Туманные аллеи - Алексей Иванович Слаповский
Я прочитал, оглянулся на себя – а ведь точно! С детьми так и не наладилось ничего, наоборот, смотрят на меня как на идиота – чего это папаша вдруг облизывать начал, где раньше был? И намбер три моя, если вглядеться, тоже… Я ведь перед тем, как попытался с ней что-то наладить, жестокую вещь ей сказал. Пришел однажды вечером не совсем трезвый, она что-то такое… Нет, не ругала, что-то начала о своих делах. Я говорю: извини, мне неинтересно. Она в обиду: а с мне поговорить, я одна совсем! Ты меня, говорит, игнорируешь уже начисто, в том числе, уж прости, в интимном смысле. И я взорвался. Говорю: общаться с тобой – не о чем. А насчет интимного смысла даже не пробуй притворяться, не нужен тебе этот интимный смысл. Был бы нужен, я бы понял. Посмотри, как ты одета, на прическу свою посмотри, на все вообще, если женщина интима хочет, она будет себя так запускать? Я тебя не хочу, ясно? Наглухо, начисто, навсегда – не хочу! Мне с тобой почти так же странно лечь, как с бомжихой какой-нибудь.
– Ого!
– Да. Оскорбил по полной. Плакала.
– Женщины таких слов не прощают.
– Прощают. Все прощают. У женщин есть спасительная особенность, и вы об этом должны знать, если писатель, они умеют забывать плохое. Будто его и не было. Умеют не помнить.
– Это только кажется. Помнят. Но знают, что любой человек может наговорить страшных вещей. Которые не обязательно полная правда.
– Но я-то голую правду сказал! Химически чистую!
– Такой не бывает.
– Почему же?
– Потому что химически чистых людей не бывает, – ответил я давнишней заготовкой.
– Ну, это мы опять в теорию сейчас уйдем! В общем, у челябинской моей все рухнуло, у меня тоже, но она ушла, а я остался. Она моложе намного, у нее мама, она к ней и ушла, а мне куда? Если бы был кто-то. Никого. И друзей, кстати, практически нет, а совсем одному оказаться в моем возрасте… Есть люди, живут в одиночку, у меня друг детства такой, ни разу не женился, и вроде ничего, не страдает. Я один раз спросил – само собой, в пьяном виде. Я, когда выпью, привычку имею старым друзьям звонить. И вот позвонил, как дела, как что, политика, спорт, и тут я ему: Ген, а у тебя женщины были вообще? Ведь никаких же признаков, совсем! Ты же не голубой у нас, я помню, что-то у тебя было с девушками. И он говорит: девушек особо не было, но была женщина, когда мне было двадцать, я ее очень любил, она меня тоже, хотела уйти от мужа ко мне, но не смогла. И повесилась в ванной, и с тех пор у меня никого нет. Я впервые от него эту историю услышал. С одной стороны, не верится, с другой – в жизни чего только не бывает. Тоже ведь сюжет, правда?
Ну вот, живем дальше, я по-своему, челябинская моя по-своему. Пишем друг другу ежедневно. Не роман в письмах, никто ничего ни про какую любовь или что-то. Но если я с ней один день не пообщаюсь – скучаю. А дома полное отчуждение и тоска. Вдобавок чуть не разбился, за рулем сознание потерял. Проверился, томографию сделал, что-то там нашли в сосудах, начал таблетки пить. Нанял шофера, чтобы ездить, мне же надо: встречи по делу, в конторы всякие. Потом начал на электричке передвигаться, на метро. И дела как-то хуже пошли, и интерес уже не тот. Но мне от этого как-то даже легче. Езжу на электричке, в метро, как бедный, а сам думаю – так мне и надо. Почему надо, не знаю, но вот именно это и думаю – так и надо. Правда, удовольствие открыл – наблюдать за людьми. То есть за девушками, конечно. Когда в машине, никого не видишь толком, а в электричке, в метро, на улице – уйма красавиц. Говорят, они все в машины пересели, да нет. Очень много в обычной обстановке. Необязательно полные красавицы, я этого давно не ищу, их и нет, если вдуматься. Нет идеальных красавиц, ни одной, только в интернете с фотошопом. Ничего нет идеального. Но есть зато в каждой что-то свое. Индивидуальное. Целый мир там. Может, в этом и причина человеческого секса? Животные, если одной породы, они же более или менее одинаковые. Ну, предпочтения есть, понятно: выбирают сильного самца, мощную самку – естественный отбор. А человеческий самец, если он самкой овладевает, он же целым миром овладевает. Разве нет? И еще. Животные не знают, что умрут, а человек знает. Что у него только одна жизнь. Одна! Это же страшно, так? Вы думали об этом?
– Конечно.
– И что?
– Что?
– Как для себя решаете эту проблему?
– Никак. Принял. Смирился, по вашему выражению, – сказал я не так, как хотел сказать, потому что до сих пор не знаю, как хочу об этом сказать. Я сказал так, как должен был сказать. Вот об этом, о том, что и как должен сказать, я все отлично знаю.
– Ясно. Опять, значит, вы счастливый получаетесь. А я не смирился. И я понял – для тех, кто по женщинам без конца ходит, – это еще способ прожить как бы несколько вариантов жизни. Не до конца, но хотя бы попробовать. Откусить от вечности, от бесконечного числа вариантов. Как там в Евангелии, я в подлиннике не читал, если честно, но цитату встречал много раз: каждый, кто на женщин смотрит и их хочет, он уже по умолчанию грешник и развратник. Так?
– Почти. Кто смотрит на женщину с вожделением, уже согрешил с ней в сердце своем.
– Вот-вот. Ахинея полная!
– Вообще-то это Христос сказал.
– И что? Мало ли кто что скажет. Христос одно, Будда другое, Магомет третье. Вот если бы я имел три жизни, одну бы прожил по Христу, другую по Магомету, третью по Будде, я бы мог сравнивать как-то. Эмпирически. А на слово верить… Мое возражение в чем? В том, что где тут грех? Секс – только путь к человеку, к варианту, к другой судьбе. Вожделение, как вы говорите…
– Не я!
– Да понял. Вожделение не самоцель. Просто человек тоскует, что жизнь одна, он смотрит на женщин, хочет их, а на самом деле хочет другой жизни, третьей, двадцатой. Я вот еду в метро, замечаю. Девушка что-то в телефоне смотрит, улыбается. И такая улыбка
