Привет, красавица - Энн Наполитано
Уильям двигался замедленно и толком не мог поддержать беседу, пока не забросит в себя тысячу калорий, которые вернут краску его лицу. Джулия, напротив, сама не своя от волнения, говорила без умолку, рассказывая обо всех событиях дня.
— Профессор Купер сказал, что я природный решатель проблем.
— Он прав. — Уильям разрезал печеную картофелину вдоль, затем поперек и отправил четвертинку в рот.
— Я хотела спросить, продолжаешь ли ты свои записи. — Джулия усвоила, что от слова «книга» лучше воздерживаться. — Ты бы мог представить их как дипломную работу.
— С этим неразбериха. Совсем нет времени, вдобавок я все никак не соображу, как скомпоновать материал.
— Я бы охотно прочла твои заметки.
Уильям помотал головой.
Джулия едва не спросила: «А Кент читал?» — но сдержалась, опасаясь услышать «да». Ей было бы любопытно ознакомиться с книгой, чтобы понять, насколько она хороша и сможет ли способствовать карьерному росту автора.
— Теперь я буду выходить в стартовом составе, — сказал Уильям. — Тренер говорит, что у меня качественный скачок.
— Что значит — в стартовом?
— Буду начинать игру в составе лучшей пятерки. Скауты НБА меня увидят сразу.
— Здорово! А я стану болеть за тебя.
— Спасибо, — улыбнулся Уильям.
— Ты уже сказал родителям о нашей помолвке?
— Еще нет. — Уильям покачал головой. — Я знаю, сказать надо, только… — Он помолчал. — Не уверен, что им это интересно.
Джулия изобразила улыбку, чувствуя, какой натянутой она вышла. Уильям все откладывал разговор с родителями. Наверное, стыдился сообщить им, что сделал предложение девушке из бедной итальянской семьи. С его слов Джулия знала, что отец занимает внушительную должность, а потому мать может не работать. Вероятно, от своего единственного ребенка они ожидали высокого полета, но Уильям в этом не признается, а Джулия не выскажет своих тревог напрямую.
— Не глупи, они твои родители, — проговорила она сдавленным голосом, под стать ее вымученной улыбке.
— Знаешь, я понимаю, было бы странно не позвать родителей на свадьбу, но, по-моему, не стоит их приглашать. — Он посмотрел на Джулию и добавил: — Я говорю честно. Хоть все это необычно.
— Позвони им прямо сегодня, — предложила Джулия. — Мы вместе поговорим с ними. Я обаятельная, они меня полюбят.
Прикрыв глаза, Уильям молчал, словно мыслями был где-то далеко. Потом взглянул на Джулию, как на проблему, требующую решения.
— Ты же меня любишь, — сказала она.
— Да, — ответил он, и слово это как будто перевесило чашу весов. — Ладно, будь по-твоему.
Часом позже они втиснулись в старомодную телефонную будку в вестибюле общежития и, усевшись вдвоем на жесткий деревянный табурет, позвонили в Бостон. Ответила мать Уильяма, он поздоровался. Похоже, на том конце провода звонку удивились, хотя говорили вежливо. Потом трубку взяла Джулия; она слышала собственное громкое эхо, словно вещала через мегафон, а вот собеседница ее звучала как с другого края земли. Мило, что вы женитесь, сказала мать Уильяма, только, знаете, мне надо бежать, у меня там кое-что в духовке.
Весь разговор не занял и десяти минут.
Джулия повесила трубку, однако не сразу отдышалась от попыток пробиться к далекому абоненту и, лишь придя в себя, сказала:
— Ты был прав. Ей неинтересно.
— Извини. Я знаю, как ты расстроена. Тебе виделась свадьба со всеми родственниками.
Они сидели на узком табурете, прижавшись друг к другу. В будке было душно и жарко. Пережитое огорчение только усилило сочувствие Джулии к этому парню, который заслуживал таких же родителей, как у нее — всегда готовых поцеловать своего ребенка. Они с Уильямом условились, что до свадьбы у них не будет секса, хотя раз или два чуть не нарушили эту договоренность. Но вот далекая женщина в телефоне так легко отдала своего сына, будто они уже принесли супружеские клятвы. Теперь она, Джулия, будет заботиться о нем, любить его каждой клеточкой тела. И сделать это нужно прямо сейчас. Джулию кинуло в жар, она поправила юбку, перекрутившуюся вокруг талии из-за неудобного табурета, — она должна стать как можно ближе к нему, и тогда все будет в порядке.
— Ты ведь сейчас один в комнате? — спросила Джулия.
Уильям недоуменно кивнул — сосед его уехал на каникулы.
Джулия взяла его за руку, отвела к нему в комнату и заперла дверь.
Сильвия
Август 1981 — июнь 1982
Библиотека имени Лозано стояла на Т-образном перекрестке в центре Пльзеня. Сильвия любила каждый уголок этого просторного здания с окнами от пола до потолка, из которых открывался вид на город, солнечный или пасмурный. Ей нравилась приветливость персонала, вдумчиво отвечавшего на всякий вопрос читателя, даже мудреный или глупый. В библиотеке она работала с тринадцати лет, начав с книгохранилища, и к двадцати годам доросла до младшего библиотекаря.
Сильвия расставляла на полке экземпляры «Какого цвета ваш парашют?»[10], когда в проходе меж стеллажами возник улыбающийся Эрни, ее одногодок с ямочкой на подбородке. Они вместе учились в школе, и порой Эрни заглядывал в библиотеку после своих утренних занятий в электротехникуме. Удостоверившись, что поблизости никого, Сильвия позволила себя обнять. Поцелуй длился около полутора минут, в течение которых пара исполнила два медленных пируэта, а рука Эрни съехала на ягодицы партнерши. Затем Сильвия похлопала его по плечу, и он сгинул.
Сильвия не лукавила, говоря сестре, что целуется с парнями для практики в ожидании большой любви. И потом, это было так здорово. Все школьные годы она выискивала среди одноклассников своего Гилберта Блайта, персонажа «Энн из Зеленых Крыш»[11]. Пока что он так и не появился, но ей нравилось волнение, охватывавшее ее в мужских объятьях. По природе застенчивая книгочейка, Сильвия вспыхивала под прямым взглядом того же Эрни. «От поцелуев я делаюсь лучше, — сказала она как-то раз Джулии перед сном. — Это, безусловно, приобретаемый навык». Сестра покачала головой: «О тебе уже идут разговоры. Если мама узнает…» Договаривать было не нужно, обе знали, что мать взбеленится. Попытайся Сильвия объяснить ей, мол, она просто готовится к любви всей своей жизни, ошарашенная мама навеки заточит ее в комнате. Роза никогда не произносила слово «любовь», но выражала это чувство неистовой заботой о дочерях, знавших, что она точно так же, не тратя слов, любит мужа. Потому-то мать, разочарованная своим супружеством, страстно желала,
