Пророки - Роберт Джонс-младший
Амос больше всех был похож на мужчин из сна. Да, он уходил от нее, не пожелав доброго утра или доброй ночи, но все же лежал рядом. Не вскидывал рук в восхищении, но прикасался к ней так, как ей нравилось. И спрашивал разрешения — всегда спрашивал разрешения! Конечно, серебром он пока не стал, но уже как следует раскалился.
Когда тубабы явились за ней, Тетушка Би спала, улыбаясь и прижимая пальцы к губам. Услышав шум, облепившие ее мальчишки повскакали и высыпали наружу. Ее же разбудил грохот выстрелов. Едва продрав слипавшиеся со сна глаза, она увидела нацеленные на нее ружья.
— Мальчики мои, где вы?
Сердце Тетушки Би забилось у нее в горле. Язык пересох. Стало быть, в ближайшие дни по плантации будет бродить смерть, срывая самые синие ягоды. Даже те, которые и не догадывались, что их синева — это порок.
— Но все нормально. Мои мальчики защитят меня, я знаю. Ведь я правильно их воспитала. А не они, значит, Амос, — вот что сказала Тетушка Би, когда в хижину к ней ворвались тубабы.
Она села и широко улыбнулась прямо в их белые как мел лица. Однако улыбка ее вскоре померкла. Медленно, так медленно, что тубабы даже и не заметили. Померкла она, когда Тетушка Би поняла, что ни один из ее сыновей не спешит ей на помощь. Даже Дуг.
Неужто они все мертвы? Все шестеро? Так быстро? Не-е, не может быть. Почему же ни один не растолкал ее, не предупредил, что нужно бежать? Как такое возможно? Ведь она столько им дала. Спасла их, нашла для них место, груди свои выжимала насухо, чтобы сохранить им жизнь.
Неужто и Амос тоже?
Все-таки выбрал Эсси?
Да как же так?
Направив на нее дула, тубабы принялись орать, чтобы она выметалась из хижины, которую ей так и не удалось превратить в дом. И не ее было в этом винить. Тетушка Би рухнула на пол. Они рассмеялись, думая, что упала она случайно. Она же смотрела вперед, туда, в сторону поросшего травой холмика. Ноги тубабов загораживали обзор, и она пыталась разглядеть его сквозь них. Это было несложно. Надвое ее раскололо другое — их смех. Тогда то, что она считала давно переваренным, поднялось из кишок и заполонило тело. О, какое оно холодное, серое и жуткое, опутывает, словно лоза, и стелется, как туман по земле. И вот наконец она вырвалась, выпростав для начала наружу руки, сжимающие красные гвоздики. Даже не обняла на радостях. Ну что ж, держись!
Да, вот так Бьюла начала выбираться на свет. Через рот, через уши. И, вылезая из них, шепнула, очень довольная собой: «Я же тебя предупреждала».
1:7
Да, несколько человек упали. Но Эсси, прижимавшая к себе Соломона, видела поверх его головы, что многие бросились на тубабов с кулаками. И вела их за собой Сара. Должно быть, если поглядеть сверху, схватка показалась бы гноящейся раной на теле Пустоши, но никогда еще Эсси не доводилось видеть столь прекрасного зрелища. Завороженная его красотой, она пятилась, пока не оказалась за хлевом, под защитой окаймлявших берег реки деревьев.
Эсси крепче прижала к себе Соломона. Мальчик вздрогнул, но не заплакал. Все прислушивался к шуму и пытался вывернуться. Словно, по самой природе своей был завоевателем и хотел всё увидеть, чтобы никогда не допустить повторения. Эсси окинула взглядом пухлое тельце. Так похож на отца.
Она почти до крови прикусила губу, но это не помогло отогнать душившие ее воспоминания. Вот что у нее отняли. Конечно, не только это, но оно положило начало всем остальным лишениям. У нее отняли право сказать «нет». Превратили ее «нет» в нечто бессильное и жалкое — и тогда оно стало беспощадным.
Вот это и будет ее «нет». Поздновато, конечно. И все же — вот оно, яркое, трудное, но вполне отчетливое.
Они совершили ужасную ошибку. Вручили ребенка не той женщине. Нужно было отдать его Тетушке Би — та, несмотря ни на что, любила таких детишек. Они же отдали его той, которой хотелось разрубить его надвое и раздать половинки первым, кто попросит. Они знали, кто она (хотя, наверное, все же нет). Эсси обязана была оставаться собой. Да, на какое-то время она забыла себя, но с этим покончено. Больше она их не разочарует.
Сверчки трещали пронзительно, словно пытались ее предостеречь, но Эсси не обратила на них внимания. Луна сияла вполсилы, но и такого света хватило, чтобы разглядеть личико ребенка, такое круглое и нежное, особенно когда он смотрел в сторону.
Эсси вышла на берег и заглянула в черную воду. Улыбнулась, заметив, как безмятежна речная гладь, и пожалела, что придется нарушить ее покой. Потом она крепче прижала Соломона к себе и стала давить все сильнее и сильнее, и мальчик принялся выворачиваться и отбиваться. Удивительно, сколько силы оказалось в таком крошечном тельце. Но Эсси не сдавалась и сжимала его до тех пор, пока не услышала хруст. Мальчик обмяк в ее руках, и она подняла его высоко над головой, словно демонстрируя кому-то в небесах неопровержимое доказательство. А затем одним резким движением швырнула в реку.
И вода, тихо всхлипнув, поглотила его.
1:8
В самый разгар сражения горе привело Пуа к хлопковому полю. Хотелось закрыть глаза, растянуться на земле и лежать, пока не налетят волки и не сотворят с ней то, для чего их создала природа. Кто знает, может, после того как они обглодают ее кости и переварят плоть, маки зацветут там, где останки ее удобрят землю. И природа будет помнить о ней, когда все остальные забудут.
Пуа закрыла глаза и приготовилась, как вдруг ее кто-то схватил.
— Эй, девочка, вставай!
Сара.
Пуа не стала ее слушать. Какой смысл вставать, если все равно пристрелят?
