Прощай, Саша - Павел Шушканов
Лешка страшно обижался. Каждый его «героический» трюк Саша высмеивала, отпуская едкий, но забавный комментарий. И все-же он снова хватался за руль, вытирал нос и обещал на этот раз заставить нас завидовать черной завистью.
А потом мы сидели на нагретом солнцем бетонном блоке, которым перегородили проезд в соседний двор, и жевали батон, купленный Сашей в магазине на углу. Между нами стояла бутылка прохладного молока, за которую мы по очереди хватались. Солнце уже коснулось шиферных крыш за дорогой. Там за рядом низких частных домов желтело огромное поле, изрытое глубоченными ямами. Когда-то мы приезжали сюда с мамой смотреть на строящиеся дома, года три назад. Мы шли по этой самой дороге, загребая ногами шершавый снег, а в поле темнели на фоне ярко-синего неба огромные радары и решетки антенн. Говорят, они исчезли за одну ночь, когда кто-то по телевизору сказал, что мы теперь вроде как отдельная самостоятельная страна. Остались только глубокие овраги в земле, вывороченные бетонные блоки и куски арматуры.
– А что там? – Саша показала куском батона на пустые коробки новостроек за высоким кустарником.
– Недостроенные дома, – ответил я. – Хочешь покажу?
– Хочу.
Лешка запротестовал и вызвался отвезти сам. Его велосипед троих никак не вмещал.
– А ты что, знаешь, как туда добраться?
Он насупился.
– Не долго только. Мне домой надо еще.
Саша сидела на багажнике, крепко держась за сиденье, а я крутил педали, словно и не чувствовал, что еду не один. Над нами зеленой аркой нависла акация, превратившая улицу в зеленый туннель, в ее ветках сверкали солнечные лучи. Но закрыться от них было нельзя – я крепко держал руль и щурился, вглядываясь в конец улицы.
Вот он кустарник, а за ним ржавые строительные рельсы, с которых давно сняли башенный кран. Высокий дом с пустыми оконными проемами возвышался над нами изогнувшись, словно защищал притаившуюся за ним недостроенную пятиэтажку. Между ними был двор, заваленный плитами и битым стеклом. Там было грязно и неуютно. Но издалека дом был даже красив. Когда входишь в старый заброшенный дом, вроде того у моста на старой улице, по которому почти каждый день лазали с Лешкой, рискуя провалиться сквозь гнилые перекрытия, кажется, что дом может рассказать тысячи историй, которые тут произошли, тысячами голосов, которые он слышал, но не может, ведь дома не умеют говорить. И каждая пылинка в таких домах имеет свою историю. В этом доме тоже были истории, только еще не случившиеся. Он ждал много лет новых хозяев, которые так и не приходили, медленно разрушался от морозов и дождей, и некому было убрать воду и пыль из-под окон, выгнать крыс, закрыть его от сквозняков, жалобно ревущих в пустых коридорах.
Дом закрывал от нас часть неба, а солнце скользило по его крыше, скрылось за стеной и вновь выглянуло из пустого окна.
– Ты бывал там? – Саша кивнула за полуразрушенный забор, на который уже никто не обращал внимания.
– Однажды.
Саша спрыгнула с велосипеда, села на край забора, защищавшего чей-то палисадник от вездесущих ног.
– Мы жили в таком. Многие дома одинаковые. Вот в этой квартире, – она показала на пустое окно, из которого на нас смотрел недовольный грач.
Я промолчал. Украдкой взглянул на Сашу. У нее тоже веснушки, только едва заметные и только под глазами. Небольшой, но прямой нос и тонкие губы, которые она поджала, думая о своем. От ее волос пахло теплом и летом. Я сидел рядом, едва касаясь ее руки. Казалось, что она настолько горячая, что ее тепло грело мою кожу на расстоянии. Прикоснешься слегка о обожжешься. Но это всего лишь солнце. Я слегка пошевелил рукой, как будто бы нечаянно и коснулся ее. Прохладная.
Саша повернулась, посмотрела на меня и долго молчала, слегка прищурив глаза. Хотела что-то сказать.
– Да, я не видела его с тех пор, – сказала она вдруг. – Папу. Когда мы уезжали, я думала, что мы едем к нему. Вот, как-то так, – она поднялась и отряхнула шорты. – И мне правда жаль, что твой папа погиб.
Я махнул рукой.
– Идем? Лешка заждался уже.
Лешка был зол. Он смотрел на нас издалека, скрестив руки на груди. Вырвал руль из моих пальцев и уселся в седло.
– Говорил же, домой не надо.
– А газета?
– Потом отдашь.
Раскачивая велосипед, он помчался по дороге не касаясь сиденья.
Домой. Я же совершенно забыл, где мы и что значит это слово. Без Лешки все совсем не так, хотя он та еще заноза. Саша вопросительно смотрела на меня. Почему-то было неловко и оказалось, что разговаривать и смеяться больше не о чем.
Я прихватил с камня почти пустую бутылку молока и кивнул.
– Идем?
Возможно, мама уже вернулась. Последнее время она все чаще возвращалась домой раньше обычного и молча пила на кухне чай, глядя в окно. В такие моменты я не приставал к ней с вопросами, просто уходил к себе.
Пашка. Он сидел на скамейке, опустив голову и без особого интереса взглянул на меня, когда мы проходили мимо. Криво усмехнулся, как обычно, но ничего не сказал. Действительно отличный день!
– Эй, мелкая.
Это явно не мне. Я все же вздрогнул и шагнул в подъезд. Саша стояла, прислонившись спиной к проему и не спешила пойти за мной.
– Тут живешь что ли?
– А ты?
Пашка кивнул на балкон над головой.
– Переехала?
– В гостях. Семечек дашь?
Пашка порылся в карманах и отсыпал ей пол ладони.
– Мамка гулять отпускает?
– Мамка наблюдательная.
Он усмехнулся и махнул рукой.
– Ясно. Тогда бывай, козявка.
Саша забежала в подъезд и едва не налетела на меня.
– Ты чего тут?
– А ты чего с ним разговариваешь?
– А что?
– А ничего! – я пошел вперед не оборачиваясь.
Мама уже была дома. Видимо, сегодня их отпустили пораньше. Она сидела на кухне и смотрела в окно, упираясь локтем в подоконник. Я подумал было, что она высматривала нас, но мама обернулась не сразу, даже когда я тихонько позвал
