Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)
Сразу надо отметить, что идея Крафта о второстепенности русского народа посещала голову и данного героя, только Андрей Петрович убивать себя из-за этого не собирался. Более того, он старается верить не во второстепенную роль русской нации, а в особенную её роль (капитально эту идею Достоевский разовьёт позже в своей речи о Пушкине) и чрезвычайно гордится принадлежностью к родовому русскому дворянству. Немудрено, что Версилов высказался однажды определённо: "В последнее время началось что-то новое, и Крафты не уживаются, а застреливаются. Но ведь ясно, что Крафты глупы; ну а мы умны..." (-8, 342) Умны-то умны, но о самоубийстве тоже порой задумывались. Но, конечно, не такому человеку, как Версилов, по-бабьи под вагон бросаться или позорно вешаться, хотя... Как раз петля-то ему автором и приготовлялась в набросках-эскизах к роману: ОН (так обозначался поначалу в подготовительных материалах будущий Версилов) должен был повеситься, причём -- в монастыре.(16, 247) Однако ж, Достоевский всё же понял-убедился, что этот герой повеситься ну никак не может, но и без самоубийства -- по страстности и широкости своей натуры ему не обойтись.
И действительно, ближе к финалу романа дочь Версилова, Анна Андреевна, через которую тот передал письмо Катерине Николаевне Ахмаковой с предложением руки и сердца, так объясняет Подростку этот его безумный поступок: "-- Конечно, трудно понять, но это -- вроде игрока, который бросает на стол последний червонец, а в кармане держит уже приготовленный револьвер, -- вот смысл его предложения..." (-8, 637) Надо признать, для автора-игрока, не понаслышке знавшего, что значит "бросать на стол последний червонец", -- сравнение более чем многозначительное!
И в конце концов, Версилов, в припадке умопомешательства совершает-таки покушение на собственную жизнь. Причём, он не только сам хотел уйти из жизни, но попытается убить прежде и Катерину Николаевну, то есть совершить как бы то, что японцы называют "синдзю" -- "двойное самоубийство влюблённых". Правда, Катерина Николаевна находилась в обмороке, так что решал Версилов за неё, но, слава Богу, самоубийственный проект его до конца не осуществился. Он и сам, благодаря Аркадию и Тришатову, остался жить, но в серьёзности его намерений сомневаться не приходится, судя по описанию сцены Подростком: "Помню: мы оба боролись с ним, но он успел вырвать свою руку и выстрелить в себя. Он хотел застрелить её, а потом себя. Но когда мы не дали её, то уткнул револьвер себе прямо в сердце, но я успел оттолкнуть его руку кверху, и пуля попала ему в плечо..." (-8, 679)
Ну и, конечно, нельзя не вспомнить, не упомянуть о взаимоотношениях Версилова с Богом. Одна из ключевых сцен романа -- когда Версилов разбивает об угол печки древний образ. Казалось бы, откровеннее и циничнее заявить своё отрицание веры невозможно -- на такое способен был только "бес" Ставрогин (в одном из вариантов главы "У Тихона" он ломает распятие). Однако ж, в данном случае икона была посвящена не Христу или Богородице -на ней изображены были два неведомых святых (аргумент, понятно, слабый и спорный, но всё же); во-вторых, завещана она была Версилову только что умершим Макаром Ивановичем, который как бы благословлял этим отца Аркадия на законный брак с его матерью, а Версилов как раз сгорал от любви-страсти к Ахмаковой; в-третьих, он, Версилов, уже к началу этой сцены был болен и, по его собственному признанию, раздваивался... Куда весомее характеризует странность его веры эпизод с говеньем на великий пост -- уже после попытки самоубийства, причём особо упоминается-подчёркивается, что не говел он до этого лет тридцать. Увы, и на этот раз благой порыв потерпел крах уже на третий день: "Что-то не понравилось ему в наружности священника, в обстановке; но только он воротился и вдруг сказал с тихою улыбкою: ?Друзья мои, я очень люблю Бога, но -- я к этому не способен?..."(-8, 682) И тут же, поправ пост, принялся за кровавый ростбиф. А чуть ранее, в откровенном и даже исповедальном разговоре с сыном, он, в частности, признался: "...вера моя невелика, я -- деист, философский деист223..." (-8, 599)
И тут уместно будет вспомнить два фрагмента из воспоминаний о Достоевском:
1) "Он был скорее набожен, но в церковь ходил редко и попов (...) не любил..." (А. Е. Врангель);
2) "-- Откуда вы взяли этот ?Приговор? (...)? -- спросила я его.
-- Это моё, я сам написал (...).
-- Да вы сами-то атеист?
-- Я деист, я философский деист! -- ответил он..."224 (Л. Х. Симонова-Хохрякова)
Достоевский, как всегда, не побоялся наделить героя, который "весь борьба" (характеристика самого Достоевского Л. Толстым в письме к Страхову225) такими существенными автобиографическими штрихами.
Но чтобы более полно составить мнение о религиозном портрете автора по этому роману, надо обратиться и к образу Макара Ивановича Долгорукого. Ибо, как многие герои Достоевского имеют свойство раздваиваться, так и он сам в данном случае как бы раздвоился в двух этих персонажах, в двух отцах-наставниках заглавного героя романа. В Версилове, в какой-то мере, он показал -- как он верует в Бога, в Долгоруком-старшем -- как хотел бы веровать. По определению самого Достоевского, Макар Иванович как бы олицетворяет в романе "древнюю святую Русь"(16, 128) и многие его мысли-рассуждения появятся затем в "Дневнике писателя" непосредственно от лица автора "Подростка", только, разумеется, в другой стилистике. Ну, к примеру, вроде следующего: "И ещё скажу: благообразия не имеют, даже не хотят сего; все погибли, и только каждый хвалит свою погибель, а обратиться к единой истине не помыслит; а жить без Бога -- одна лишь мука. (...) невозможно и быть человеку, чтобы не преклонится; не снесёт себя такой человек (...). И Бога отвергнет, так идолу поклонится -- деревянному, али златому, аль мысленному..." (-8, 503)
Как мы помним, о том же самом, практически, будет размышлять Достоевский в первой же главе возобновлённого "ДП", посвящённой участившимся самоубийствам. И, конечно же, читатели "Дневника писателя" могли тут же вспомнить прямые высказывания на эту злободневнейшую тему героя недавнего романа Достоевского. В этой сцене Макар Иванович рассказывает и историю как бы по мотивам "Преступления и наказания". Как один человек ограбил кого-то, был судим, но помилован и отпущен, однако ж, на пятый день не вынес "греха на душе" и повесился. Аркадий спрашивает Макара Алексеевича -- как тот относится к греху самоубийства? И получает ответ: "-- Самоубийство есть самый великий грех человеческий (...), но судья тут -- един лишь Господь, ибо Ему лишь известно всё, всякий предел и всякая мера..." (-8, 513)
Через несколько страниц Аркадий записывает-вставляет в свою исповедь дословно -- в кавычках и с соблюдением слога -- один из бесчисленных рассказов Макара Ивановича. И о чём же повесть-быль старца-странника? Да о грехе самоубийства, конечно! Причём, самоубивается в этой поучительной истории восьмилетний мальчик: богатый купец, приказавший его высечь за пустяковую провинность, а затем вздумавший стать его благодетелем и названным отцом, внушал такой страх мальчонке, что тот не выдержал и бросился в реку. И как купец этот потом ни пытался искупить-замолить свой грех -- ничего у него не получилось, но, правда, сам он совершенно переродился душой, богатства роздал и ушёл странствовать. Но особенно интересно в этой истории отношение рассказчика, да и самих действующих лиц, к вопросу об ответственности за грех самоубийства. В итоге получилось, что значительную часть вины (если не всю!) должен нести тот, кто до самоубийства невинную душу довёл, пусть вольно или невольно, а ей, этой младенческой душе мальчика-самоубийцы, даже оставляется шанс попасть на небеса, в райские кущи...
И этот нравоучительный рассказ Макара Ивановича набрасывает некий отблеск на историю Лиды Ахмаковой, которая, по упорным слухам, -отравилась в своё время фосфорными спичками. Так вот, покончила бедная экзальтированная девушка (если покончила), опять же по упорным слухам, из-за Версилова -- то есть, именно на него народная молва и навешивала грех доведения до самоубийства. И пусть в итоге выяснится, что ребёнка родила падчерица Катерины Николаевны не от него, а он, Версилов, наоборот, как раз и собирался благородно прикрыть чужой грех своим именем, но вот, однако ж, кроме бесчисленных действительных грехов (в том числе и -- тяжкого греха покушения на самоубийство!) тяготел над Андреем Петровичем ещё и этот.
А вот над молодым князем Сергеем Сокольским тяготел грех маниакального стремления к самоубийству. Сначала Лиза, сестра Аркадия и невеста Сергея, характеризует брату последнего: "Да, он мнительный и болезненный и без меня с ума бы сошёл; и если меня оставит, то сойдёт с ума или застрелится (...). Да, он слаб беспрерывно, но этакие-то слабые способны когда-нибудь и на чрезвычайно сильное дело..." (-8, 426) Чуть погодя уже сам Сокольский рассказывает Подростку о позорном своём поступке в полку, где он служил, и который вынужден был оставить из-за этого и признаётся, что ещё и месяц спустя после отставки смотрел на револьвер и подумывал о смерти. Потом выясняется, что мысли эти не оставили его, больше того, он совершает новые подловатые и даже самоубийственно-преступные деяния и, в конце концов, доводит-таки себя до гибели. Правда, поначалу это не походит на самоубийство -- он просто отдаёт себя в руки правосудия. Однако ж, в письме его прощальном к Аркадию содержатся-встречаются довольно странные, двусмысленные выражения: "Я виновен перед отечеством и перед родом моим и за это сам, последний в роде, казню себя. (...) Я написал письмо в прежний полк (...). В поступке этом нет и не может быть никакого искупительного подвига: это всё -- лишь предсмертное завещание завтрашнего мертвеца. (...) Простите мне, что я отвернулся от вас в игорном доме; это -- потому, что в ту минуту я был в вас не уверен. Теперь, когда я -уже человек мёртвый, я могу делать даже такие признания... с того света..." (-8, 475)
