Преодоление отсутствия - Виорэль Михайлович Ломов
– Нет. Ремесленник.
– Не воин. Все равно. А ты?
– Я? Учусь.
– На воина?
– Не знаю еще. Если призовут на два года…
– Не знаешь? А учишься.
– А ты будто бы знал?
– Я? Знал. Я еще под стол пешком ходил, а уже знал, что буду воином, буду героем, что меня убьют стрелой. Вот сюда, – он похлопал себя по бронзовому напятнику. – Кстати, отсюда пошло выражение «душа в пятке». Я его никогда не снимаю, – он снова похлопал себя по напятнику. – А все равно убьют сюда. Судьба. С нами пойдешь завтра?
– Куда?
– Куда поведут.
– Это привычно. Пойду. Веревку с собой брать?
– Зачем веревку? Копье дадим. Ладно, вздремну немного. Укрой меня чем-нибудь. А как сжарится – буди. Не церемонься. Не смотри, что я царь.
Мурлов накинул на Ахилла простынку от мух, натаскал в бачок воды, почистил картошку и стал жарить лук и мясо на огромной сковороде. Все это выделила Дуся, когда узнала, что Ахилл пожелал отведать в ее доме жареного мяса. Она послала Мурлова в погреб за бутылью вина и маринованным чесноком.
– Ты жарь мясо, а я соберу на стол, – сказала она.
Приготовив трапезу, Мурлов с трудом разбудил Ахилла. Тот мычал и отворачивал голову.
– Кушать подано! – сказал Мурлов.
– А? Ага-а…– сказал грек и сел, растрепанный, весь в ссадинах и кровоподтеках. Глаза у него были мутные, как с похмелья.
– Дай я тебя смажу, – сказала хозяйка. – Вон весь побитый, как пес.
– Смажь, – охотно согласился Ахилл. – Я свою мазь Главкону отдал. Ему здорово досталось.
Хозяйка смазала Ахилла зеленкой, йодом, каким-то кремом. Ахилл морщился, но, похоже, легкая боль и пощипывание доставляли ему удовольствие.
– Добрая смазка. Ты мне дай чего-нибудь в дорогу, – попросил он хозяйку. – А в другой раз я тебе чего-нибудь подарю. Сейчас, извини, растратился, издержался в дороге.
Сели за стол, накрытый просто, но щедро.
– Женщина Дуся, принеси, родная, два стакана или две кружки. Из горла как-то надоело в походе.
Хозяйка вынесла из избы две литровые эмалированные кружки.
– Добрая посуда. Глоток полновесный получается.
– Полновесно литровый, – дополнил Мурлов.
– Да, полновесно литровый, совершенно верно. Я тебе уже говорил, что ты, как Гомер? Вообще большому куску рот радуется. С устатку по кружечке, по другой…
Ахилл опрокинул в кружку бутыль. Красное вино ударило в кружку, но в последний момент Ахилл ловко перевел струю в соседнюю, не пролив на стол ни капли. Вторую тоже налил доверху так, что даже мениск приподнялся над краем кружки.
– Мастер же ты разливать, – сказал Мурлов.
– Дело нехитрое. Привычка, брат. Поразливай с мое – с закрытыми глазами будешь так разливать. Хочешь, с закрытыми разолью? Видел бы ты, как Диомед льет. Артист. Хозяин гостя спрашивает: «Любишь прошлогоднее вино?» – «Люблю», – говорит гость. «Тогда приходи на следующий год». За этот миг – он не повторится, – сказал Ахилл, поднимая кружку.
В вине были сладость и терпкость винограда и легкая горечь каких-то добавок.
– Горечь слышишь? Самое цимус. Это какой-то особый сорт винограда. Надо у хозяйки узнать, – сказал Ахилл.
– А я думал, это косточки раздавленные.
– Не только.
– А ты что, вино водой не разбавляешь? – спросил Мурлов.
– А кто тебе сказал, что я разбавляю вино водой?
– Да так, знаю…
– Это, наверное, какой-нибудь сладкоречивый Одиссей разбавил тебе мозги водой…
«Я не ошибся насчет Одиссея», – подумал Мурлов.
– Ты, наверное, и девку обхаживаешь три дня, прежде чем потоптать ее?
– Мне вечера хватает.
– А-а. А то я уж подумал, что вам в детстве всем ведерные водные клизмы три раза в день ставят, – Ахилл повторил цирковой номер с разливанием, только теперь уже с завязанными глазами. Снова кружки были полным-полнехоньки, так что их нельзя было приподнять, не расплескав вина.
– Далеко ходили? – спросил, отдуваясь, Мурлов. Он прислонился к стене, так как его неудержимо клонило вперед и вбок. Слово «ходили» у него не прозвучало, но Ахилл услышал.
– Да нет. В этот проклятый Илион. Через горы вон туда до моря, а потом на кораблях налево.
– И долго идти?
– Нет. Полтора месяца плюс-минус неделя. Это если из Троады. Признаться, осточертела мне вся эта Атридова затея. Да она мне и с самого начала не внушала доверия. Обещал горы золотые, а вышел шиш с маслом. Что в окрестностях награбим, то и хорошо. Баб и тех не осталось. Хорошо, эти дуры амазонки вздумали воевать с нами.
– Полтора месяца – многовато времени.
– А что с ним делать? Солить? Не все ли равно, где его провести – в новых краях и путешествиях или у себя дома? Ты-то везде один, а?
– Не знаю, – ответил Мурлов. На него нашло вдохновение. – Когда нас трое, мы в настрое, а раз в настрое, что нам Троя!
– Гигант! Спиши слова. Гимн будет. Но ты не воин. Не умеешь считать. Нас тут не трое. Посчитай лучше – четверо. Ты Гомер. Иди учителем. Благороднейшая, доложу тебе, профессия. Плохо – ученики сволочи – могут убить. А то смотри, пошли завтра с нами. Я тут тропинку одну ищу, к островам кое-каким…
– Вы что, завтра уходите? – у Мурлова рассеялся в голове туман, и мысли вновь нашли друг друга.
– А что тут дольше делать? Пришли, проведали. Все на своем месте.
– Погуляли бы, отдохнули.
– Ты прямо, как мама, – помрачнел Ахилл. – Впрочем, как мама – не знаю. А дом, друг мой, не для отдыха и гуляний. Пойдешь с нами?
– Ребят надо предупредить. На верхней улице им туговато будет без меня.
– Предупреди. Конечно, нехорошо уходить, не предупредив. Царь у вас кто?
– Царь?.. Леонид… Ильич, наверное.
– Это тот, что с Фермопил?
– Нет, этот на фермах не пил. У него дач хватает.
– У него надо отпрашиваться? Смотри, могу словечко замолвить, по-свойски, по-царски.
– Отпрашиваться? У него? Зачем? Для него все равно, есть я, нет меня, здесь я, не здесь я, под Троей или у черта на куличках, живой, мертвый, грязный, пьяный…
– Плохой царь. Да и какой царь? Пустое место, – сказал Ахилл. – Боюсь, что и ты такой.
– Почему?
– Какой царь, таково и войско.
– Проверь. Я не люблю напрасных слов.
– Ты сам себя проверишь. А насчет троих ты верно сказал. Три – золотое число. Меня еще Хирон учил: на три любое число делится, без остатка. Хоть бутылка, хоть кувшин, хоть бочка. Хоть жизнь – детство, зрелость, старость. Не у всех, правда, – помрачнел грек.
После третьей кружки стены заходили, как живые, закружились, забаловались… Если сейчас произвести обратное арифметическое действие и умножить кружение стен на три кружки, получишь точно Вселенную, со страшной скоростью
