Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
- Ну и силища! Мужчине не уступите!
- Ежели мужчина стоящий – уступит, – ввернула Фёкла.
- Ох и язычок у вас. Это хорошо. Я тоже люблю шутки. Но сперва о деле... С планом справитесь?
- Вы разве не знаете, что у нас хлеб выбило?
- Знаю. Но, во-первых, я в этом не виноват, а во-вторых, выбило не весь хлеб...
- Нам-то ведь тоже надо!
- В первую очередь государству! Потом вам... И потом, товарищи, у вас есть председатель. С него и спрашивайте. А я уполномоченный...
- Все с председателя спрашивают... Видно, председатель всех безответней... – Агнея болезненно переживала упрёки, хотя бы и косвенно направленные на брата; его ещё не бранили вслух, но недовольство, копившееся годами, нет-нет да и прорывалось наружу: жить впроголодь всем надоело. И этот год не обещал быть сытым.
С согласия Сазонова в первые дни уборки Гордей начислил по сто граммов на трудодень. Но это было ничтожно мало. И теперь вопрос стоял так: выполнять план или делить оставшийся хлеб между колхозниками.
«Уменьшим план», – обещал Сазонов, но пока что помалкивал, а зерно шло на элеватор. Из района раздавались тревожные, потом угрожающие звонки. Чаще других звонил Камчук, приславший уполномоченным Раева.
- Что положено – сдадите. Больше того государство не потребует, – говорил Раев.
- Все о государстве пекутся, – сказала Афанасея. – А мы разве не государство?
- Мы, выходит, пасынки, – с горечью сказала Агнея.
- Чепуха! – не очень искренне рассердился Раев. – Хлебороба без хлеба никто не оставит. Будьте уверены. И если что – звоните мне... Я приму меры...
Он уехал, внеся смуту неопределённостью своих ответов. Значит, район не запрещает выдавать хлеб? Кто же виноват в том, что его не выдают? Председатель? А он на район ссылается, на градобой...
- Приятный мужичок! – сказал Панкратов.
- Мягко стелет! – желчно усмехнулась Агнея.
Раев в это время накачивал Ямина.
- Медленно сдаёте! Очень медленно!
- Сазонов сулил план уменьшить.
- Он чересчур много взял на себя. И, где нужно, получит за это соответствующее внушение...
- С народом-то как быть? Не с голоду же ему помирать...
- Хлеб должен быть сдан любой ценой. И он будет сдан. Этому никто не помешает...
- Ясно-понятно! Я тоже мешать не стану. А ежели колхозникам маленько подкину, дак это на пользу...
- Опять бодаешься, Ямин? Видно, зря тебя отпустил... С таким характером на воле долго не пробудешь...
- Каюсь, товарищ Раев, виноват в том, что людей жалко! Ежели за это можно посадить – сади. Другой вины за собой не знаю...
- С меня тоже требуют, дурень! А я всего только человек, – обессиленно сказал Раев и, не простившись, вышел.
Узнав от Агнеи о разговоре на току, Гордей на свой страх и риск приказал начислить колхозникам ещё по сто граммов.
На следующий день его вызвал Камчук.
Глава 46
Отголубели по-детски чистые да погожие дни. Завзбуривала осень. С утра до вечера сыпали дожди. Уймётся проливной – начнёт бусить, будто через мелкое сито, нудная изморось. По улицам – лывы, в которых плещутся горластые, разжиревшие гуси, ещё не подозревающие, что догуливают последние денёчки.
- Ранний гость до обеда, с обеда – до утра, – макая оладьей в сметану, говорил Панфило. – В поле, слава богу, управились.
- Град за нас управился! – сердито буркнула Фёкла. – Вчерась бабы на Ямина криком кричали, хлеб требовали...
- То ли ишо будет! От бога отступился, вот и воздаётся ему сторицей...
- Ты хоть при мне своего бога не тереби...
- Оладушки сгорят! К печке стала, дак поглядывай! Моя покойница у шестка, бывало, юлой вертелась...
- Надоел ты мне со своей покойницей! Скоро ли сам к ей отправишься?
- А это не видала? Думаешь, моё хозяйство тебе достанется? Не рассчитывай! Помирать стану – всё сожгу! И тебя в огонь брошу. На свою голову смерти молишь, лапушка!..
Стукнула калитка.
На высокое крыльцо поднимался Ямин.
- Хлеб да соль!
- Присаживайся к столу, Гордей Максимыч! – придвинул табуретку хозяин.
- Не откажи, отведай оладушек! – расстилалась Фёкла.
