Пророки - Роберт Джонс-младший
Мэгги вовсе не опасалась разрушить эту эйфорию и привлечь к себе внимание, знала, что в итоге это не будет иметь никакого значения. Чуть согнув обретшие новую силу руки, она метнулась вперед. Кончик ножа ткнулся в шею Пола сзади и почти беззвучно пронзил ее. Мэгги не ожидала, что все произойдет так тихо. Голова Пола едва заметно качнулась назад, но отшатнуться или обернуться он даже не попытался. Как будто заранее все знал и давно смирился. Или, наоборот, совершенно такого не ожидал и застыл от изумления. С ножом в шее он ничком рухнул на землю. Мэгги, тяжело дыша, осталась стоять над ним. А окружающие потрясенно переводили взгляд с нее на распростертое у ее ног тело.
1:4
Джеймс направил на эту бабу ружье, но поднять на нее глаза по-прежнему был не в силах. Ладно, будет действовать по памяти. Однако выстрелить он не успел — сзади на него напрыгнул Адам. Яростно вцепившись друг в друга, они покатились по земле. Джеймс успел разглядеть его искаженное злобой лицо и оскаленные зубы. Адам ударил его головой в лоб, и Джеймс едва не потерял сознание, но в ружье вцепился только крепче.
Адам попытался выхватить оружие, прогремел выстрел, и глаза его распахнулись, а изо рта хлынула струйка крови. Вот и все, черномазый, — хотя его и за черномазого-то не примешь, пока не подойдешь и не присмотришься как следует.
Джеймс выдохнул, только сейчас заметив, что задержал дыхание. Отчего-то все вокруг стало двигаться очень медленно. Мертвый черномазый придавил его к земле, и окружающий мир он видел поверх его плеча. Кругом были лица — людей и негритосов — застывшие, пораженные развернувшейся перед ними схваткой, словно молнией. Одни смотрели испуганно, другие бесстрашно. Голоса их тоже теперь звучали замедленно — сделались низкими и протяжными. Сжатые руки, приоткрытые рты, казалось, каждый стремился из последних сил уцепиться за жизнь, вдохнуть полной грудью ее остатки. Наконец мир снова начал разгоняться, обрел привычную скорость, и Джеймс обнаружил, что орет с вытаращенными глазами:
— Стреляйте, идиоты!
Он злился, что его люди застыли столбами и без приказа и не думали пошевелиться. И в то же время отчетливо понимал: пришел конец, которого все они ждали, тщетно пытаясь списать тревожное покалывание в промежности на похоть.
Толпа забурлила, отступая. И прямо перед тем, как началась стрельба, заплаканной Эсси явилось видение. Крепко прижав к себе Соломона, она пятилась, хотя ни одно дуло и не было направлено на нее.
И тут грянул гром.
1:5
Раздались выстрелы. Одни упали, другие кинулись врассыпную. Зик, Малакай и Джонатан припустили за убегавшими, смеясь, словно играли в догонялки. Но были и те, кто бросился в атаку. Так началась Славная Ночь, которой Джеймс так боялся. Грохотали выстрелы, метались люди, половину которых он не мог рассмотреть из-за темноты и дыма, валившего от их горящего приспешника. Однако же он по-прежнему знал, в кого целился. Если бы тот проклятый черномазый на него не напал, возможно, он бы уже разрушил чары.
Джеймс поднялся, и ноги сами понесли его куда-то сквозь потасовку и вопли. Споткнувшись, он снова упал, затем встал, оглянулся и, убедившись, что никто за ним не следит, зашагал быстрее. Он так и не понял, как в темноте умудрился добрести до границы плантации. Наверное, ноги сами вынесли его в ту ее часть, которую он знал лучше всего. Как бы там ни было, он оказался в самом дальнем краю «Элизабет», куда не добрались еще ни побоище, ни пламя, ни кровь. Все равно он ничем не мог помочь. И вовсе не считал себя трусом из-за того, что стоит тут, с ружьем в руках, укрывшись за деревьями, а бойня продолжается где-то там без него. Он видел, сколько их, они едва его не смели, так что плевать.
Он прикасался к женщинам так, как прикасались к нему. Они сопротивлялись, но ведь и он сопротивлялся. И они сдавались — так же, как и он. Джеймс давно понял, что таков порядок. Каждому в течение жизни доводится побывать и сверху, и снизу. И неважно, хороший ты человек или плохой. Раз ты живой, значит, с тобой что угодно может случиться. В этом мире — так же, вероятно, как и в том, другом, — все подчинено Его воле. А Он жесток и непредсказуем.
Наконец у Джеймса устали ноги. Заныли невыносимо, но вполне заслуженно. Он понял теперь: спасения нет, но можно попытаться отступить. Жаль только, что пришлось бросить Рут. Джеймс забросил ружье на плечо, направив дуло точно в небо. Светила луна, и повсюду лежали тени, пусть и не такие резкие, как те, что он видел днем. Его собственная тень указывала на восток. Что ж, отлично. В ту сторону он и зашагал, спотыкаясь о камни и отмахиваясь от насекомых. И наконец добрался до такого густого леса, сквозь который ни одному человеку было не пробраться. Джеймс вломился в чащу, расцарапав лицо и руки о ветки. Теней здесь стало больше, и все оказались крупными, куда длиннее его собственной. Они метались, то ли сражаясь друг с другом, то ли только готовясь к сражению. А одна внезапно зашумела. Но такого ведь не бывает? Тени не издают звуков!
Запутавшись ногами в переплетенных корнях, Джеймс схватил обеими руками ружье и выстрелил. КРАК.
Тени замерли. И тут же, словно мгновенно оправившись от изумления, слились в одну. Высокую, как дерево, только гораздо шире. Она нависла над Джеймсом, заслонив звезды, и вся вселенная окрасилась в черный. Темнота поглотила его, словно бы обняла — тепло, бережно. Джеймс уже готов был распахнуть руки ей навстречу, как вдруг услышал звук, от которого у него перехватило дыхание. Тихое монотонное жужжание. И что-то еще. Голоса из-под воды?
1:6
Бьюла не осмеливалась видеть сны. Зато к Тетушке Би они являлись, горячие и серебристые. Там, во сне, металл блестел, раскаленный от жара, а мужчины — даже тубабы — послушно вставали к ней в очередь. И жадно облизывали ее тело, но только когда она им прикажет. А без приказа все они держали свои глаза, руки и штуковины при себе. И не давали им воли, даже если их трясло от нетерпения. Пожалуй, их можно было
