Прощай, Саша - Павел Шушканов
Я видел ее однажды такой. В тот день, когда я заметил, что большие резные шахматы пропали со стола. Они стояли там целый месяц, на своем законном месте, хотя были не мои. Даже с расставленными фигурами, ожидающими нового хода. И вдруг стол стал непривычно пустым, а мама сказала, что дядя Миша, учивший меня тайнам этой захватывающей игры иногда по вечерам, пока мама готовила ужин на троих, приходить больше не будет. Шахматы, не доигранную партию и часть маминой жизни дядя Миша унес с собой.
– Мам, ты чего?
Она обернулась, попыталась улыбнуться, но уголки губ задрожали.
– Ничего, Слава. Просто на работе устала. Завтра отосплюсь и все хорошо будет.
– Так завтра же вторник, – напомнил я. – Ты что ли не пойдешь в институт.
Она развела руками и включила плиту. Огонь под чайником вспыхнул синим цветком.
– Не пойду. Больше.
Я стоял в дверях, ничего не понимая. Мама подозвала меня, прижала к себе крепко и поцеловала в висок. И долго не отпускала.
– Мам?
– Да. Задумалась. Голодные, наверное, нагулялись? Сейчас я приготовлю что-нибудь. Зови Сашу.
Ели мы в зале, забравшись с ногами на диван и прижав к груди глубокие тарелки с жареной картошкой. По «Пирамиде» опять крутили «Назад в будущее». Мы долго смеялись, почти в голос над Макфлаем с его гитарой, прической доктора Брауна и недотепами из пятидесятых годов, а потом вдруг стало тише. Я понял, что мама спит.
3.Цой жив!
Странная штука – летнее утро. Зимой все понятно – темень страшная, в окне качается фонарь под порывами ветра со снегом и противно пищит будильник, а ты идешь на холодную кухню, включаешь свет и радио на стене, чтобы немного проснуться, понимая, что солнце взойдет еще нескоро. Летом все иначе. Во сколько не проснись, небо светлое и из окна уже веет теплом, напоминая о том, что денек будет жарким. Даже не знаешь, проспал ты или, наоборот встал слишком рано.
Я долго лежал и смотрел в белый потолок со следами от комаров, которых настигло возмездие. За тонкой стеной еще спали, наверное, мама и Саша. В голову лезли мысли и прошедшем и о предстоящем дне. Я представлял, как выхожу из подъезда и, обняв Сашу за печи, увожу ее от открывшего на полуслове рот Пашки. В мечтах я всегда был решительным и достаточно сильным, иногда даже слишком. Пашка часто страдал от побоев и даже жаловался своем маме, принимавшей, как правило, мою сторону в конфликте. Иногда мне казалось, что такие люди как Пашка – как камень в ботинке, бесполезные и только мешающие. Избавься от такого, и ничего страшного не произойдет, только спасибо другие скажут. Казалось бы, ну что мешало им получить квартиру в другом доме или Пашке родиться в другом городе? Или вообще не рождаться. Двор был бы спокойным и тихим, со старушками на лавках и малышней в песочнице.
Я поднялся хмурым, пошел на кухню, где шумела вода.
Саша мыла чашку в раковине, кивнула сне и села за стол. Мамы не было, но на тарелке лежали два бутерброда с маслом.
– Не знаешь, чего тетя Юля плакала ночью?
Я пожал плечами. Масла не хотелось, но ничего другого в холодильнике не было.
– Она с кем-то еще утром ругалась по телефону. Говорила что-то вроде: «Мне что теперь, на рынок идти?» и «Помогла, спасибо!».
– Голос повышала? – спросил я.
– Да, вроде.
– Значит с бабушкой.
Мама всегда была очень спокойным человеком. Даже когда я показывал свой характер, который у меня был только дома, она поджимала губы и вздыхала, но не ругалась. Казалось, что копит крики и злость для случая, когда в трубке послышится бабушкин голос.
– Куда пойдем сегодня?
Я промолчал, тихо злясь про себя. Почему нельзя просто посидеть дома? Посмотреть телевизор, почитать накопившиеся книги, порисовать и заняться тысячей других дел, на которые не хватает времени, пока ты вынужден ходить в школу.
Саша рассматривала на дне чашки остатки сахара. Видимо ждала ответа.
– Давай позже.
– Конечно, не прямо сейчас. Я в ванну собиралась.
Она поставила чашку в раковину и убежала в зал.
– Если придет Лешка, не давай ему подглядывать. И сам не смей.
Ага, слышала все-таки. Стало неловко. Хотя, не я же это сказал. У всех свои причуды. Вон кто-то моется каждый день и ничего, нормальным это считает. Я зло покосился на стенку ванной, за которой шумела вода. Да еще мама исчезла, даже записку не оставила.
Настроение вернулось, едва мы вышли из подъезда. Путой двор, даже детей на площадке под пыльными коврами нет. Зато ковры на своем месте – на турниках. Уже второй день висят, словно турники для них сделаны. Лавку нагрело солнце. Из акации вылетел шмель, покружил над нами и полез в шиповник, показав нам желтую мохнатую попу. На ветке беспричинно каркала ворона, словно осуждая нас, испортивших идиллию пустого двора. Еще выше в просвете высоких деревьев плыли огромные белые облака.
Саша упала на скамейку и протянула ножки, любуясь своими сандалиями. От нее пахло свежестью и моим шампунем, а солнце касалось еще влажных волос и из гладких и тяжелых они становились пушистыми и легкими. Я заметил, что у нее проколоты уши, хотя сережек она не носила.
Сесть рядом я не решился, стоял и ковырял асфальт пяткой, постоянно озираясь.
– Давай «Колу» поищем, – предложила Саша. – Ты колу любишь? Тут рынок есть где-нибудь?
Колу я любил, но покупали мы ее только по случаю большого праздника вроде дня рождения или нового года. И вкус, который никогда не забудешь – непохожий ни на что, сладковато-острый с пузырьками, бьющими в нос. Ради этого вкуса, я и ждал какой-нибудь праздник. Ну, и из-за подарков тоже, конечно. Но столько денег мне мама никогда не оставляла. Иногда удавалось накопить на желтый «Turtles» с жесткой жвачкой, наклейкой и копией настоящей зарубежной денежки внутри. Жвачка была не очень, а из купюр постоянно попадались итальянские лиры, но я все равно их покупал.
– Рынка нет, – соврал я. – Можно в магазине лимонад купить.
Тропинка до магазина была залита солнцем. Жарко. Тень облаков падала на наш дом, на соседний двор и школу, даже на магазин, но нас нещадно пекло солнце. У магазина Саша остановилась и показала на вывеску.
– А что значит «Нан»?
– Вроде бы «Хлеб» переводится. Тут написано.
Я никогда не обращал внимания, что рядом с названиями магазинов и ларьков стоят какие-то еще.
– Забавно, – Саша обернулась, прикрывая рукой глаза
