Песчаная роза - Анна Берсенева

– Думаешь, вода не холодная? – спросил Максим.

– Ничего.

Она представила, как погружается в озеро. Показалось, оно закипит вокруг ее перегретого в дороге тела.

Вода оказалась совсем не холодной. Пришлось даже проплыть довольно далеко, чтобы взбодриться. На песчаном дне переливались солнечные пятна и видны были раковины-перловицы. С ощущением бодрости и радости Соня вышла из озера и, завернувшись в большое полотенце, села рядом с Максимом на ступеньки.

Глиняный горшочек до сих пор стоял тут же на крыльце. Соня отпила немного простокваши, вытерла губы ладонью и подумала, как удивительно, что это крыльцо, этот дом, озерный этот берег – совсем случайное место, в которое она нисколько не стремилась. Да, самые неожиданные вещи вдруг приносят радость, она всегда это знала, но каждый раз узнавала заново.

И место это, и сама поездка были инициативой Максима, и Соня посмотрела на него с благодарностью. Он снял туфли и носки, его узкие, с длинными пальцами ступни белели на свежеоструганных досках крыльца, и он щурился от того же удовольствия, которое Соне доставило плаванье в озере.

– Проголодался? – спросила она.

– Не настолько, чтобы выйти из нирваны.

– Я тоже. – Соня улыбнулась. – Но через пятнадцать минут заставлю себя это сделать.

Свет был прорезан ресницами, и озеро сверкало у нее перед глазами, как бриллиант. Говорить не хотелось, и они сидели на крыльце молча. Потом Соня все-таки ушла в дом, чтобы разобрать привезенную корзину с продуктами. Максим вскоре пришел за ней и предложил перекусить пока чем-нибудь легким, а вечером сделать шашлык.

– Как раз и мясо дойдет, – сказал он. – Я утром замариновал.

– В чем? – спросила Соня.

– В белом вине с минеральной водой. Знаешь такой способ?

Она кивнула. Мясо мариновал в апероле Шаховской. Он тоже считал шашлык мужским делом. Теперь мелкие тайны перестали приносить ей радость, и прошло даже удивление тем, что это так.

Соня быстро нарезала салат из розовых и алых бакинских помидоров с купленными по дороге у обочины маленькими пупырчатыми огурцами и остро пахнущими луковыми перьями. После этой еды, в самом деле легкой, Максим уселся в кресло на веранде и принялся просматривать в айфоне свои строительные новости, а Соня прилегла на стоящий рядом плетеный диван и сама не заметила, как уснула. Показалось, что и не уснула даже, а задремала на минутку, но когда открыла глаза от того, что приснился пожар, и вскочила, как вспугнутая птица, – был уже вечер в том его прекрасном начале, от которого всегда веет покоем.

Дым шел от мангала. Максим жарил шашлык. Соня подошла к нему по дорожке, между неровными плитами которой росла трава. Мясо шипело над углями. У нее слюнки потекли от его вида и запаха. Наверное, это было заметно, потому что Максим засмеялся, снял с мангала два шампура, держа их в одной руке, другой обнял Соню за плечи, и так они пошли к веранде, чтобы есть этот распрекрасный шашык и наслаждаться каждой минутой распрекрасного этого вечера, за которым должна была последовать такая же ночь в спальне на втором этаже, где кровать с покрывалом из пестрых лоскутков была так же хороша, как озеро, и крыльцо из свежеоструганных досок, и шашлык, и простокваша в глиняном горшочке, и рука Максима на Сонином плече.

Глава 7

– Я объелась, как удав.

– Ты как будто извиняешься, – заметил Максим.

Он лежал на волчьей шкуре и смотрел на правдоподобно извивающееся в камине пламя, а Соня сидела просто на полу, на прогретых этим электрическим пламенем досках.

Она и сама слышала в своем голосе нотки извинения. Они объяснялись просто: после сибаритского ужина ей хотелось только спать, а Максим-то явно ожидал не этого.

– Камин могли бы сделать и настоящий, – сказал он. – Хотя в электрическом есть свои преимущества.

– Какие?

Соня не выдержала и зевнула.

– Можно не тратить время на разжигание огня и прочие посторонние вещи.

– Угу…

Поняв, что голова клонится вниз, она заставила себя подняться на ноги.

– Куда ты? – спросил Максим.

– Воздухом подышу, – ответила Соня.

«Может, для бодрости даже в озеро придется окунуться», – подумала она при этом.

Над озером стояла огромная полная луна. Невозможно было удержаться от соблазна проплыть под нею по золотой озерной дорожке, Соня и не стала удерживаться.

Среди малочисленных своих способностей она знала за собой способность плавать в очень холодной воде. Поэтому ничто не мешало ей получать сейчас удовольствие от того, что она погружается в ночное озеро.

Когда Соня вышла из его агатовой воды на берег, во всем ее теле стучали изнутри мелкие бодрые молоточки. Сон развеялся бесследно. Она протянула руку, чтобы снять с раскидистого куста свой сарафан, повешенный перед купанием на ветку – и вдруг ее руку сжало так, словно вокруг запястья обвилась змея. Какая-то особенная, мускулистая, но разве бывают мускулистые змеи… Соня вскрикнула, тут же почувствовала, что ее рывком втаскивают прямо в куст, и инстинктивно зажмурилась, чтобы ветки не выкололи ей глаза. Она судорожно вдохнула воздух, но закричать не успела: влажная ладонь закрыла ей рот. От того, что это точно была человеческая ладонь, а не тело змеи, ей стало даже как-то полегче, то есть стало бы полегче, если бы тут же не охватил уже другой страх, более рациональный, но от этого не менее сильный.

Соня все-таки закричала – из зажатого рта вырвалось лишь мычание – и укусила эту отвратительную вонючую ладонь. Она думала, человек, обхвативший ее за плечи и зажимающий ей рот, инстинктивно отдернет руку. Но, видимо, ладонь его была настолько грубой, что он ее укуса даже не почувствовал.

– Не ори, – проговорил он хриплым шепотом. – Отдашь деньги и гуляй себе.

– У меня нет денег!

Вместо этих ее слов тоже прозвучало мычание. Но не трудно было догадаться, что она хочет сказать, и грабитель буркнул в ответ:

– В дом пошли. Там отдашь.

Он поволок ее к крыльцу, прижимая к себе. Ей пришлось пятиться, она больно ударилась щиколоткой о ступеньку, попыталась выскользнуть из его рук, показалось, это удастся, ведь она голая и мокрая, но только показалось… Он толкнул дверь плечом и Соню втолкнул в дом перед собою.

«Вот и все!» – мелькнуло в голове, и облегчение охватило ее вместе со стыдом от того, что первое, о чем она подумала, было не то, что теперь и Максиму может угрожать опасность, а то, что наконец он рядом и, значит, не даст ее убить, избить, вообще ничего плохого не даст сделать с