Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Ее губы дрожали. Но она продолжала, как безрассудный ребенок:
– Джессалин, она что, какая-то особенная? Почему она глядела сквозь меня, как будто я не существую?
И тут она дала задний ход. Видя перед собой подобное лицо, так поступил бы любой ребенок.
– Извините. Я, наверно, не то сказала. Просто мне ужасно не хватает вашего отца. Он мне делал… называйте это «авансы»… А теперь все не так. Я это слышу от разных сотрудников.
– Тем проще вам будет уйти.
Таня уже готова была разрыдаться. Ни одна из ее стратегий не сработала.
Неужели она действительно так привязалась к Уайти? Полюбила?
Сердце Тома ожесточилось. Он ей никогда не простит сказанного, особенно о его матери.
– Всего хорошего.
Он встал. Разговор окончен. Он весь дрожал от желания схватить ее и встряхнуть так, чтобы у нее застучали зубы и полились слезы по щекам, напудренным до персикового отлива.
Уже почти шесть вечера. Офис опустел. Все разошлись по домам, кроме них двоих. Если Таня что-то бормотала, всхлипывала и утирала слезы в своем закутке, то Том Маккларен ничего не слышал, держась на расстоянии, а когда спустя полчаса он покинул контору и запер дверь, Тани Гейлин уже не было на рабочем месте, и веселенький декор, украшавший стены, исчез вместе с ней.
Он заранее нанял вместо нее двадцатитрехлетнего выпускника Школы коммуникации в Сиракузах – Донни Хвана. Тот будет получать почти столько же, сколько отец Тома платил Тане Гейлин, но требовать от новичка будут большего, чем требовали от этой крашеной блондинки в короткой юбчонке.
Между мной и Уайти было понимание.
Если я приду к Джессалин… Она что, какая-то особенная?
«Мне нравится ваш стиль работы».
Эти выпады соединяются в его голове с жужжанием кондиционера в режиме вентиляции. Изощренные, оскорбительные намеки, которые ему лучше бы поскорее забыть.
– Том, не надо. Пожалуйста.
– Папа, не надо!
Жена не хотела переезжать из Рочестера в Хэммонд. И дети не хотели. Они никогда не жили в Хэммонде, только изредка, по семейным праздникам, навещали там бабушку с дедушкой и остальную родню. Протекавшую в тех местах Чатокву не сравнить с их быстрой и бурной рекой Дженеси, а городская застройка в Хэммонде сильно уступает домам в Рочестере. Дети ходили кто в старшие, кто в средние классы. Их жизнь была накрепко связана со школьными дружками – как можно жить без друзей? Их тревога мало чем отличалась бы, если бы отец объявил о своем странном и необъяснимом решении перебраться на Марс.
Папа миролюбиво им ответил, что он уважает их желания, но он теперь генеральный директор корпорации «Маккларен инкорпорейтед», чей главный штаб находится в Хэммонде. Поэтому он туда переезжает, а им решать, уезжать ли вместе с ним или оставаться здесь.
Брук отважно согласилась со вторым вариантом.
Она действительно так думает? Судя по дрожащим губам, отведенному взгляду и интонации, похожей на завывание домашнего животного, которому нарочно наступили на лапу, скорее нет.
Мягким отеческим голосом он сказал ей, что не исключает такой вариант для нее и детей. По крайней мере, на ближайшее время.
– Вы можете оставаться в Рочестере, но только в жилье поменьше. Два дома я не потяну. Я уже присмотрел в Хэммонде недавно выставленную недвижимость для найма, на Стайвесант-роуд, в нескольких милях от родительского особняка. А ты, если хочешь остаться, можешь найти кондоминиум по соседству. Чтобы детям не переходить в другую школу. Будем видеться по выходным. Что-нибудь придумаем. Так называемые визиты выходного дня.
Он говорил с такой доброжелательностью, что Брук вряд ли могла догадаться о том, какая ярость закипает в его сердце.
* * *А потом главный шок.
Звонок от Бада Хоули: их свидетель Азим Мурти перестал отвечать на его звонки и электронные письма. А между тем большое жюри присяжных готово к работе, и окружной прокурор планирует представить в суде «дело Маккларена» уже на следующей неделе.
Том онемел, не веря своим ушам. Как такое возможно? Мурти сам к нему пришел, готовый свидетельствовать против полицейских. Хоули записал его предварительные показания.
Хоули пояснил, что молодой врач-индус, их единственный «свидетель», не давал клятву в суде и нет никаких законных рычагов, чтобы заставить его участвовать в деле. Если свидетель передумывает, как правило, это означает, что на него надавили. Наверняка хэммондская полиция.
– Мы можем настоять на принудительном приводе в суд. Но Мурти там заявит, что ничего не помнит – получил травмы, повлиявшие на память. И если они ему пригрозили, то мы не сумеем ничего доказать.
– Но… разве нельзя опираться на его предварительные показания? Он пришел к нам, потому что видел своими глазами их разборки с Уайти. Пришел по доброй воле…
– Мы не можем использовать свидетельские показания, если он от них отказывается.
– Но почему, черт побери? Вы сами сказали, есть только одна причина, по которой свидетель может передумать, – на него надавили. Окружной прокурор все понимает, он слышал его показания. Как они обычно поступают в таких случаях?
– Предлагают полицейскую защиту. Но в данном случае нашего свидетеля следует защищать от самой полиции.
Какая ирония, тупик! Иногда ирония помогает справиться с болью. А у Тома сердце рвалось из груди.
Глисон, Шульц. Он хорошо знал их имена.
Убийцы, расисты. Они по-прежнему служат в хэммондской полиции, хотя им временно не разрешено носить оружие.
Их не арестовали. Им не пришлось публично отвечать за свои действия. Внутреннее расследование «продолжается». Их адвокат озвучил откровенно лживые утверждения: действия полицейских против Джона Эрла Маккларена и Азима Мурти нельзя считать избыточными, они были продиктованы обстоятельствами, поскольку полицейские опасались за свою жизнь при столкновении с «агрессивными» и, возможно, вооруженными мужчинами.
Ничто не может пошатнуть эту защиту. Кроме Азима Мурти, других свидетелей инцидента не было. Тело Уайти кремировали без предварительного вскрытия, что ослабляло позиции истца, все основывалось на записях в медицинской карте и фотографиях отца в мобильном телефоне Тома, которые можно интерпретировать по-разному. Том умолял мать, чтобы та дала разрешение на вскрытие, но Джессалин разволновалась и сказала «нет». Это вызывало у него оторопь – и тогда, и сейчас. Мать, которую он так любит, из-за своей наивности и непонятной сентиментальности ослабила их позиции в судебном деле, в деле Уайти, так почему она даже не попыталась вникнуть в ситуацию? Том винил и себя. Он не хотел с ней спорить, еще больше ее расстраивать.
Хоули тогда предупреждал его: вы совершаете ошибку. Том все понимал, но не желал вступать в конфронтацию с матерью. И сейчас не станет ей выговаривать: мол, из-за какой-то женской щепетильности дело начинает разваливаться. Если вдруг зайдет разговор на эту тему, что бывает редко, он ей скажет про капитуляцию Азима Мурти. С нее
