Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
— А если женщина случайно под Торум Сахал пройдет, что случится? — снова спросил Горн.
— Беда будет. Не с женщиной, нет. Духи зло причинят мужчинам ее семьи — в тундре, на охоте. Медведь нападет, деревом придавит, дорогу в пургу потеряешь… А если мужчина обычаи тундры нарушит: что-то возьмет без спросу, зверя лишнего убьет, птицу — тогда духи его женщинам отомстят или детям. Так-то вот… Мы специально проход у священной стороны заставили ящиками с продуктами, посудой, чтобы случайно кто не переступил. Можно, конечно, если женщина грешный шаг сделала, подошвы ее кисов дымом бобровой шкурки окурить, но даже это не всегда помогает…
Я вспомнил, как Мария окуривала подошвы нашей с Горном обуви, и спросил:
— Гаврила, расскажите, какие еще обычаи с чумом связаны? Ну, чтобы мы случайно не нарушили…
— У каждой женщины сумочка есть, тучан называется. Вон, смотри, Мария как раз из нее иголки достает… — Гаврила показал на свою жену, которая вместе с Олей опять шила красивую шубу. — Такой тучан девочка себе делает, как шить научится, и всю жизнь его хранит. Там нитки, иголки, наперстки, кусочки сукна, меха — все, что хозяйке для работы нужно. А как бабушка умирает, ей под голову ее тучан кладут, чтобы в Нижнем мире не с пустыми руками появилась. Мужчинам нельзя тучан трогать, грех это!
Мы с Горном посмотрели на Олю с Марией. У каждой под рукой лежал тучан: у Марии — уже старый, потертый, украшенный бубенчиками, а у Оли — совсем новый, с богатой вышивкой бисером.
— Еще в чуме особое место есть, тоже священное, — это очаг. Там Хозяйка Огня живет. Женщины, когда еду готовят, обязательно ей бросят что-нибудь: кусочек жира, мяса. Иначе обидится Хозяйка Огня и отомстит: ребенок кипятком обварится или еще что случится. А под очагом железный лист лежит…
— Это чтобы пожара в чуме не было, так? — уточнил Горн.
— Не только. Проходит через чум еще одна невидимая нить, через очаг к верхнему отверстию-дымоходу, у ненцев макода-си называется, у хантов — хон вус. Эта нить все три мира соединяет: Нижний, где злые духи живут, Средний, где люди, олени и Хозяева рек и лесов, и Верхний, откуда боги на нас смотрят. Под очагом железный лист лежит, чтобы злые духи не могли в чум пробраться, болезнь чтобы не наслали. Через железо нечистая сила пройти не может. А верхнее отверстие всегда открыто, чтобы боги могли видеть, как мы здесь живем…
— А доски пола? Они только для тепла или тоже священные? — продолжал выяснять Горн.
— И для тепла, и чтобы весной грязно в чуме не было, когда снег тает! — кивнул Гаврила. — А еще, если человек умирает, из этих досок гроб ему делают. Видели, может, в тундре могилы ненцев?
— Я видел, Гаврила! Давно еще, лет десять назад, мы с братом в поход пошли на Полярный Урал. Сначала мы подумали: ящик геологи бросили, хотели доски для костра взять. Посмотрели — а там скелет лежит… Ох и испугались мы тогда! — вспомнил я историю из своей юности.
— Да, это могила ненецкая была. Из досок гроб делаем, чтобы песцы или другие звери мертвого не потревожили. Вместе с покойным вещи его кладем: с мужчиной — оружие, аркан, упряжь, с женщиной — тучан, посуду, скребки для шкур. Нарту рядом ставим, перевернув ее. А на мужской могиле еще хорей втыкаем, которым покойный оленей погонял. Мужские могилы поэтому издалека видны… Только все вещи, по нашему поверью, умереть должны вместе с хозяином. Одежду мы режем, ружью ствол забиваем, аркан рвем, нарту ломаем. Тогда в Нижнем мире, где умерший потом жить будет, эти вещи целыми окажутся. Там, у Нижних Людей, все наоборот…
— Гаврила, а почему у вас в чуме православные иконы стоят, кресты на платке вышиты, лампадка горит? Вы разве христиане? — решился я задать щекотливый вопрос.
— Конечно, христиане! Хантов и ненцев давно крестить стали, когда русские только на Север пришли. Дед рассказывал, сначала наши предки не хотели креститься. Говорили русским: у вас свой Бог, у нас свои боги. Будем мирно жить, торговать будем, а от богов своих не откажемся. Тогда русские на хитрость пошли. У Обдорска, сейчас Салехард это, ярмарка каждый год проходила. И вот приезжает на ярмарку священник и давай кричать: «Эй, люди инородческие, самоеды да остяки! Кто веру православную примет нынче, тому подарки дадим: бабам — сукна отрез, бисер, иголки, а мужикам — ножи, топоры, чай и табак!»
Ну, предки наши неглупые люди были, пошли креститься. Появилась тогда у нас поговорка: «Русский Бог — щедрый Бог!». И вот сидят наши деды вечером в чуме, чай пьют, тем хитрым попом подаренный, и один говорит другому:
— Ты, брат, сколько раз к белому шаману ходил?
— Я пять раз ходил! Вот смотри: пять крестиков он мне дал!
— Э-э-э, а я вот семь раз ходил, потом белый шаман меня узнавать начал!
Гаврила засмеялся, мы с Горном тоже не смогли сдержать улыбки.
— Мы же, когда в малицах, в капюшонах меховых, для русских все на одно лицо! — продолжал смеяться ненец. — Вот так и стали православными. Крестики те мы на священные нарты повесили, у меня до сих пор хранятся. Ну, священники охотно и колокольчики дарили, иконы. Мы эти святые вещи уважаем, вместе с нашими идолами храним, на почетное место ставим. Вот посмотри на Торум Сахал…
Гаврила повернулся к священной стороне чума и показал рукой на иконы:
— Иисус, главный русский Бог. Мы его уважаем очень, он в одном ряду с нашими Явмалом и Понгармэ стоит. Большой человек был Иисус — судьбу свою знал, но не испугался, до конца пошел! Так каждый ненэй ненэч поступать должен, каждый Настоящий Человек. Божью Матерь у нас очень женщины почитают. Она же сродни Мяд Пухуця, женским духам — Хозяйкам Чума. В родах помогает, детей от болезней хранит.
А в центре у нас — сам Илибямбертя, Даритель Жизни, защитник оленей. Он пастухам помогает оленей пасти…
— Простите, Гаврила, но, по-моему, это Николай Угодник… — заметил я.
— Так его русские называют. А для нас он Илибямбертя, старик с белой бородой, великий оленевод!
Мы иконы почитаем, каждый праздник им жертвы приносим, как и нашим духам,
