Последнее приключение странника - Аньес Мартен-Люган
Назавтра Эрин прошла крещение погружением в море.
Несмотря на ее опасения, она тоже была талантливой ныряльщицей. Она танцевала под водой, гипнотизируя меня. На глубине она забывала обо всем и обо всех, кроме меня. Это была наша любовная церемония. Под водой мы ждали, что нас вместе окутает море. Мы кружились вдвоем, касались друг друга, искали друг друга. Становились магнитами, притягивающими друг друга, и, играя, расходились в разные стороны, чтобы с еще большим удовольствием снова встретиться и слиться в единое целое. Мы любили друг друга. Мы отдыхали.
Возрождение “Одиссеи” требовало от нас сил и терпения. Когда я не был на работе, я делал все, чтобы помочь Эрин. Насущная необходимость возродить бар на месте пепелища удесятеряла наши силы и желание справиться. Да, стройка была необъятной, но работа все же продвигалась. Эрин никогда не приходило в голову сдаться. Она стремилась написать продолжение истории, проявив уважение к прошлому.
Много месяцев подряд Эрин придумывала новое название бара и однажды пригласила всех к себе в дом. Все – это мы впятером, ее родители, Эрван и Люсиль и Палома. Она нас усадила, налила шампанского – еще немного, и она изобразила бы барабанный бой. Придя к выводу, что мы наконец-то достаточно спокойны и внимательны, она удовлетворенно улыбнулась. Затем ее глаза наполнились слезами, но она пересилила себя.
– Мы все возвращаемся из долгих странствий… После большой одиссеи… Путешествие завершилось. Мы покрыты рубцами и шрамами. Мы не раз отклонялись от маршрута… – Тут она выразительно посмотрела на меня: по ее мнению, я особенно часто выбирал обходные пути, чтобы дойти до нее. – По дороге мы потеряли некоторых попутчиков. Мы теряли и самих себя. Соглашались с тем, что все кончено… что больше нет надежды… что мы никогда не отыщем дорогу к дому. Мы полагали, что дома больше нет… что нет родного очага. Но мы ошибались. Наш дом – в конце улицы. Или здесь, с теми, кого мы любим. И по всем этим причинам “Одиссея” останется “Одиссеей”.
Иван не погубил “Одиссею”, он сделал ее сильнее. Лучше. Притягательней. Он уничтожил дурные воспоминания, оставив место только для самых красивых – его, их, моих, наших. Полицейское расследование и вскрытие найденного тела не показали ничего, что позволило бы установить личность “неизвестного из «Одиссеи»”. Мы с Эрин забрали тело. Режис задействовал свои контакты, чтобы нам не пришлось объяснять, почему нам должны его выдать. Я вспомнил кладбище, глядящее на море, недалеко от дома моих родителей. Я поднял всех на ноги и, подключив отца и брата, добился места на нем. Иван покоится перед открытым океаном, а на его надгробии высечена надпись: “Странник, который отвергал прямые пути”. Мы приходим туда всякий раз, когда гостим у родителей.
В тот день я довольно быстро поднял свою команду на поверхность. Эрин велела нам не задерживаться, потому что надо было успеть собрать вещи. На следующий день мы отправлялись в гости к моим родителям. Мы с отцом организовали выход в море на несколько суток. К моему удивлению, дети согласились, не торгуясь. Когда мы вошли в дом, Эрин объявила, что мы будем ужинать на пляже. Нас и впрямь ждал там пикник. Это как-то противоречило ее опасениям, что мы не успеем подготовиться к отъезду.
– Ты что-то от меня скрываешь?
Она несколько раз клюнула мои губы, перед тем как ответить:
– Вовсе нет! Погода великолепная… и я радуюсь лету! В будущем году, когда оно настанет, я буду подавать выпивку на террасе. Так что я ловлю все преимущества вынужденного перерыва. Беги в душ, ты весь в соли!
Я вроде как пробыл в душе не дольше обычного, но, когда я спустился в гостиную, дом был пуст. Только Дус терпеливо ждала меня. Я свистнул, и она потрусила за мной. Чтобы присоединиться ко всем, достаточно было спуститься с набережной. Собака помчалась вниз, а я ненадолго остановился, чтобы полюбоваться ими. Они сидели кружком на пляже и разговаривали, смеялись, подкалывали друг друга.
Я любил их. Любил до безумия. Мы все уже успокоились и научились жить с воспоминаниями об Иване. Естественно, мы иногда ругались, раздражались, горячились, но не проходило ни вечера без того, чтобы я им не сказал, как я их люблю. Я боялся умереть во сне, не зная, известно ли им, что теперь вся моя жизнь – в них.
Если бы в Улиссе, Лу и Мило текла моя кровь, я бы все равно не любил их сильнее. Они были мной. Без них я больше не существовал.
Эрин. Женщина, которая не дала мне погибнуть. Ее улыбка дарила мне силы каждый день всплывать на поверхность. Женщина, которую я с радостью называл бы своей женой. Но я не мог себе этого позволить, зная, как она настрадалась от проявлений собственнического инстинкта. Это чувство жило в глубине моего сердца, но, когда наши взгляды встречались, я убеждался в том, что она ощущает то же, что и я. Мы принадлежим друг другу. Навсегда.
Они позвали меня, и я вынырнул из своих размышлений о любви. Спустился к ним, уселся на песок и приготовился налить себе вина.
– Погоди, – остановила меня странно взволнованная Эрин. – У детей есть кое-что для тебя. Кое-что, о чем они намерены тебя попросить.
Заранее недовольный, я поджал губы.
– О чем? Вы же не отказываетесь завтра ехать? У нас там будет суперпрогулка на лодке, и мы сможем понырять…
– Ой, нет, конечно, мы поедем! Не беспокойся, – перебила меня развеселившаяся Лу.
– Тогда что же?
Между ней и братом состоялся их привычный безмолвный разговор.
– Давай, Улисс, скажи ему! – занервничал Мило, ударяя кулачком брата.
– Окей! Окей! Я сейчас! Вы двое не облегчаете мне задачу! – проворчал он.
Мило и Лу нежно прильнули к нему. На их лицах, обращенных ко мне, была написана любовь – по крайней мере, я позволил себе так подумать. Я молча спросил Эрин, в чем дело, но она прикрыла ресницами сияющие глаза.
– Вот, это тебе! – Улисс откуда-то вытащил и протянул мне бумагу.
Я автоматически схватил и прочел ее. Это были официальные документы.
“Ходатайство об усыновлении”.
Время замерло.
Сердце перестало биться.
Тело парализовало.
– Мы попросили Эрвана. – Я не реагировал, и в его голосе прорезалась паника. – Будет непросто… с учетом всех событий… Но у нас есть шанс добиться своего. А мы все только этого и хотим.
На
