Лето прошло - Ольга Владимировна Шлихт
Вам нужны еще доказательства? Они говорят вместе, думают вместе – против меня. Первый раз объединились так откровенно. Значит, скоро конец.
Не просто сказано – приказано. Нечего упрямиться. Луг огромный. Земля дорогая. Получится целых пять коровников. Коров запереть. Прикупить новых. И никогда не выпускать. Чтоб давали много молока. Они и дадут много, но проживут мало. Не страшно. Под нож! Вадим меня сколько раз уговаривал. Сказал, что сейчас сначала оглушают электричеством. Гуманно. Нет, это не приказ. Это предсказание. Сейчас поздно соглашаться, подчиняться. Потому что есть Оксана. Оксане нужно, чтобы я совсем ушла из их жизни, из жизни. А если отдать все, уйти, исчезнуть? Сашу отдать, коров, свиней, деньги? Ведь это им и нужно? Тогда помилуют?
Упыри, убийцы кружили вокруг: «Исчезни, исчезни!» Таджик смеялся золотыми зубами. А Сашу Оксана со свету сживет, когда своего родит.
«Построим коровники, получим много-много молока, продадим, купим яхту и отправимся в кругосветное путешествие». Вадим – Саше. Это он о себе, обо мне и Саше? Не хочу я никакой яхты! Я боюсь плавать, боюсь летать.
Оксане не понравилось, что ее оттерли от яхты. «А меня возьмете?» – «Да, конечно, – капитаном!» Вадим не шутит. Он не со мной собирается в путешествие.
Улыбнуться не получилось. Впервые отказало не только лицо. Поднялась, без слов пошла от стола. Пошатнулась. Вадим, Любаша кинулись ко мне. Веселье кончилось.
Вот что я сейчас подумала – то, что Вадим припрятывал, затушевывал, Оксана выпалила, как выстрелила. Он, отлично помню, сказал как-то: «Ведь если коровы, которых никогда не выпускать на улицу, дают больше молока, это значит, что им хорошо живется».
Вадим с Любашей отвели меня наверх, в спальню. Я нашла в себе силы промямлить, что от бессонницы кружится голова, что надо прилечь.
Оксана осталась внизу. Я слышала сладкий говорок: «Не бойся, Сашенька, с мамочкой все в порядке».
Вадим видел, как мне плохо. Почему не остался? Поцеловал в лоб, сказал: «Ну, отдыхай» и ушел вниз.
Они поехали на пикник! С Сашей, без меня.
Сейчас показывают сумасшедшую, которая ест собак. Черепа выносит на помойку.
Когда они уехали, случилось удивительное. Я спустилась, не сразу отыскала ключ от своей машины в ящике шкафа в коридоре, с трудом вспомнила, как брелоком поднимается дверь гаража. Выехала мимо изумленных таджиков. Не ездила больше года, но машина приняла меня, как верный друг. Можно свернуть руль и врезаться в столб. Можно дождаться ночи и таджика с ножом, Вадима с подушкой, Оксаны с ядом для крыс. Можно кинуться к ним с криком: «Берите все, только не убивайте!» Только бы скорей! Я смирилась с тем, что неизбежно, и страх исчез! Как можно бояться того, с чем все равно не сможешь справиться? Я поняла, о чем вы толковали, Яков Львович. И даже допустила, что придумала все сама.
Я ехала, смотрела и была пуста и безжизненна. Вместе со страхом исчезло все. Прошлое безразлично. Папа, мама. Собаки. Коровы, свиньи. Я пыталась разжалобить себя Сашей. Не получается. Если всех ждет одно и то же, то все равны и все равно. И что теперь? Если меня в скором времени ждут подушка, нож таджика или крысиный яд – туда мне и дорога. А если нет – и придется жить дальше в пустоте вместе с Вадимом, Сашей, Оксаной? Жить тенью вместе с тенями. Затеплилось: «Не хочу». Не хочу страха и не хочу пустоты. Пустота испугала. Впервые за много лет, вообще впервые, мне захотелось стать совсем другой, не просто сбросить кожу. Не просто перестать притворяться. Нужна замена, толчок. Уйти? Развестись? Саша вцепится: «Мама, мама!» Или еще хуже – не вцепится. Вадим не поймет, бросится уговаривать. Зачем ему дележ имущества? Потеря имущества? Или упрячет меня в психушку.
Взять да и полюбить человека, который заколол вилами кошку. Полюбить ребенка, которого до этого просто не знала. Не получится.
Уйти навсегда. Отмучиться.
Есть только один выход. Исчезнуть. Только не дома.
Паспорт никогда не беру с собой, чтобы не потерялся, не украли. Забрать, чтобы потом опознали. Мне сразу стало легко. Возьму паспорт, поеду (длинный путь – поезд, автобус, пешком по полю) на сельское кладбище рядом с умершей деревней, приму таблетки, обниму могилу бабушки. Потому что она – это и мама, и папа, и все, чего у меня нет. Когда-нибудь приедут люди навещать родных покойников, найдут меня, паспорт в полиэтиленовом пакете. Это чтобы Вадим знал и Саша знал. Чтобы была для них определенность.
Я ехала, думала и не заметила, как оказалась в городе. В пробке. На автобусной остановке стояли молодая женщина с девочкой лет пяти. Дешевейшая длинная юбка с бежевыми разводами. Синтетика с рынка. Женщина смотрела на меня спокойно, приветливо, без злости на дорогую иномарку. Девочка вдруг взяла и помахала мне рукой. Я совершенно их не знала – людей, с добрыми, равнодушными и раздраженными лицами ждущих своего автобуса. А что, если встать с ними рядом? Вспомнила Сашу. Ну какая я мать? Ничего не поделаешь.
Ехать мне было некуда. Путь к Тане сложился сам собой. Сквер перед монастырем. Сегодня отличная погода. Четко – джип, крупный мужчина вышел, за ним выпрыгнули две пестрые собачки. Веселые, преданные. Мать и дочь. Специально приезжает, чтобы с ними гулять. Любит, не отдал, оставил и беспородного щенка. Какая я дура!
Я развернулась и поехала домой. У Оксаны скоро день рождения. Не нужно ее бояться. Несчастная, в сущности, женщина. Жалкая. Съезжу к Тане через пару дней и заодно куплю подарок. У нее поблизости полно магазинчиков. Чашку какую-нибудь импортную. Дорогой платок.
Я позавидовала людям, от которых была отгорожена стеклянной стеной. Если бы разбить ее и стать как все! Да и нет его совсем – стекла. Мне стало почти спокойно, почти хорошо.
Только что сказала Оксане, что хочу больше времени проводить с Сашей. Что сейчас пойду с ним гулять, вдвоем. Она посмотрела на меня злобно, сложила пальцы правой руки в пистолет и выстрелила в меня три раза.
Вадим, прочитав дневник, в полном недоумении и ужасе спрятал его, чтобы уничтожить в ближайшем будущем, потому что ему хочется быть здоровым, богатым и бессмертным. Чувство некоторой неловкости от начавшейся еще при Наталье связи с Оксаной окончательно похоронено.
Оксана думает: «Ну, теперь пора». Сообщить Вадиму о беременности. Ей все труднее скрывать ненависть к
