Лето прошло - Ольга Владимировна Шлихт
Я как-то спросила Якова Львовича о его жене. «Она замечательная, замечательная женщина». Его жена – гендиректор его же клиники. Он говорил проникновенно и потирал руки.
Состоялось ритуальное половое сношение. Я и не проверяя знаю – с предыдущего прошел месяц. Вадим заснул моментально, зная о моей бессоннице. Особого удовольствия от выполнения супружеского долга он не получает, но гордится подтверждением своей мужской силы – может не только с молодой любовницей, но и с постылой женой. А мне этот «раз в месяц» очень важен потому, что если его не будет, то мне точно придет конец. Женщина не удержит мужчину, который ее не хочет. Она для него никто.
Я лежала и думала про папу и маму. Они погибли в один день, в одну минуту. Почему мне больше всего не хватает папы? Мама была добрая, слабая. Она как будто не исчезла, осталась внутри меня. А папа был строгий, всегда мной недовольный. Но он был главной защитой. Я его разочаровывала, а он тянул меня, не бросал. Он и с Вадимом меня свел, когда понял, что с мужчинами у меня никудышно. Все из-за комплексов. Я потом поняла, что со внешностью у меня все в порядке. Вадим работал на папу. Менеджер по чему-то там. Из провинции, из простой семьи. Можно подумать, он – по расчету, я – от безысходности. Но это неправда. Мы друг к другу искренне потянулись. Вадим красотой не отличался, женщин боялся. Папа был всемогущий. Он решал, он говорил так, что было понятно: нужно равновесие. Он был охотником, не страдал от заячьего плача, но плакал, когда умерла его последняя собака. Не жалел свиней, держал взаперти, но завел экологический луг с коровами, которых только в лютый мороз переводил в коровник. Они были закаленные, спокойные. Даже ездил в Швейцарию, думал о европейской сертификации. Дорогое содержание, мало молока. Возил меня на свою свиноферму, не думая, как сжимается мое сердце от живого мяса. Ходил со мной по лугу, дышал глубоко, любовался, кормил коров хлебом с солью. Он управлял, скрепляя добро и зло. И вот его нет, и мир развалился. Разве Вадим мне защитник? Папа шутил: «Мне от моих коров, как от козла молока». Но ведь держал. Еще говорил: «Всех денег не заработаешь. За коров свиньи отдуваются». А Вадиму хочется больше. Яхту. Запонок у него больше, чем у меня серег. Вадим опасен слабостью. Ему нужно много лишнего. А если бы они меня прижали, заставили подписать бумагу под страхом смерти? Нет, рисковать они не будут. Оксана меня считает осторожной, готовой к обороне.
Наверное, Вадим всегда был готов к предательству. Просто раньше он подчинялся папе, а теперь стал надо мной господином. Хотя я его фамилию не взяла – оставила папину.
Отлично помню, как у нас появилась Оксана. Год тому назад. Где-то за неделю до этого я была в городе у Тани.
Таня – подруга еще со школы. Милая, интеллигентная. Преподает литературу и русский в школе. Одинокая, бездетная, несчастная, в сущности. Никогда никого и ничего не ругала. Мне не завидовала. Великое качество! Но в последнее время в ней все чаще вскипает язвительность. Сарказм, даже злость. И вот в тот раз она ни с того ни с сего разразилась. Прямо со страстью какой-то. «Ты замечала, сколько сейчас развелось Оксан? И все хохлушки. Я только на телевидении четыре штуки насчитала. И все с расчетом, с хитростью, что-то замышляющие, планирующие. Помнишь, я рассказывала, как даже ко мне в Турции приставали, кричали: „Наташа, Наташа!“ То есть для них „Наташа“ все равно что „проститутка“. Дешевая причем. Синоним. Ой, извини, это не про тебя, конечно. „Оксана!“ – кричать не будут. Тут показывали одну. Студентка юридического, работает стриптизершей, и уже у нее квартира, машина. Они планируют точно – подняться, закрепиться. Из продавщиц, уборщиц, секретарш. Да даже из проституток. Расчетливые, цепкие. И всегда через мужчин. Украинки красивей русских. Кожа у них чистая, белая, лица тонкие».
Потом стало ясно, отчего Татьяна так кипела. У них в школе был учитель физики. Пожилой, бесполый. Насчет бесполости – это не Татьянины слова, а мои предположения. Татьяна-то как раз им восхищалась и, похоже, имела на него виды. И вдруг – как гром среди ясного неба. Женился. На продавщице из овощного ларька! Тридцать лет, зовут Оксана. Якобы русская из провинции, но Таня не верит. Таня ее видела на празднике в школе. Именно из этих – хватких, а ведет себя – не подкопаешься. Улыбочка, глазки, губки. И вот что еще Таня сказала: «Помяни мои слова – и года не пройдет, как преставится наш учитель, а квартира у него двухкомнатная, в старом доме, миллионов на десять потянет». Так учитель умер! Через полгода! От инфаркта! В школе вроде собирались подать заявление в полицию, чтоб проверили на предмет насильственной смерти, но как-то не решились.
За окном на зеленой лужайке Оксана играет с Сашей. Грациозно, картинно, как ведет себя человек, который знает, что за ним наблюдают. И вот подняла глаза, увидела меня на втором этаже, помахала рукой. И Саше показала: помаши мамочке. Тот, кто чувствует, что за ним наблюдают, и сам наблюдает. Милый мой Сашенька! Сирота.
Саша – вылитый Вадим. Папа сразу сказал, после роддома: «Не наша порода». Саша полноватый, нос у него крупный. И Вадим такой. А ведь то, как быстро Оксана нашла с ним общий язык, о многом говорит. Это я о Саше. Но и о Вадиме тоже. Ну хорошо, я, возможно, не люблю играть, возиться с Сашей. Быстро устаю, изнемогаю. Но я же мать! Он должен чувствовать, тянуться. А он, как появилась Оксана, так и прилип к ней. Рассказывает ей вечно что-то, смеется. Наследственность – страшное дело. Тут показывали как-то – муж с женой усыновили мальчика. Души в нем не чаяли, обожали. И вдруг лет с десяти началось. Кражи, обман. В конце концов убил приемного отца. Наследственность непреодолима. Таня сказала про Вадима: «Жлоб».
Так вот, Оксана. Таня рассказала про учителя физики и его Оксану из ларька, и они пошли на меня строем, Оксаны. И на телевидении, и соседка за городом, и маникюрша моя. Да вот хотя бы маникюрша. Именно – украинка! Очень белокожая, брюнетка, с большой грудью. Зеленые
