Мальчик из контейнера - Виталий Кирпиченко
Поразмыслив, Куйбин повернулся к Александру.
— Александр Валентинович, — заговорил с хитрецой в глазах, — вы знаете армейское правило: предложил — исполни! Ничего добавить или убавить не могу. Продумайте в деталях предложение вашего капитана, как его…
— Капитан Метлицкий.
— И карты вам в руки. Думайте хорошо! «Авось» не должно быть совсем; во всяком случае, не должно удивлять нас на каждом шагу. На все это — сутки!
Перед ужином раздался звонок домофона, к динамику подошел Валя.
— Откройте, пожалуйста, — попросил мужской голос. — Мы к Кире Анатольевне.
— Кто там? — вышла в коридор Кира, непослушными руками поправляя кофточку. Глаза испуганы.
— Кто-то к тебе, — ответил сын, отпирая замок.
— Что он хочет?
— Не сказал. Сказал, что к Кире Анатольевне.
— Ладно, — махнула она рукой. — Иди к себе.
Остановился лифт.
«Что он не выходит!» — смотрела на дверь лифта Кира. Наконец дверь с характерным скрежетом и стуком открылась, из кабины вышли три офицера… Дальше она уже не понимала, что и кто говорил, видела «убитые» глаза полковника, он что-то говорил, часто кивая головой, жал ее холодную руку… Майор с медицинскими эмблемами в петлицах держал в руках толстую брезентовую сумку с красным крестом на клапане.
«И нас это не миновало!» — пронеслось в сознании Киры. В глазах замелькали светлячки, а затем черное облако закрыло все. Очнулась на диване. Пахло резко лекарством. Около нее со шприцем склонился майор, два других офицера стояли сбоку дивана. Гробовое молчание. Могильная тишина.
— Как вы себя чувствуете? — спросил майор.
— Лучше бы никак, — прошептали синие губы.
— Не надо так, — сказал врач. — Всякое бывает, а жизнь продолжается.
— Жизнь для меня закончилась.
— Все лечит время.
— Не все и не у всех. Да я и не хочу этого. Где он?
— Завтра за ними уйдет борт, — сказал полковник. — Когда будет прощание, за вами придет машина.
— Он был один? Кто был с ним?
— Капитан.
— Он же молодой еще! Кто у него?
— Жена и сын трех лет.
— Жалко их. Им будет плохо… Позовите детей.
Испуганно вошли Валя с Леной. Смотрят на лежащую маму, понять ничего не могут.
— Подойдите сюда, — тихим голосом попросила Кира. Взяла их за руки. — У нас нет больше папы. Он погиб.
Дочь выскочила из комнаты, убежала к себе, оттуда раздался дикий крик. Врач быстро прошел в комнату Лены. Она стояла на коленях около кровати, зарывшись лицом в подушку, плечи ее судорожно дергались, сквозь глухие рыдания слышалось: — Папочка! Родненький! Миленький!
Вошел Валя.
— Принеси холодной воды, — попросил врач.
Валя, как сомнамбула, исполнил просьбу, подал стакан с водой. Сжал руками спинку кровати; по тому, как ногти его посинели, можно было судить о силе сжатых пальцев. Ни одна слезинка не выпала из его глаз, лицо юноши, почти ребенка, стало враз жестким, помертвевшим. Ему хотелось мстить за смерть отца, он был полон мести. Не зная, что стало причиной гибели, был уверен, что виновные в этом есть, и он должен им отомстить! Он попросится в армию, уедет в Сирию и найдет тех террористов, которые убили отца, и сам расквитается с ними. Очень жестоко расквитается!
Лена не могла успокоиться; она то рыдала, то била кулачками по подушке, приговаривая: — Папа! Папочка!
От укола отказалась, руку врача с водой зло отпихнула. Вода пролилась на пол, только чудом не разбился упавший на пол стакан.
В комнату заглянул полковник, подозвал майора.
— Иди посмотри, что-то с женой не то, — тихо сказал он. — Глаза закрыла, на слова не реагирует, бледная.
Пульс Киры еле прощупывался. Майор достал из сумки ампулу, с хрустом обломал головку, набрал шприцем лекарство. От укола Кира вздрогнула, но глаз не открыла. Майор, глядя куда-то в угол, пытался нащупать пульс. Вот по лицу Киры пробежала волна судороги, и она открыла глаза. Тонометр показал 85 на 55. Пульс 41. Через пятнадцать минут: 105 на 75, пульс 65.
— Что там? — кивнул на тонометр полковник.
— Уже лучше. Минут через двадцать проверим, — сказал майор. Полковник посмотрел на часы.
Вошел Валя.
— Кто у вас соседи? — спросил у него майор. — Вы знакомы с ними?
— Подполковник там, — ответил Валя.
— Авиатор?
— Авиационные погоны, но не летчик.
— Инженер, — чуть слышно сказала Кира. — Из исследовательского института.
— Пройдем к ним, — попросил майор Валю.
Женщине, открывшей дверь, майор сказал, что у соседей большое горе, надо чтобы кто-то с ними побыл, приглядел.
— А что случилось? — спросила женщина.
— Муж погиб.
— Господи! — воскликнула соседка. — Жаль-то как! Совсем молодой! — Заверила, что через пять минут придет.
Врач оставил соседке лекарство, шприцы, коротко проинструктировал, и они распрощались.
— Легче самому в гроб лечь, чем видеть эти страдания и слезы, особенно детские, — мрачно высказался полковник, выйдя на улицу.
— Да уж, хорошего тут ничего нет, — согласился врач. — Вы еще не так часто с этим сталкиваетесь как я. Мне это отняло половину здоровья.
— Ты сегодня какой-то не такой? — заглядывая в глаза мужу, сказала Валя.
— Я всегда такой, — ответил Николай, расстегивая летную куртку. — А вот время меняется, меняет и людей. — Сняв тяжелые ботинки, выпрямился, долго смотрел на жену. — Две вести принесло в наш дом время: одна почти хорошая, вторая — так себе. С какой начать?
— Наверное, с той, что так себе, — сказала Валя. — Чтобы сначала пережить, а потом порадоваться. Я так думаю.
— Золотце, разговор долгий, давай перенесем его на кухню. Я сейчас сполоснусь, а ты собери чего-нибудь на стол, хорошо? Договорились!
— Чем еще он может меня удивить? — гадала Валя, расставляя посуду на кухонном столике. — Кажется, я уже ко всему готова.
— Где дети? — спросил Николай, выйдя из ванной. — Опять у соседей?
— У них. Наказала к девяти быть дома, скоро вернутся.
— Стопка водки найдется? — окинув стол взглядом, спросил Николай.
Валя принесла бутылку.
— Полетов завтра нет?
— Есть, но я не летаю.
— Что так?
— Буду сдавать дела.
— Как сдавать? Почему?
— Давай сюда бутылку, — улыбаясь, сказал Николай. Вид жены был такой, что не улыбнуться было нельзя. — Сдавать по приказу Главкома.
— А мы куда? Наташа школу не окончила…
— Этих школ у нее будет впереди не одна. Надо привыкать к этому. Садись, — кивнул на место за столом.
Николай
