Тысяча свадебных платьев - Барбара Дэвис
По-прежнему встревоженная, Рори вытаскивает из-под мышки конверт и отдает матери. Помедлив немного, пока Камилла скроется на кухне, Рори подсаживается ко мне за стол.
– Я даже не представляла, что увижу вас здесь. Вас она тоже обхитрила?
– Она позвонила Дэниелу, а Дэниел позвонил мне. Камилле было очень неловко после того ланча, поэтому она пригласила меня сегодня на завтрак. Она была настроена очень решительно и просто не приняла бы отказа.
– Я прощу прощения. У нее всегда был очень напористый характер. Как вы?
– Вполне неплохо.
– Знаете, я пыталась до вас дозвониться. Потом приехала и долго звонила, стучала в дверь. Вы не отозвались, и я оставила записку.
– А потом подослала Дэниела, чтобы он шпионил за мною через кухонное окно.
– Я начала беспокоиться. В тот день, когда вы так стремительно ушли, вы были сильно расстроены. Я хотела попросить у вас прощения, но вы не брали трубку. Я приношу искренние извинения за мамино поведение.
– Зачем ты извиняешься за действия своей матери? Это она делала, а не ты. И у нее были на то свои причины, которые можно понять.
У Рори округляются глаза. Она явно удивлена и, возможно, даже задета тем, что я, пусть и в немногом, принимаю сторону ее матери.
– То есть теперь вы ее защищаете?
– Она была напугана, chérie. А люди, когда боятся, порой накидываются на других.
– Боялась… вас?
– То, как человек ведет себя с нами, Рори, на самом деле, с нами вовсе не связано. Это связано с ним самим. Твоя мать вела себя в тот день таким образом, потому что чувствовала угрозу. Она хотела ясно дать мне понять, что ты – ее дочь. Потому что она очень боится тебя потерять.
Рори недовольно бросает взгляд на открытые французские двери.
– Тогда пусть перестанет делать все, чтобы меня подальше отогнать. Она ведет себя так, будто я не заслуживаю собственной жизни. Будто ей решать, что я делаю и кем хочу быть. Мое творчество, галерея, даже друзья, которых я себе выбираю, – все словно крутится вокруг нее.
Я до глубины души проникаюсь ее гневом. Налицо ожесточенное перетягивание каната между матерью и дочерью. Противоречие это старо как мир, ибо всегда находятся матери, которые лучше знают, как надо. И всегда находятся дочери, знающие это еще лучше. Такое противоречие рано или поздно встает на пути у каждой женщины: потребность формировать кого-то по своему образу и подобию – и неприятие попыток формирования извне.
– Матери всегда крайне тяжело расстаться со своим дитя, – грустно улыбаюсь я. – Ты так долго была частью ее жизни, составляла, собственно, весь ее мир – а теперь вдруг ты стала взрослой, и у тебя своя жизнь. Ей сейчас очень одиноко.
– Как ей может быть одиноко?! У нее в ежедневнике свободного дня не найдешь! Она только и делает, что порхает: то на какой-то ланч, то играть в карты, то в театр. И вокруг нее постоянно крутится какая-то свита. Особенно с тех пор, как умер отец, – хотя и не скажешь, чтобы он ее часто куда-то сопровождал.
– Совсем не обязательно находиться в одиночестве, чтобы чувствовать себя одиноко, chérie. Это совсем не одно и то же. Каждый из нас по-своему справляется с потерями, изобретая свои способы заполнить пустоту. Вот почему ее ежедневник так переполнен. И потому-то у нее такие собственнические наклонности. Она хочет быть частью твоей жизни, вот только не знает как.
Рори складывает руки перед собой и тяжело вздыхает. Она кажется такой юной и капризной, когда сидит вот так, скрестив руки у груди. Ее явно раздражает то, что я защищаю ее мать. Однако этот разрыв между ними необходимо ликвидировать до того, как он превратится во что-то ледяное и непоправимое. Быть может, именно для этого судьба подбросила меня в их жизнь? В качестве посредника мира?
– Знаешь, у нас во Франции говорят: tu me manques. Буквально это означает: «Тебя во мне недостает». Не «я по тебе скучаю», как обычно говорят у вас, а «тебя во мне недостает». Как будто та часть тебя, которая была частью меня, внезапно исчезла. То же самое происходит сейчас и с твоей матерью. В ее жизни – там, где прежде была ты, – осталась пустота. Вакуум. И она не представляет, чем его заполнить.
Рори поглубже усаживается в соседнем кресле и угрюмо умолкает. Похоже, она еще не готова расстаться со своим гневом.
– Камилла понимает, что совершила много ошибок, Рори. Вот почему она попросила меня сегодня прийти к вам. Чтобы загладить свою вину и помириться. Не только со мной, но и с тобой тоже. И, мне кажется, ты должна ей это позволить.
– Вы ее не знаете.
– Не знаю. Но она считает, что мы втроем вполне можем быть друзьями, и я считаю так же. Что-то все-таки свело всех нас вместе. Не знаю, как и зачем это случилось, – но ты не можешь этого отрицать. Возможно, нам предназначено каким-то образом помочь друг другу заполнить пустоту в душе.
Она так странно смотрит на меня, будто я сказала нечто совсем невероятное, сверхъестественное, и она готова меня поправить. И на долю секунды меня охватывает страх от того, что она может сказать. Я боюсь, что этот наш маленький, только-только объединившийся кружок вдруг будет разрушен. Неожиданно для себя я понимаю, что не хочу этого.
В этот моментя слышу, как тренькает браслет Камиллы, и она выносит на террасу заставленный поднос.
– Как это все-таки замечательно, – сияет она улыбкой, – что мы все трое наконец собрались вместе!
Глава 42
Рори
18 октября 1985 года.
Бостон
С нарастающим страхом Рори смотрит на пустое пространство одной из стен. Двое суток назад ей позвонила Дира Петри и объяснила, почему за десять дней до открытия галереи ее произведения до сих пор не прибыли на экспозицию. Оказалось, на нее вышла одна дизайнерша по интерьерам, которая захотела приобрести все картины Диры, кроме двух, для внутренней отделки нового офисного здания. Она, мол, очень неловко себя чувствует, что поставила Рори перед этим фактом чуть ли не перед самым открытием, но все же просит разорвать их соглашение, чтобы она могла продать свои работы.
Они условно договорились запланировать что-нибудь на будущее, и Рори пожелала ей удачи. Она никак не могла бы встать на пути такого замечательного предложения, но в то же время и понятия не имела, чем заполнить это пустое место в столь короткий срок.
В довершение ко всему, в любую минуту должны были приехать Камилла с Солин. Им обеим впервые предстояло увидеть галерею, и Рори с нетерпением ждала возможности провести их по всей экспозиции. Вот только ей не давала покоя перспектива откровенно пустующей стены в преддверии торжественного открытия. Не самое лучшее предзнаменование.
А ведь она так радовалась тому, как все сложилось! Брайан сделал потрясающую работу, сумев и уложиться в бюджет, и закончить ремонт на две недели раньше срока. Выбранная ею цветовая гамма – в матовых оттенках от угольного темно-серого до шиферно-серого – придавала интерьеру немного производственный вид, однако старательный подбор элементов подсветки и, особенно, отремонтированные светильники в стиле ар-деко добавляли помещению нужную долю шика. Даже расстановка произведений прошла без сучка без задоринки! Пока не позвонила Дира, похваставшись своими, ужасными для Рори, новостями.
– Аврора, детка! Ты здесь?
Когда раздался голос Камиллы, Рори вздрогнула от неожиданности. Она не слышала мелодии от входа, но, судя по всему, как раз наступило назначенное время.
– Сейчас подойду! – отозвалась она.
Увидев Солин с матерью, ожидавших ее у дверей, Рори мгновенно обрадовалась. Они были совсем непохожи: Камилла унаследовала светлые глаза и волосы Энсона, а Солин была темноволосой и темноглазой, – и тем не менее, когда эти две женщины стояли рядом, в них ощущалось неуловимое сходство, словно их связывала некая невидимая, но прочная нить.
Еще месяц назад Рори даже представить не могла, чтобы они вместе проводили время. Но за минувшие недели Камилла и Солин на удивление быстро сблизились.
Было так радостно наблюдать, как Солин снова стала выбираться в люди, а еще Рори была одновременно взволнована и приятно изумлена тем, как быстро
