Забег на невидимые дистанции. Том 1 - Марьяна Куприянова
Лоуренс промолчал, как и не слышал. Нина потерла переносицу, в которую совсем недавно будто врезался таран. Ее одолевала сонливость. Сколько она просидела тут?
– Эммет, закрой.
Покинув камеру, Клиффорд бросил ключи подчиненному и ни разу не обернулся. Девочка, прихрамывая, следовала за ним. На стажеров она не смотрела, а, посмотрев, не вспомнила бы, что именно они задержали ее несколько часов назад, когда она была не в себе, надели наручники и доставили сюда. Не вспомнила бы то, что сделала и как себя вела.
Проследовав за черной спиной в кабинет, Нина даже не подумала закрыть дверь. Это мало ее волновало. Офицер возился у окна, пока девочка располагалась в кресле так, чтобы ничего не болело. Воспоминания постепенно вливались в голову. Похоже, она вляпалась по самое…
– Выпей воды и вытри лицо и руки. Затем расскажешь, как все случилось. Капюшон можешь снять.
Офицер протянул бумажный стакан и пачку салфеток. Очень кстати. Нина молча воспользовалась тем и другим, пока Лоуренс закрывал дверь и возвращался на свое место. Он внимательно следил, как девочка протирает лицо от грязи. Когда кожа очистилась, на щеке проступила родинка, и он прищурился, разглядывая ее. Дежавю. Он узнал этот момент, но не мог понять, откуда помнит его. Разве с ним случалось подобное? Может, когда-то снилось. Или видел в кино.
Девочка по-прежнему прятала ладони в рукавах, а голову в капюшоне. Как маленькая улитка с мягким черным панцирем-пледом. Ей неуютно. С минуту они рассматривали друг друга, как будто изучали или пытались узнать. Затем Ларс, отбросив странное наваждение, заговорил.
– Меня зовут Лоуренс Клиффорд, я офицер полиции, представляю отдел нравов. Как твое имя? Сколько тебе лет?
– Не могу сказать.
– Почему это?
– Забыла.
– И от чего у тебя амнезия, хм?
– Головой ударилась.
– Когда успела?
– Наверное, когда упала на проезжей части.
– И зачем ты это сделала?
– Трудно не подчиниться законам физики, когда тебя сбивает машина.
Лоуренс опешил, но всего на пару мгновений. Нужно переварить информацию. Какой сегодня странный день. Пользуясь его замешательством, девочка решительно прервала паузу.
– У вас есть обвинения в мой адрес? Почему меня удерживают здесь? Я устала, мне больно, я очень хочу домой. Несколько часов я просидела в изоляторе, а сейчас… – заговорила она, медленно поднимаясь.
– Сядь на место, – спокойно сказал офицер.
– Отдайте мне мои вещи, вы не имеете права, – не унималась девочка, норовя подскочить и выбежать. Хорошо, что он запер дверь.
– Я сказал тебе сесть.
Неожиданно для себя самой Нина приземлилась обратно, словно приклеилась к спинке кресла.
– [Mudila], – буркнула она себе под нос и скрестила руки на груди. Поза защиты от нападений.
Ей начинало вспоминаться все, что произошло на дороге. Клюшка в руках, битое стекло, орущий мужик, чьи-то руки, оттаскивающие ее. Черно-белая патрульная машина, словно касатка, приплывшая за раненым тюленем. Дерьмо!
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Какой это язык?
– Не важно.
– Покажи мне ладони.
– Что это изменит?
– Например, то, что я узнаю твою версию событий.
Лоуренс из последних сил старался быть сдержанным. Ее упрямство раздражало.
– А она вас интересует? Или, может, достаточно того, что вы услышали от двух балбесов с дубинками?
Клиффорд подумал, что точнее не скажешь, но вслух заметил:
– Оскорбление сотрудника полиции при исполнении полностью выкупает несколько часов, проведенных в изоляторе.
– А у вас тут все задним числом делается? Что за допрос вообще, на каком основании? Какие ко мне обвинения? Кто их выдвигает?
– Обвинения в нарушении общественного порядка; нападение на человека, порча имущества. Выдвигает полиция Мидлбери, задержание продлится до выяснения личности и обстоятельств, – скороговоркой выдал он, замечая, что припугнуть ее таким тоном вполне получилось. – Мне нужно знать, как все было. Ты удивишься, но меня это действительно интересует.
– Действительно, удивлена. Вы не похожи на своих коллег. Им было плевать, что со мной случилось за две минуты до их появления. Они увидели только итог происшествия и без разбирательств затолкали меня в машину. Я даже не знаю, где мой телефон. Я давно должна быть дома, родители с ума сходят!
В последнем она, конечно, лукавила, стремясь разжалобить офицера. Хотя такого попробуй разжалоби. Родители привыкли, что она может прийти домой не сразу как освободится, а с большим опозданием – пойдет искать приключения с отпрыском Биллингсли, как и бывало чаще всего. Если бы они каждый раз переживали, давно сошли бы с ума.
– Все разбирательства обычно происходят в участке, твое задержание абсолютно законно. Тем более мне доложили, ты оказывала сопротивление. Так что говори прямо здесь и сейчас, как все произошло. Я слушаю.
Словесная перепалка за звание главнокомандующего в этом неуютном кабинете закончилась так же внезапно, как и началась. Нина помолчала, собираясь с мыслями, исподтишка разглядывая притягательное, пропорциональное, как мраморная скульптура, но все равно какое-то неправильное лицо. Должно быть, по этой причине на него и хотелось смотреть. Чтобы понять, что с ним не так.
И тут Нина поняла, в чем дело. Крупный кадык на довольно короткой шее казался чем-то интимным. Этот бугор на горле офицера был слишком выраженным для миловидного лица, похожего на женское.
– Ладно. Я расскажу.
Пока она описывала, как все вышло, пряча пекущие ладони под столом, Лоуренс Клиффорд позволил себе только одно – посреди рассказа он снял фуражку и положил на стол справа от себя, обескуражив девочку этим жестом. Ей пришлось прерваться на несколько секунд. Хотя ее лучший друг тоже блондин, но такого перламутрового оттенка она прежде не видела. Волосы с мизинец длиной падали на лоб и глаза по обе стороны лица. Нина представила его с ободком, открывающим гладкий лоб.
Клиффорд сделал это специально, чтобы по реакции на внезапное невербальное воздействие проверить, обманывает она или говорит правду. Он знал сигналы, извещающие о лжи, когда выдуманную историю приходится прерывать на полуслове, а затем возвращаться к ее пересказу, и не заметил их сейчас. Похоже, девочка не обманывала.
В отличие от всех подростков, когда-либо попадавших в этот кабинет для воспитательной беседы, она не выглядела испуганной, потерянной или виноватой. Побитой – да. И, несмотря на очевидные слабость и усталость, производила впечатление того, кто явился сюда, чтобы назвать Клиффорду все его грехи, заявить, что знает о нем всю подноготную.
Было заметно, что ей здесь некомфортно, но не страшно. Девочка не прятала глаза, не стучала по полу пяткой от волнения, не грызла ногти, не запиналась, не обкусывала кожу с губ. Смотрела прямо и спокойно, равно как и сам
