Калифорния - Игорь Анатольевич Шнуренко
железному графику, выпускают изделия из
стали; тысячи студентов сидят в гулких
амфитеатрах аудиторий; полупустое метро
напоминает залы восточных дворцов. „Это
сказка“, — подумаете Вы. Да, и вот Вы —
действующее лицо этой сказки».
«Выберите свой социальный статус:
АКАДЕМИК А
СТУДЕНТ МГУ С
РАБОЧИЙ Р
ИЖДИВЕНЕЦ И
РАБОТНИК МВД М
КОЛХОЗНИК — УЧАСТНИК ВСХВ К»
Борис вспомнил:
На златом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Он нажал «С», словно перед ним был детектор лжи.
«Ваш пол?»
Борис нажал.
Экран раздвинулся, и огромные вращающиеся двери из тяжелого дерева вынесли, вытолкнули его наружу, на площадь перед университетом, залитую светом. Внизу под ступеньками, где по двое-трое ходили люди в широченных бесформенных брюках, стоял черный горбатый автомобиль; ровно подстриженный кустарник, фонтаны и клумбы из учебника геометрии организовывали пространство, а над всем господствовало слепое солнце. Какая-то девушка обогнала его, поправила прическу и побежала по ступенькам вниз. И вот она среди подруг, она восторженно смеется, они что-то обсуждают, кого-то ждут. Девушка оглядывается, поворачивается к нему лицом, улыбается.
Крупным планом ее лицо. Мягкие губы, легкий загар, прямые светлые волосы, в глазах вода, вопросительный взгляд.
Она застигнута врасплох, он взят с поличным, его губы сухи.
Девушка передает подружкам какие-то тетрадки, у нее остается лишь сумочка, из которой высовывается книжка. Она прощается с ними и идет к метро.
А у Бориса всё полетело к чёрту.
В метро она видит его в отражении двери, ее глаза открываются шире.
Один сказочный дворец следует за другим, гномы в черных хламидах выносят наверх несметные сокровища.
Она выходит на улицу Горького — ни души, только издали медленно планирует большая черная птица.
«Как Вас зовут?»
«Леля».
«Посмотрите, Леля, этот город вымер, есть только Вы и Я».
«И еще улица Горького».
«На которой нет ни души».
«Вам так только кажется. Вы просто никого не видите».
«Я вижу памятник Пушкину и скульптуру спортсменки с мячом — вон там, наверху, возле солнца».
«Вы не можете видеть людей, потому что Вы сам — просто призрак».
«А Вы верите в призраков?»
«Конечно, нет, но я верю своим глазам».
«А у Вас теплые пальцы».
«Что Вы, вокруг люди!»
«Где ?»
«Не нужно. Пойдемте гулять в парк».
Ангел, слетевший с небес, и студентка Леля собираются идти в Центральный Парк Культуры и Отдыха. И если бы не птица, черная увеличивающаяся птица, они ходили бы по парку, взявшись за руки, и считали бы цветы, — это была бы новая легенда, под статуей пионера он бы дотронулся до ее светлых губ, и сатирик в белой раковине вызывал бы улыбку; касания плеч; остывающее вечером дерево скамеек запечатлело бы, зарегистрировало бы объятие нежное, как отлетающий сон, и много вопросов и ответов — о деревьях, росе, траве, небе, рыбах и звездах, о падающих кометах и ярких тропических цветках, и была бы светлая воля и сладкая боль, и утренний дождь, подаренный зонтик, мокрые волосы и блестящие глаза, кожа, пахнущая карамелью, слова без смысла, слова без цели, слова без последствий, слова без слов, и окончательный выбор: та сторона стекла, та сторона, где дождь, та сторона, где фары сквозь туман, где светлый Раздол, где защищенная от невзгод страна Лориэн, где надежда — радость, лица людей излучают свет, но есть только один, кто поймет; юркие утренние белки, грузовики начинают свой непонятный тяжелый труд, потом снова утро сменяется вечером, действительность сменяется сном, механические часы сменяются песочными, сон о травах, ее кожа остается белой, у нее нет линий, между ними нет воздуха, нет меча, между ними нет ничего, у них исчезают признаки, они попадают в заколдованную страну, откуда нет возврата, а есть один лишь путь побега — открыть глаза, она замерзает в снегу, черные фабрики осаждают на ней свою копоть, фабричные мастера бегут от горизонта с ломами — расколоть непонятное, неподвластное, расколоть на атомы, уничтожить, взорвать. «Серег, сходи за толом, ферштейн?» — и ей ничего не остается: она превращается в призрак, у них есть страна на двоих, они рождают сына, дочь, водят их за руку в школу, они живут одно мгновение каждую ночь, а детям их суждено жить днем, искать защиты у башенных кранов, у осыпающихся стен перетруженных заводов; она знает, что ее сын, дочь будут жить днем, и в этом ее комета, она грозит небу сморщенным кулаком — чужие горы отняли у нее сына, чужие перевалы похоронили мечту одной душной городской московской ночи, одного дождливого утра, одного хмурого дня, дня без солнца, и в этом вина солнца, вина дня, вина белых скульптур, гранитных памятников, неподвижных улиц, стен, оград; приходя домой с работы, они снимают кожу и касаются друг друга, и она вспоминает, что была Снегурочкой и растаяла под палящими лучами солнца возле памятника Пушкину летним днем 1952 года, вся энергия светила ушла в нее, и после жаркого лета наступила робкая весна.
Но все случилось бы так, именно так, а не иначе, если бы не птица, если бы Борис нажал короткое, как удар бича «Да» на вопрос «Любите ли Вы животных?», а это животное, в котором сидит зверь, в котором сидит смерть, это брат домашнего питона, который душит по ночам детей хозяина-натуралиста, это брат одинокого тигра-людоеда, очарованного запахом крови, это брат серебряной змейки, жалящей, любя; усталым глазом обреченного ворона смотрит он вокруг и не понимает, почему его еще не убили, не убили птицу, птицу надо убить, убить, чтобы жить днем, чтобы небо не грозило опасностью; ворон водит взглядом, он ищет жертву, он хочет совершать злодейства, чтобы его побыстрее убили, он понимает, где добро и где зло, мечтает искоренить, выкорчевать, уничтожить зло и водит взглядом, только он один в слепящем свете солнца живой, он обладает свободой выбора, его крылья могут заслонить солнце, а могут открыть миру вновь его лик, подставить людей под жестокие лучи самоосуждения, самопреступления, самонаказания, и противоречивая, осознающая свой внутренний мир мятущаяся птица, это создание, исчадие солнца, видит поднимающуюся вверх по улице Горького красивую девушку, ее глаза не видят ничего вокруг, она чудо как хороша — от лодыжек до макушки, ее коленки матовые, загар отдает назад принятые когда-то лучи, и
