Преодоление отсутствия - Виорэль Михайлович Ломов
– А вот теперь можно и с девушками побаловаться, – сказал Ахилл. – Как тут у вас, много пленниц? Может, поделитесь? Заимообразно. На обратном пути рассчитаемся.
– Одна.
– Всего? Вы что, голубые?
– Мы все красные. Нам местных хватает.
– Местные? – не переставал удивляться Ахилл. Создалось впечатление, что царь спустился на землю не с гор, а прямо с неба. – Да где вы их тут нашли? Тут все до одной – дочери достопочтенных граждан. И без их согласия, я имею в виду отцов, как можно?
– Очень даже можно. Нам вполне хватает согласия девушек. Если ты заходишь ко мне в дом выпить вина, не пойдешь же ты за разрешением в милицию?
– Не пойду, – согласился Ахилл. – Я никогда в нее не хожу. Она сама ко мне ходит. И пьет вместе со мною. О, времена, о, нравы! – произнес Ахилл. – Где я это слышал? А, неважно!
– Ну, так как? По девушкам идем или…
– Нет, сперва они пусть по нам походят голыми ногами. Люблю, когда по спине и позвоночнику девки ходят. Ух, как распрямляет! Давай, зови местных, раз пошла такая пьянка. Мне эту, Сонику, она на верхней улице живет, крупная такая, хорошенькая. Как она ходит, как ходит!
– Нет Соники, – сказал Мурлов.
– Похитили? Умерла?
– Замуж вышла.
– Жаль. Хорошая девушка была. А сейчас превратится в ведьму.
– Хорошая. Жаль.
– А ты-то чего жалеешь? Ты, гляжу, пострел, везде поспел.
– Долго, что ли, умеючи.
– А ты, случаем, не знаешь, где она?
– Где-где, у геологов, – машинально сказал Мурлов и спохватился, что сболтнул лишнее.
– У геологов? У этих собак? – взвился Ахилл. – Идем!
– Куда? Зачем? – взял его за руку Мурлов.
– Идем! – сказал Ахилл, вырывая руку.
– Почему ты геологов собаками называешь?
– Они живут по своим законам, а баб таскают наших. Я зол на них!
– Подожди, фонарь возьму.
– Хорошая вещь. Надо будет под Илион взять. А то посты, и те толком не проверишь.
«Занятно будет, когда Шлиман фонарь найдет, а какая-нибудь спектроскопия определит ему возраст в три тысячи лет, – подумал Мурлов. – Потом фонарь попадет в музей, и о нем будет рассказывать посетителям экскурсовод или музейный сторож».
Через час были у геологов. Мурлов едва поспевал за длинноногим вождем. «Хорошо, копье не взял, – подумал Мурлов. – Разнес бы сейчас всю хату к чертовой матери».
– В этой избе? Или там?
– В этой.
Ахилл пнул ногой дверь, та слетела с петель. Он ворвался в избу и, направив фонарь на кровать, заорал дико:
– Руки вверх!
– Чего ты орешь, фриц недорезанный? – спокойно спросила кровать. – Зашел, будь гостем. Да не свети ты в рожу, а то засвечу сейчас.
Зажглась спичка, а за ней свечка на табуретке рядом с кроватью.
– Ахиллушка! – прыгнула с кровати Соника. Она была в чем мать родила, и по реакции троих мужчин было видно, что форма одежды им всем одинаково хорошо знакома – идеально делится на три. – И ты, Димитрос! Как я рада видеть всех вас!
– Да, тут надо выпить, – почесал затылок коренастый геолог. – Сейчас принесу, – он поднял с пола дверь, посмотрел на Ахилла. – Я понимаю, не царское дело – вешать дверь на петли. Царское дело – двери с петель срывать. Но будь другом, царь, повесь со студентом ее обратно. А то дует. Я сейчас, – он прогремел чем-то в сенях и принес две бутылки «Ставропольской». Видимо, плотницкие работы давались царям легче других. У Ахилла, совсем как у царя Петра, дверь нависла на петли сама собой, даже не скрипнув.
– Соника, где еще два стакана?
Соника достала из допотопного буфета два стакана, подула в них:
– Помыть надо.
– Наливай, спирт убьет микрофлору, – сказал Ахилл.
Забулькало. Выпили. Крякнули. Зажевали луком. Выпила и Соника. Но не крякнула и лук не покушала. А натерла чесноком черствую горбушку и аккуратно откусила. У Мурлова потекли слюнки.
– Отломи кусочек, – попросил он.
Соника отломила половину и с улыбкой протянула Мурлову. Мурлов со второй попытки поймал ее руку и галантно поцеловал. Потом положил голову на ее голую грудь.
– Учись, геолог, придворным манерам! – заорал Ахилл.
– Не ори, не в море.
Мурлов вскинул голову и запел:
– Учись, геолог, крепись, геолог, ты солнцу и ветру брат!..
– Я уже всем сказал, вам только не говорил: это Гомер, это наш ахейский аэд.
«Занятный кульбит, – подумал Мурлов, – мусульманство наизнанку».
– Ну что, братья греки! Пардон, и сестры. Предлагаю тост за вас! – заорал он.
Забулькало в другой раз. Выпили за братьев греков. И за сестер. Огонь и тепло разлились по телу, по душе и по мыслям, и все это закружилось по независимым друг от друга орбитам и направлениям. Мурлов снова положил голову на грудь Сонике.
– Со-ни-ка-а… – сказал он и обнял девушку. Геолог с трудом оттащил студента и усадил рядом с собой на пол.
– Мне хорошо! – орал Мурлов.
– Кайфует парень! – радовался альтруист геолог.
– Нам всем хорошо! – ревел эгоист Ахилл, отрываясь от губ Соники, которая, оказывается, сидела у него на коленях.
«Вертеп, – вертелось какое-то непонятное слово в голове у Мурлова. – Что за слово? Откуда взялось? Неужели я пьян? А разве я пьян?»
– Развъ, ык, пъянъ? – спросил он Ахилла.
– Н-н-т, – ответил тот и стал стаскивать с себя через голову юбку, но ему мешала Соника, которая продолжала сидеть у него на коленях.
Мурлов проорал ему в ухо:
– Ах-лъ! Ту-ту, ту-ту-ту-ту, ту-ту, ту-ту-ту-ту!
– Успеется! – заржал на призыв трубы Ахилл и, бросив сдирать с себя юбку, предался с Соникой распутству.
«Однако», – подумал Мурлов и вышел из хаты. На свежем воздухе ему стало плохо и вырвало.
Очнулся он утром на кровати. С трудом стал приподнимать голову, туловище. Туловище, однако, не слушалось головы, впрочем, как и голова не слушалась туловища. Они будто бы принадлежали разным людям. Все закружилось, поехало, туловище в одну сторону, голова в другую, пол опрокинулся и повалил Мурлова снова на кровать.
– А где Ахилл? – прошептал он и тут же уснул.
Проснулся он в каком-то другом времени. Была боль в висках и больше ничего. Комната была пуста. Вошла Соника с припухлыми губами.
– Проснулся, алкоголик? Привет. Погуляли, ничего не скажешь. Хорошо, хату не развалили. Ты как свалился, они еще две бутылки выжрали. Ахилл утром ушел. Тебе привет передал. Хороший ты мужик, сказал. Но слаб насчет шнапса. А потому в поход тебе лучше не ходить. Не вынесешь походных условий. Из него, из тебя то есть, хороший учитель выйдет, но не воин, сказал он. И советовал тебе вообще не пить, чтобы не переводить добро.
– Спасибо на добром слове. У тебя квасок
