Сакура любви. Мой японский квест - Франсеск Миральес
Дзю ити (11)
十一
Вторым номером в моем списке значилось «Увидеть сакуру в парке Ёёги». И это же было последним заданием, которое я мог однозначно расшифровать. Речь шла о самом большом парке в центре Токио, и там наверняка цвела сакура.
Получалось, что добраться туда я смогу пешком минут за двадцать.
На широком каменном мосту, служившем входом в парк, толпились представители человеческой фауны, способные дать фору разношерстной массе в Сибуе. Там сновали готические лолиты, фанаты косплея[18] и прочие аборигены большого города, с удовольствием позирующие перед камерами и телефонами прохожих.
По дороге в парк я даже наткнулся на стиляг, подражавших героям фильма «Бриолин»[19], с лакированным коком волос и расческой в заднем кармане кожаных штанов.
Я свернул с главной дороги на тропинку, вьющуюся между деревьев с нежными белыми лепестками. Вне всяких сомнений, это цвела сакура. То тут, то там под деревьями устроились на пикник целые семьи, а кое-где сидели компании клерков, потягивая пиво и задирая голову, чтобы полюбоваться жизнеутверждающей силой весны.
Миновав несколько парочек, снимающих селфи на фоне цветущей сакуры, я наконец нашел свободное дерево в свое единоличное распоряжение. Погода стояла приятная; я расстелил на траве джинсовую куртку и улегся на нее.
«Вторая миссия выполнена», – сказал я себе, с восторгом созерцая тысячи белоснежных лепестков, через которые пробивался солнечный свет. Зрелище было настолько прекрасным, что я почувствовал щемящую боль в переполненном тоской сердце, как тогда, в Сибуе.
В глубине души я ощущал себя самозванцем. Сколько бы желаний Амайи я ни исполнил, все равно это путешествие не было моим. Я присвоил себе мечты другого человека.
Словно кто-то решил озвучить мои переживания, в то же мгновение меланхолично заиграло пианино и включился мужской голос.
Winter was too long
and your smile
is almost gone
The Queen of Drama cried
Life is unfair
Leads to nowhere[20]
Раздосадованный этим бесцеремонным вторжением в мое уединение, я обернулся посмотреть, откуда доносится звук. Ответ обнаружился незамедлительно: под соседней цветущей сакурой молодая японка, примерно моих лет или чуть старше, в армейских ботинках, черных лосинах и лиловой рубашке, сидела рядом с красной колонкой-саундбаром.
А рвущая душу песня продолжалась:
We both escaped from hell
and got lost
in the darkest tales
I'm happy you survived
a light from spring
reflects in your eyes[21]
Заметив, что я за ней наблюдаю, девушка поторопилась приглушить звук и обратилась ко мне на безупречном английском с британским акцентом:
– Прости, если я тебе помешала.
Я махнул рукой и одновременно замотал головой, давая понять, что не стоит беспокоиться, и добавил:
– Можешь и дальше слушать свою песню, она красивая.
– Ни за что! То, что там дальше поют, невозможно слушать в твоем присутствии, – ответила она с испугом. – Там слишком…
Девушка замолчала. Не закончив фразу, она поднялась на ноги и, взяв свою красную колонку, уселась рядом со мной.
Дзю ни (12)
十二
Моя соседка сообщила, что зовут ее Идзуми; ее родители – японцы, но она с рождения живет в Англии. Ее семья держит чайный магазин в Фицровии, одном из самых престижных кварталов Лондона.
– Прежде чем замуровать себя на четыре года в университетском кампусе, я решила взять передышку на год, – объясняла она. – Несколько месяцев проработала на лыжном курорте в Швейцарии; это была полная жуть, но зато денег хватило на поездку сюда.
Слушая болтовню этой явно авантюрного склада девицы, я зачарованно наблюдал контраст между ее резковатой жестикуляцией, европейской манерой беседы и утонченной внешностью японки.
Хотя одета она была то ли как хиппи, то ли как панк-рокерша, миниатюрная фигурка и точеные черты лица явно свидетельствовали о ее японском происхождении. Только вот нечесаная грива волос никак не тянула на те чудеса парикмахерского искусства, которыми я любовался в метро.
– Родители никогда не возили тебя в Японию?
Идзуми подняла изящную белоснежную руку к темным волосам и начала накручивать локон, словно это помогало извлечь из памяти ответ, а потом выпалила:
– Пару раз возили, когда я была маленькой, чтобы навестить бабушку в Наре, но я почти ничего не помню. Хотя нет, помню: меня жутко напугала деревянная статуя Биндзуру[22]. Мне потом весь год кошмары снились.
Я понятия не имел, кто такой Биндзуру, но не хотел прерывать ее рассказ.
– А когда бабушка умерла, родители продали дом, и больше мы не ездили.
– Выходит, японского в тебе – только внешность… – отважился заметить я. – По сути, ты британка.
Я боялся, что она возмутится, но девушка лишь грустно посмотрела на меня. У нее был взгляд маленькой девочки, заблудившейся в собственном мире; она словно искала нечто скрытое за гранью видимого мира, и ее слова лишь подтвердили мою догадку.
– Я и там не чувствовала себя своей, – резко ответила она. – Да, я говорю на языке Британской империи… По правде, японский я знаю плохо. Это вина родителей – они всегда общались со мной на английском; они даже между собой переговаривались по-английски именно для того, чтобы я стала… Как это ты сказал? Среднестатистической британкой?
– Прости, если я тебя обидел, – смущенно выдавил я.
– Да ладно, на самом деле ты попал в точку, – вздохнула Идзуми. – В школе я всегда была белой вороной. Поэтому и решила совершить это путешествие. Быть может, на земле предков мне удастся найти ниточку, которая приведет меня домой… – Поколебавшись, она уверенным тоном закончила: – Да, именно за этим я и приехала. Хочу выяснить, до какой степени я японка, пусть и с трудом понимаю язык.
После этих слов она замолчала с отстраненным видом, словно меня и не было рядом. Чтобы заполнить паузу, я поинтересовался:
– Ты уже решила, что будешь изучать, когда кончится твоя передышка?
– Вообще не представляю. Это еще одна причина, по которой я приехала без обратного билета. Ну, хватит болтать обо мне… А ты сам чем занимаешься?
– Моя жизнь до сих пор была не слишком интересной… Мы живем вдвоем с отцом; он итальянский эмигрант, держит ресторан. Я начал изучать психологию.
– Ну да… Наверное, чтобы лучше разобраться в самом себе, так?
– Возможно, поэтому… – ответил я с некоторой досадой. –
