Избранное - Андрей Гуляшки
— Как же это вы? — пробормотал старик и замер с приоткрытым ртом. Его искусственные зубы отливали синевой, может быть, от губ, которые сейчас казались чуть фиолетовыми. — Уж не довелось ли вам самому решать этот ребус? Вы случайно не получаете журнал «Énigmes mathématiques»? — У профессора все еще теплилась кое-какая надежда.
Аввакум покачал головой и повернулся к широкому окну — на улице начинало темнеть, шел дождь.
— В таком случае странно, как вы могли допустить такую ошибку в задаче, — тихо проговорил профессор.
— Видимо, это чистейшая случайность, — сдержанно рассмеялся Аввакум.
Внизу послышался звонок. Толстяк повар, встречая кого-то, громко смеялся.
7
Так Аввакум попал в дом профессора математики Найдена Найденова. Попал вроде бы совсем непреднамеренно, ведь если вспомнить причину его посещения, то она была поистине пустяковой, в жизни подобные причины зачастую находятся всего лишь на ступеньку выше простой случайности.
Возвращаясь однажды из лесу — это было приблизительно за месяц до его первой встречи с профессором, — Аввакум заметил, что из дома профессора вышел человек, который чем-то показался ему знакомым. Тогда темнота помешала разглядеть его лицо, к тому же у человека этого шляпа была низко надвинута на лоб. Неизвестный торопливо завернул в первый переулок, где его ждала машина со светящимися подфарниками. В момент его приближения шофер включил мотор и открыл дверцу. Не успел человек опуститься на сиденье, как машина тронулась.
Ни лица неизвестного, ни номера машины Аввакум не разглядел. Но фигура человека, его манера носить шляпу, наконец, походка были Аввакуму удивительно знакомы. Машина же была «татра» — он определил ее по кузову и по шуму мотора. Если это действительно тот человек, о ком он подумал, то что у него могло быть общего с парализованным ученым, вышедшим на пенсию? Подобный визит не мог не вызвать удивления. И откуда взялась «татра»? Ведь «татры» у того человека не было.
Но вскоре Аввакума перестал занимать этот случай. По крайней мере он решил больше о нем не думать. Раз его отключили от оперативной работы, ему не следует даже из любви к искусству занимать голову подобными вещами. Дисциплину он уважал, хотя к некоторому ее формализму относился с иронией.
Несмотря на все это, едва ли можно было утверждать, что именно случайная встреча с тем человеком побудила Аввакума завязать знакомство с профессором. А разве его ошибку при решении задачи можно было назвать чистой случайностью? Вольно или невольно, но начиная с этого дня Аввакум стал частым гостем в доме профессора.
А она, Прекрасная фея, словно предчувствовала, что в этот вечер ей суждено встретиться с таким необыкновенным человеком. Она надела скромное небесно-голубое платье из тафты, которое удивительно гармонировало с ее золотистыми волосами, похожими по цвету на вскипевшую под солнцем сосновую смолу. Плотно облегающее платье с глухим воротом еще более подчеркивало совершенные формы ее изящной фигуры. Впрочем, сознавая свое обаяние, она, как всякая молодая женщина, не могла все же не показать себя. Ее нежные тонкие руки были обнажены, но они не так подчеркивали ее женственность, как обтянутая платьем фигура. С виду спокойные и сдержанные, они, казалось, заранее рассчитывали каждое свое движение.
На груди у нее была приколота белая роза. Она лишь слегка надушилась, губная помада ей не требовалась, губы ее и без того напоминали яркую гвоздику. Профессор мог и не называть ее имени. Как только она появилась в дверях, Аввакум без труда узнал Марию Максимову.
— О, — воскликнул он, поднимаясь со стула, — возлюбленная Деревянного принца! — И просто, без всяких церемоний протянул ей руку.
Мария принадлежала к той категории женщин, которые не привыкли, чтобы мужчины в общении с ними придерживались официального тона.
Аввакум видел ее в роли принцессы в балете Бартока «Деревянный принц». Тщеславная и легкомысленная красавица позволила себе влюбиться в коронованную особу с королевской мантией на плечах, нисколько не смутившись тем, что особа эта деревянная. Простой смертный ее не интересовал, хотя он и был молод, — что проку от его молодости, раз у него нет ни короны, ни королевской мантии.
И на такое оказалась способна эта женщина с белой розой на груди, в платье, так отчетливо обрисовывавшем ее бедра.
— Верно, — подтвердила она, неторопливо протягивая ему свою маленькую изящную ручку. — Возлюбленная Деревянного принца. Я и есть та самая дура.
Она почему-то не особенно спешила отнять свою руку, будто пожатие Аввакума было ей очень приятно.
Профессор кашлянул.
— А это мой племянник Хари, — сказал он, кивнув в сторону мужчины, стоявшего несколько поодаль и смотревшего в окно, причем довольно напряженно, как будто там, за стеклом, в любую минуту могло произойти что-то интересное и важное. Но на улице было темно — стекло упиралось в непроницаемую стену ночи. — Хари, — повторил профессор. — Харалампий Найденов, художник.
— Мастер прикладного искусства, — вставил Хари, не отрывая глаз от окна.
— Все равно художник. Он мой племянник. А эта красавица — его невеста. Познакомьтесь!
Они обменялись рукопожатием. У Хари рука была мягкая и влажная.
— Я не впервые слышу ваше имя, — сказал Аввакум.
Хари небрежно кивнул.
— А наш новый знакомый — археолог, — продолжал профессор. — Археолог и математик-любитель.
— Ну, — сказала Мария, — не завидую вашей профессии. Вечно копаться в каких-то черепках, возиться со всякими там скелетами — разве это не противно?
— Вы смешиваете археологию с антропологией, — заметил Аввакум. — Всяческими там скелетами занимаются антропологи.
— Я ошиблась! — весело рассмеялась Прекрасная фея. Однако ошибка эта, как видно, нисколько ее не смутила. — Верно, антропология занимается, пардон, скелетами. Ну так что ж? Мы ведь в балетном училище ничего такого не изучали. Никаких скелетов.
— И слава богу! — успокоил ее Аввакум.
Смешивая науку о древностях с наукой о давно вымерших предках человека, Мария нисколько не смущалась такой своей неосведомленности. Ее глаза смотрели открыто, без всякого смущения — словно глаза дикарки,
