Собрание сочинений. Том 4. 1999-2000 - Юрий Михайлович Поляков
– Конечно.
– А ведь умер!
– Кто?
– Как кто? Автор. Диетолог этот самый. Вчера в «Коммерсанте» некролог был. Сорок два года. Страшное дело! Сколько народу поумирало! Про Докукина слыхал?
– Нет. А что с ним?
– С ним ничего. А жену взорвали. Вместо него за руль села…
– Не может быть!
– Говорю это тебе как коммунист коммунисту, – невесело хохотнул Герке. – Взорвали.
– Как – совсем?!
– Совсем. А он, говорят, с горя мозгами тронулся. Уже не человек.
– За что взорвали?
– Ну не за идейные же убеждения! За деньги. Деньги, как алкоголь, в разумных количествах радуют, в больших – убивают. Ну, давай за умеренность!
Башмаков, помня о разгрузочном дне, прикоснулся губами к коньяку – замечательно ароматному и вкрадчиво-жгучему. Наденька внесла на подносике две чашки – большую и маленькую, улыбнулась фиолетовой помадой и удалилась. Герке проводил ее взглядом человека, изверившегося в женской новизне.
– Я хочу тебя спросить, Олег… Если нельзя – не отвечай. Как ты вышел на Корсакова?
– Понимаешь, у меня тут дочь работает…
– Знаю. Видел. Красавица! Как дети-то повырастали! Как повырастали-то!
– Да уж…
– Но дочь-то твоя работает у Садулаева.
– Ну вот, она попросила Садулаева. Садулаев поговорил с Корсаковым.
– Садулаев с Корсаковым? – На лице Герке изобразилось недоумение, словно услышал он о чем-то противоестественном, наподобие любви русалки и дельфина. – Садулаев с Корсаковым… Это точно?
– Мне Дашка сказала… – промямлил Башмаков, чувствуя, что утратил на автостоянке всякие представления об извечных аппаратных тонкостях и сдуру влез в какую-то важную внутрибанковскую интригу. – Может, мне не следовало…
– Да нет, ты не волнуйся! Дальше этого кабинета информация никуда не пойдет. Садулаев с Корсаковым… Ишь ты! К твоему трудоустройству это не имеет никакого отношения. Вот тебе листочки. Все как обычно, все как раньше. Родился, работал, не был, не состоял… Только теперь родственники за границей – это не плохо, а даже хорошо. Заполняй! А потом мы тебя недельки три попроверяем. На всякий случай…
– Как раньше?
– Ага. Как раньше. И занимаются этим те же самые ребята из Конторы. А начальник службы безопасности у нас полковник из «девятки». Брежнева охранял. Как раньше… Меня, когда брали, десять раз переспрашивали, зачем фамилию поменял. Был Волобуев – стал фон Герке… Не любят у нас, понимаешь ли, дворянских корней. Ну, ничего. Я, кстати, все вспоминал, ты у нас не из дворян случайно?
– А что?
– Я, понимаешь, – тут он протянул Башмакову золоченую визитку с гербом, похожим на сваленную в одну кучу коллекцию старинного оружия, – Краснопролетарское районное дворянское собрание организовал. Кадров решительно не хватает. Какие-то все вырожденцы и пьяницы… Устроил обед по случаю тезоименитства невинно убиенного государя-императора Николая Александровича. Заблевали весь ДК Русакова. Ну, ей-богу… А если нормальный дворянин, не пьющий, с манерами, – так сразу еврей. Папашу или дедушку подженили. Приходит тут на учет вставать князь Тверской, Иван Моисеевич. Смотрю по документам – все правильно: Рюрикович. Ладно, Олег Трудович, заполняй анкеты! Я очень рад, что ты будешь у нас работать. Надоели эти сопляки. В башке ничего, кроме курса доллара, а по коридору идет что твой президент Академии наук… Так бы и дал в лоб половником! Ну, за тебя!
Башмаков плюнул на разгрузочный день – и выпил коньяк. Душа потеплела.
– А помнишь, как Каракозин Чубакку дистиллированной мочой поил? – захохотал Герке.
– Конечно!
– Ты, кстати, с ним не встречаешься? Вы ведь дружили…
– Нет, не встречаемся. Он куда-то уехал…
– Я тут его жену по телевизору видел. Как ее звали?
– Олеся.
– Да. Олеся. Они, кажется, разошлись?
– Давно уже.
– Тут презентацию Ростроповича по телевизору показывали. Она ему какую-то древнегреческую вазу вручала от клуба бизнесвумен. Ну, доложу я тебе! Кто мог подумать, когда она по «Альдебарану» задницей вертела! Какая женщина! А Ростропович – тьфу, смотреть противно! Козел с виолончелью… Ты у нас, кстати, кто?
– В каком смысле?
– В политическом.
– А ты?
– Я монархист, естественно.
– А я сочувствующий, – горько вздохнул Башмаков.
Когда он уходил из банка, охранник снова заставил его положить кейс на транспортерную ленту и даже подозвал напарника. Они с живым интересом уставились на экран, но серые фруктовые силуэты на этот раз раскатились по углам.
– Взяли? – спросила Катя, когда Башмаков пришел домой.
– Пока еще нет. Проверять будут.
– А чего тебя проверять? – удивилась Катя. – Ты же безобидный.
– Не переживай!
– Как же не переживать, если у меня муж безработный?
– Все будет хорошо. Ты Корсакову очень понравился! – первым делом успокоила Дашка, поздно вечером вернувшись домой. Она теперь постоянно возвращалась поздно, потому что, вдруг спохватившись, поступила на вечернее отделение пединститута и после работы ездила на лекции.
– Возьмут тебя – никуда не денутся!
– Это тебе Садулаев сказал? – со значением поинтересовался Олег Трудович.
– Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал?
– Герке.
– Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича.
– А Корсаков?
– Тоже.
– Не понял!
– Выйдешь на работу – все поймешь. Черт, как же я тебя не предупредила!
Башмаков тщательно заполнил формы и анкеты, приложил фотографии, трудовую книжку. Дашка все это отвезла в департамент кадров. Началось ожидание. Он так волновался, что даже хотел сходить в храм Зачатия Праведной Анны поставить свечку, но так и не сподобился. А ровно через неделю позвонил Герке и радостно объявил:
– С тебя гектолитр! В понедельник выходи на работу!
– Наконец-то.
– Наконец-то? Если бы не я, тебя еще месяц проверяли бы!
В понедельник Башмаков отправился в банк. Корсаков принял его, не выходя из-за стола. Не привстал даже, а лишь еле заметно кивнул.
– Куда же мне вас девать? – Начальник почесал пальцем лысину, словно соскреб с полировки мушиное пятнышко.
– В каком смысле?
– В том самом. Вроде отстроились, а мест уже не хватает. Новое крыло только через полгода сдадут. Ладно, посидите пока в кассовом секторе. Там Игнашечкин. Он как раз для «карточников» программирует. Пообщайтесь – полезно будет.
В небольшой комнате тесно, впритык стояли четыре стола. За первым столом в уголочке, отгороженном большим шкафом, сидела кассир-эксперт Тамара Саидовна Гранатуллина, маленькая восточная женщина со скуластым лицом, раскосыми, но не темными, а светлыми недоверчивыми глазами. Судя по рукам, уже начавшим ветшать, ей было за пятьдесят, хотя выглядела она значительно моложе, лет на сорок.
Второй стол, заваленный листингами, проспектами и справочниками, принадлежал Гене Игнашечкину, беготливому пузанчику с постоянно расстегнутой нижней, надбрючной пуговкой на рубашке. Волосы у него были редкие, и когда он волновался, сквозь светлые прядки виднелась покрасневшая кожа, покрытая капельками пота. Но особенно Башмакова удивила клавиатура Гениного компьютера, покрытая коричневыми кофейными пятнами и обсыпанная сигаретным пеплом. Кстати, сам Игнашечкин никогда не говорил «компьютер», а исключительно «компутер».
Когда Башмаков впервые вошел в комнату, Тамара Саидовна мирно ругала Гену за то, что он по вечерам, когда все уходят домой, самым подлым образом смолит, хотя между ними существует твердое соглашение – в рабочем помещении не курить.
– Саидыч, одну сигарету! Задумался…
– Вы по какому вопросу? – спросила Гранатуллина, увидев Башмакова.
– Я тут, с вашего позволения, сидеть буду, – вежливо сообщил Олег Трудович.
– Курите? – с надеждой спросил Игнашечкин.
– Нет.
– Очень хорошо! – обрадовалась Тамара Саидовна. – Будем знакомиться.
Познакомились.
– Трудович? – хихикнул Игнашечкин. – Значит, отец ваш – Труд?
– Да. Был… Умер месяц назад.
– Извините. – Гена покраснел на всю голову и, стараясь замять неловкость, сказал, кивая на третий стол: – А здесь у нас сидит Вета. Очень серьезная девушка. Она сейчас болеет…
Стол был чист. На нем стоял только компьютер и лежала книга на английском. На обложке мускулистый мужчина страстно лобызал восьмой номер у рыжеволосой вакханки по имени Джен Эйр.
– Том, ты к Вете ездила?
– Ездила. Еле пропустили через три контроля.
– Ну и что с ней?
– Нормально. Бледненькая еще…
Четвертый стол, на самом проходе, был отдан в полное распоряжение Башмакова. Первые дни ушли на обустройство рабочего места. Гена взял над ним шефство, водил к начальству выбивать компьютер.
– А зачем мне компьютер? – удивился Башмаков.
– Дурачина ты, простофиля! Если у человека на столе нет компутера, значит, он жалкая, ничтожная личность.
Компьютер выбили, правда, для начала только «трешку», но все-таки! Потом Гена помог Башмакову поменять кресло. В том, которое досталось Олегу Трудовичу, выяснился дефект: спинка едва держалась в вертикальном положении и откидываться на нее было опасно. Он сначала хотел простодушно взять
