Николай Наумов - Святое озеро
Никогда еще не замечалось в крестьянах такого оживления, как в эту памятную для них пору. Вышедшие из подушного оклада старики и молодежь, не имевшая еще права голоса, одинаково ехали в волость послушать, чем решит мир вопрос об озере, от которого зависело все их благосостояние. В день схода небольшое здание волости не вместило в своих стенах массы народа. Крестьяне теснились на крыльце и на улице у раскрытых окон. Мирон Кузьмич, облеченный в жалованный кафтан, с трудом пробрался через толпу. Несколько минут по приходе его длилось молчание. Вынув из кармана платок и отерев им потное лицо, он спросил, обратившись к народу:
— Слыхали, поди, господа обчественники, про горе-то наше?
— Как не слышать, Мирон Кузьмич, слышали! — заговорили в толпе в ответ ему.
— Добрая-то весть не скоро доходит, а худую-то на полслове ветер подхватывает да в уши несет!
— Учи, чего теперь делать-то нам! Неуж поступимся озером-то? — наперерыв говорили в толпе.
— За озеро нам, обчественники, надо грудью стоять, дело это вековое! — ответил Мирон Кузьмич, глубоко вздохнув. — Не дай господи сплошать нам! Перед богом ответ за наших деток дадим, ежели пустим их идти по миру за наши грехи… По этому самому был я у исправника, обчественники, утруждал его милость разговором, и теперича по разговорам этим касательно озера так обсудили, чтобы нам при всяком случае…
— Мирон Кузьмич, — прервал его Петр Никитич, вставая со стула, — обществу бы нужно прочитать прежде циркулярное предписание палаты и потом уже выяснить соображения, как предполагаем мы ответить на него.-=
— Известное дело, надоть гумагу прежде читать, что написано в ней про озеро! — раздались голоса. — А то мы эк-то до ночи будем слова-то, что зерно, без толку из мешка в мешок пересыпать.
— Читай гумагу, послушаем, чего пишут! — решил сход.
Громко и отчетливо произнося каждое слово, прочитал Петр Никитич циркуляр. Слушая его, народ, казалось, затаил дыхание, и несколько минут по окончании чтения все молчали.
— Что-то я в толк не возьму! — произнес, наконец, высокий худой старик в халате из черного смурого сукна, стоящий в переднем ряду. — В гумаге о Святом озере ровно и помину нет! — спросил он, пристально глядя на Петра Никитича.
— Не упоминается! — ответил Петр Никитич. — В этой бумаге требуют, чтобы волостное правление донесло, нет ли в волости озер или рыбных песков на реках, не отданных в надел крестьянам, а принадлежащих казне, которые по зачислении их в оброчные статьи могли бы сдаваться в аренду, — пояснил Петр Никитич.
— А разве наше-то озеро казенное? — прервали его.
— Казенное.
— С коих это пор казна-то хозяином ему стала? — заговорили в толпе. — Мы все думали в простоте-то, что оно божье да наше.
— Все земли, леса и другие угодья, — начал пояснять Петр Никитич, — хотя бы даже и отданные в надел крестьянам, все-таки принадлежат казне, как ее собственность, и казна сдает эти земли вам в оброк, почему вы и платите за пользование ими оброчную подать! Святое же озеро не отдано вам в надел, и, следовательно, хозяин ему во всяком случае казна, а не вы.
— С чего ты взял, что хозяин ему казна, а не мы? — прервали его. — Что не отдано нам, а? Почто же это деды и отцы наши владели озером? Казна не вступалась в него, а теперь вдруг спохватилась!
— Постой… постой! — прервали их десятки голосов из толпы, в которой сыпался крупный говор. — Ты говоришь, что озеро казенное!
— Казенное! — ответил Петр Никитич.
— А мы-то какие такие люди, казенные аль вольные, а-а?
— Государственные крестьяне!
— Стало быть, и мы казенные и озеро казенное, как бы одной матки дети, так, что ли?
— Так…
— Пошто же это казна-то у своих деток добро отнимает, а? Статочное ли дело, чтобы мать у своего ребенка грудь отнимала, оставила его голодом да подпустила бы к ней чужого, а?
— Бог ведь озерко-то рыбкой населил на обчую потребу!
— Не то вы все говорите, братцы… Тут надо, всякое слово по форме выпущать! — крикнул старик в смуром халате, обращаясь к толпе, — Постой, дайте вымолвить-то! — кричал он. — Ты говоришь, Петр Никитич, что озеро не отдано нам?
— Нет!
— Втолкуй же, пошто отцы и деды владели озером, казна не вступалась, а теперь отбирает его у нас? Стало быть, оно наше было?
— Оно никогда не было вашим, а не отобрано до сих пор у вас озеро потому, что не знали о существовании его.
— А теперича знают?
— И теперь не знают, почему и. требуют, чтоб донесли, нет ли в волости озер, которые принадлежат казне…
— А-а! Не знают! Так и ты молчи, притаись!
— И то, Петр Никитич! Прямое дело, слышь, язык-то за зубами держать!
— Пиши, что нет озера…
— Было, мол, озеро, да пристращали в оброк отдать, так спряталось… ходи там по лесам-то да по болотам, аукай его, откликнется ль!
В толпе прокатился громкий взрыв хохота, поощривший выходку остряка.
— Нет, господа, умолчать об озере, донести, что нет его, — нельзя! — произнес Петр Никитич, возвышая голос, чтобы заглушить неумолкавший говор и смех. — А вдруг откроется, что в волости есть озеро, принадлежит оно казне, что вы испокон веку хозяйничаете на нем, а мы умышленно умолчим, с целью подорвать интерес казны. Тогда ведь, господа, не поздоровится ни мне, ни волостному, ни земскому начальству. Тогда ведь и под суд отдадут.
— Правду, братцы, Петр Никитич говорит, правду! — вступился старик Бахлыков. — В целое-то бревно никто клина не вколачивает, а все прежде надколет его; так и в энтом деле надоть прежде обсудить, да потом вершить. Вот ты скажи-ко нам, Петр Никитич, а вы, обчественники, послушайте, — обратился он к толпе, — зря-то слова не мечите, не сбивайте с речи… Коли ты напишешь, что у нас есть озеро, казенным считается, то чего же опосля того будет, чего казна-то с ним делать станет?
— Зачислит в оброчную статью и будет отдавать с торгов в аренду желающим взять его.
— За плату?
— Конечно, не даром!
— А много ли она этой платы положит? — заговорили в толпе, прервав Бахлыкова.
— Вы слышали, что в бумаге требуют подробно донести, какой доход дает озеро или рыбный песок. Следовательно, мы должны донести, что вы вылавливаете в озере рыбы, ну, скажем, хоть на четыре тысячи в год. Имея в виду такой доход от озера, казна положит арендной платы за него тысячу рублей в год и на торгах оставит озеро за тем, кто больше даст.
— Кому же она отдавать его будет?
— Если вы пожелаете оставить его за собой, она вам и отдаст его.
— За тысячу рублев?
— Ну не-е-ет, подороже, может быть и за две, и за три тысячи, а то и все четыре заплатите. Охотников-то пользоваться озером и кроме вас много найдется. Значит, на торгах-то наколотят на него цену.
— О-о-о! Три аль четыре тысячи! Ну, это деньги!
— Погни-ко горб добыть их!
— И в мороз потом обольешься!
— Обольешься, брат, а нуждой, что солнышком, обсушишься!
— Петр Никитич, послушай-ко! — кричал в толпе молодой крестьянин, усиливаясь пробраться вперед. — Скажи-ка нам, если мы тепереча всем обчеством, сколько есть нас, сколотимся с казной-то на трех тысячах за озеро, тогда уж, стало быть, мы не будем платить ни подушной, ни оброчной подати и уж никакой крестьянской тяготы не будем нести на горбах-то, а-а?
— За что же такая милость настанет для вас, а? — с иронией спросил Петр Никитич.
— Эва, а как же иначе, сердешный ты человек! — отвечал тот, продравшись, наконец, после многих усилий к решетке. Лицо его было облито потом, и всклоченная борода торчала почти стоймя. — Мы ведь деньги-то, что выручаем за рыбку, в казну же отдаём, мимо кармана-то ее они не минуют, а то бы где же нам денег-то на подать взять, кабы не озеро? На мой ум, оно и выходит, коли палата озеро возьмет у нас и мы его купим у ней за три тысячи арендательских денег, то уж, стало быть, податей с нас брать не будут, арендательские деньги заместо податей и пойдут в казну.
— Нет, это не все равно. Вы и тогда будете платить и подушную, и оброчную подать, и аренду само по себе. Ведь уж я толковал вам, что озеро казенное. Если вы не возьмете его в аренду, то возьмет другой и отдаст казне деньги за него. Если возьмете вы, то аренду будете платить за то, что будете пользоваться озером, а подушную и оброчную подать по закону, как платите и теперь!
— Ой-ой-ой! Это и за озеро плати, из которого мы добываем теперь подать, да и подати своим чередом вноси. Да где ж мы, братец, наберемся денег-то? А то, может, если озеро отберут у нас, так тогда не станут и податей с нас брать, а?
— Почему?
— Да ведь палата-то знает, поди, что, кроме как из озера, нам неоткуда денег добывать!
— Если б и знала, то все-таки она не может освободить вас от уплаты податей и повинностей.
— Так где ж мы будем денег доставать, скажи ты нам, научи! — спросили уже десятки голосов.