Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Вулли на цыпочках пошел обратно на кухню, чтобы объяснить это Дачесу, как вдруг зазвонил телефон.
— Телефон! — воскликнул Вулли, ни к кому не обращаясь. — Может, это Эммет.
Быстро свернув к кабинету «Денниса», Вулли в момент обогнул стол и снял трубку на третьем звонке.
— Привет-привет! — сказал он с улыбкой.
Сначала на приветствие Вулли ответили молчанием. Потом вопросом — и задал его голос, для описания которого больше всего подходило слово «заостренный».
— Кто это? — хотела знать женщина на другом конце провода. — Это ты, Уоллес?
Вулли повесил трубку.
С секунду он смотрел на телефон. Потом снял трубку с рычага и бросил на стол.
В игре в сломанный телефон Вулли особенно нравилось, что фраза на конце «провода» могла быть совершенно не похожа на ту, что была в начале. В ней появлялась тайна. Что-то неожиданное. Или забавное. Но когда кто-то вроде его сестры Кейтлин говорил в настоящий телефон, никакой тайны, неожиданности или забавы в этом и близко не было. И фраза на конце провода оставалась такой же неприятно острой, как и в начале.
Трубка на столе начала гудеть, как комар ночью в спальне. Вулли смахнул ее в ящик и задвинул его — насколько получилось из-за шнура.
— Кто звонил? — спросил Дачес, когда Вулли вернулся на кухню.
— Ошиблись номером.
Билли, надеявшийся, что звонил Эммет, встревоженно посмотрел на Дачеса.
— Почти восемь, — сказал он.
— Правда? — сказал Дачес так, словно часом больше, часом меньше — разницы никакой.
— Как дела с соусом? — спросил Вулли в надежде сменить тему.
Дачес протянул Билли ложку.
— Не хочешь попробовать?
Помедлив, Билли взял ложку и макнул ее в сковородку.
— Горячий, — предупредил Вулли.
Билли кивнул и осторожно подул на соус. Когда он засунул ложку в рот, Вулли с Дачесом одновременно придвинулись к нему, с нетерпением ожидая вердикта. Но тут в дверь позвонили.
Все переглянулись. Дачес и Билли рванули с места как ужаленные: один — по коридору, второй — через столовую.
Вулли посмотрел на них и улыбнулся. Но затем тревожная мысль посетила его: что, если это как с котом Шредингера? Что, если звонок в дверь породил две возможные реальности, и в той, где дверь открывает Билли, на пороге стоит Эммет, а в той, где дверь открывает Дачес, за ней — торговый представитель? И Вулли поспешил к двери в состоянии повышенной тревожности и неопределенности.
Дачес
Когда в монастырь святого Ника приезжали новые мальчики, сестра Агнесса всегда назначала им какую-нибудь работу.
«Когда нас просят обратиться к тому, что перед нами, мы меньше беспокоимся о том, чего перед нами нет», — говорила она. Как только они, ошарашенные, появлялись в дверях — смущенные и, как правило, готовые вот-вот разрыдаться, она отправляла их в столовую расставлять посуду перед обедом. Столы накрыты, и она отправляет их в церковь раскладывать псалтыри по скамьям. Псалтыри разложены, и их посылают собирать полотенца, складывать простыни, сгребать листья — и так, пока новенькие не перестают быть новенькими.
Так я и поступил с пацаном.
Почему? Потому что завтрак еще не кончился, а он уже спрашивает, когда приедет его брат.
Я лично Эммета до обеда не ждал. Зная Милу, до двух ночи он был по уши занят. Предположим, он проспит до одиннадцати и потом понежится под одеялом — тогда до Хастингса-на-Гудзоне он доберется примерно к двум часам дня. Это самое раннее. Чтобы не рисковать, я сказал Билли, что Эммет будет к ужину.
— В котором часу ужин?
— В восемь.
— В восемь ровно? — спросил Вулли.
— Ровно, — подтвердил я.
Билли кивнул, сказал, что сейчас вернется, навестил часы в гостиной и сообщил нам, что время — две минуты одиннадцатого.
Подтекст яснее некуда. Между «сейчас» и обещанным возвращением брата было пятьсот девяносто восемь минут, и Билли собирался считать каждую. Так что, когда после завтрака Вулли взялся за посуду, я попросил Билли мне помочь.
Сначала я повел его в кладовую с бельем — там мы нашли отличную скатерть и расстелили ее на обеденном столе, заботливо проследив за тем, чтобы с каждой стороны она свисала одинаково. Выложили салфетки перед четырьмя стульями — на каждой свой вышитый цветок. Затем мы повернулись к серванту, и Билли сказал, что он заперт, а я ответил, что ключи редко кладут далеко от скважин, и запустил руку в супницу.
— Вуаля.
Дверцы серванта отворились, и на стол опустились чудесные фарфоровые блюда для закусок, главного блюда и десерта. А еще хрустальные бокалы для воды и вина. А также два канделябра и плоская черная коробочка с фамильным серебром.
Объяснив Билли, как разложить приборы, я подумал, что потом за ним придется все переделывать. Но оказалось, что столы Билли сервирует как дышит. Каждую вилку, каждый нож и ложку он выкладывал словно по линейке и компасу.
Мы отошли от стола полюбоваться результатом, и Билли спросил: у нас что, сегодня будет особенный ужин?
— Определенно.
— Почему он будет особенным, Дачес?
— В честь воссоединения, Билли. Воссоединения четырех мушкетеров.
На это пацан широко улыбнулся, но тут же наморщил лоб. На лице у Билли Уотсона ни улыбка, ни хмурый вид не задерживались дольше, чем на минуту.
— Если это особенный ужин, то что мы будем есть?
— Отличный вопрос. По просьбе некоего Вулли Мартина у нас на столе будет кое-что, известное под названием феттучини мио аморе. А уж особеннее этого блюда, друг мой, не бывает ничего.
Под мою диктовку Билли внес в список покупок все нужные ингредиенты, и мы отправились на Артур-авеню на скорости триста вопросов в час.
— А что такое Артур-авеню, Дачес?
— Главная улица в итальянском районе Бронкса, Билли.
— Что такое итальянский район?
— Там, где живут итальянцы.
— Почему все итальянцы живут в одном месте?
— Чтобы совать носы в дела друг друга.
Дачес, что такое траттория?
Кто такой чичероне?
Что такое артишок? А панчетта? А тирамису?
Мы вернулись несколько часов спустя, но готовить было еще слишком рано, так что, успев убедиться, что с математикой у Билли все в полном порядке, я отвел его в кабинет зятя Вулли, чтобы произвести кое-какие расчеты.
Усадив его за стол и снабдив блокнотом с карандашом, я лег на ковер и перечислил все траты, которые накопились у нас с Вулли после отъезда из монастыря. Шесть баков топлива; два номера и еда в «Хауард Джонсонсе»; кровати и полотенца в отеле «Саншайн»; счет из кафе на Второй авеню. На всякий случай велел ему
