, что был. Даже опустила виновато глаза. На душе вдруг стало тоскливо и мерзко. Хотя нет. Сначала мерзко и оттого тоскливо.
— А! Вспомнила! — вдруг радостно воскликнула Алька. — Я вспомнила! Меня парень в девятом классе поцеловал. Точно! А меня вырвало. Прикинь, Инн? Прям на него. Во позорище! Ты ей этого еще не рассказал, онисама? Нет, постойте. Меня не отпели бы: самоубийц ведь не отпевают. Им прямая дорога в ад.
— Алька!
— Что Алька? Я уже двадцать лет как Алька! — воскликнула сестра и со злостью швырнула приборы на стол.
Брат повел на нее тяжелым взглядом. И неизвестно, чем бы всё закончилось, но тут в дверь позвонили. Все трое даже подпрыгнули от неожиданности. Алька завыла, зажав руками уши. Вадим, еще секунду назад с укором смотрящий на нее, бросился к сестре, отшвырнув стул на своем пути. Инна, не дождавшись указаний, поспешила к двери. Защелкали замки, и через мгновенье в кухню влетела Изма Изральевна. Она отпихнула Вадима и сгребла в охапку Альку, прижав к себе. Девчушка, увидев соседку, заревела. Оперная дива утащила ее с собой. Вадим не сопротивлялся. Он лишь смотрел, как Алька, икая от рыданий, не может попасть ногой в тапок. С пятой попытки она всё-таки влезла в него и ушла за старушкой. Вадим и Инна остались одни в пустой квартире.
— Я…, — пробормотала Инна.
— Не оправдывайся, — перебил ее Вадим. — Это не впервые. Мы это уже проходили. Тогда было хуже.
— Я… Я не знаю, как себя вести, — призналась тихо жена.
— Я тоже.
Поковыряться в ранах не получилось. Не дали. Приехали шустрые ребята в фирменных комбинезонах с воздушными пушками. Они деловито расположились на кухне, попросив хозяев покинуть помещение. Зашелестело полотно, загудела пушка, застучали резиновые молотки. Позвонила квартирантка, сообщила, что нашла новую квартиру и в течение двух дней обещала съехать. Вадим сухо поблагодарил за оперативность.
Ему всё еще не верилось, что мать вышла на свободу. Он почти двенадцать лет не называл мать матерью. Он практически забыл о ее существовании. За все эти годы ни разу не отправил
