Птичий отель - Джойс Мэйнард
Но ведь это же Ленни. Ему было интересно знать, как именно умерла моя мама и как я это пережила. «Нужно сходить к ней на могилу», – сказал он. Ленни хотел знать, когда у нее день рождения, чтобы вовремя зажечь поминальную свечу.
Не могла же я признаться, что нет никакой могилы. Разве можно похоронить один лишь палец?
«Не хочу говорить об этом, – сказала я. – Мне так легче».
Он был теперь моей семьей, а большего мне и не надо.
А потом появился еще один человечек. Наш сын.
Арло родился через год после того, как мы сошлись. Тем вечером, когда у меня начались схватки, «Метсы»[44] играли против «Ред Сокс», так что Ленни ничего не оставалось, кроме как болеть за «Метсов». Но даже яростная игра «Метсов» в десятом иннинге, когда они сократили разрыв в два очка и выиграли чемпионат, не смогла оторвать Ленни от такого важного занятия как мои роды. И вот наконец через двадцать три часа на свет появился Арло. «Поверить не могу, – сказал Ленни, беря его на руки. – Мы сотворили ребенка».
И он все время повторял: Я – отец.
А я все время повторяла, что он лучший в мире отец и муж. Он приносил мне в постель кофе, заявлялся домой со всякими смешными, странными подарками – перьевой ручкой, носками с логотипом «Джайентс» или тиарой со стразами. По субботам он возил Арло на грудничковое плавание и был единственным папой среди довольных мамаш. А я в это время сидела на краю бассейна, не в силах справиться со страхом воды, который так и не прошел после того случая с Индиго. Когда ночами Арло плакал, Ленни выскакивал из кровати и приносил мне сына на грудное кормление, он купал его и менял пеленки. Если раньше он ужасно любил свою преподавательскую работу, то теперь ненавидел ее. «Не хочу ничего пропустить про него и тебя», – повторял он.
Самой деликатной темой для нас была его семья, особенно его родители. К тому времени я уже перестала упираться, и время от времени мы навещали Роуз и Эда, но это сильно не соответствовало их ожиданиям, чтобы понянчить первого внука, да и Ленни очень переживал. Всю жизнь я мечтала о большой, любящей семье, но теперь, когда она у меня появилась, я чувствовала себя не в своей тарелке. Когда в их доме собиралась вся родня, все говорили не умолкая, перебивая друг друга, громко спорили и смеялись.
Сама я по большей части молчала, но поскольку и без меня разговорчивых хватало, никто особо не удивлялся. Я сидела себе на диванчике, кормила Арло грудью, а когда укладывала его спать, подкармливать начинали меня. Иногда я доставала альбом и рисовала всех присутствующих. «Надо же, у нас появился свой домашний Микеланджело», – говорила Роза. Так что в ее глазах – пусть и не в моих – я была членом их семьи.
Каждый из моих рисунков Роуз с Эдом заключили в рамочки и повесили рядом с фотографиями родственников, где имелась и я. Никогда прежде мой портрет не висел ни в одном доме.
– Так когда вы заведете второго ребенка? – спросила у меня Роза в день празднования первого дня рождения Арло. А я не привыкла к таким вопросам, все мысли держала при себе.
По дороге домой Ленни долго молчал, а потом сказал:
– Не обижайся на мою маму, уж такой у нее характер. Вообще-то, она тебя любит.
– Да, но я не знала, что ей ответить.
– Я чувствую, что тебе тяжело, – сказал Ленни. – Может, когда-нибудь ты объяснишь мне истинную причину.
Но я не могла ничего объяснить, потому что держала клятву, данную бабушке.
Мы поженились через пару месяцев после того, как Арло исполнился год. Свадьбу сыграли в допотопной гостинице для туристов «Вест Пойнт Инн», расположенной на горе Тамалпаис[45]. Там даже не было электричества, зато в общей гостиной стоял старый рояль, на котором сестра Ленни, Ракель, играла для нас популярные мелодии и песни, в том числе из the Beatles. Аккомпанировали ей члены семейства – на тамтамах и бубнах, а дядюшка Мили наяривал на аккордеоне. Роуз с сестрами целую неделю готовили угощение, и все это, включая другие пожитки и стульчик для Арло, тащили вручную наверх по пожарной дороге. Арло, который к тому времени научился ходить, бегал вокруг нас кругами, выражая восторг.
За месяц, а то и два до свадьбы Ленни все допытывался, кто же будет с моей стороны, кого мы пригласим на свадьбу и венчание. Мысль о том, что никто из моих родственников не захочет поприсутствовать на торжестве, казалась ему невообразимой. Ведь он любил меня больше жизни.
У меня, конечно, имелись знакомые по художественному колледжу, но они не были мне друзьями. И как мне было объяснить будущему мужу, что моя чертова клятва молчания не позволила мне сблизиться ни с кем кроме него.
– Ну а есть у тебя дядюшки, тетушки, хотя бы троюродные братья и сестры? – допытывался он. – Ну хоть кто-то.
В какой-то момент я дала слабину и проговорилась – по информации двадцатилетней давности, мой биологический отец живет на каком-то крошечном острове в Британской Колумбии.
– Я никогда его не видела, – призналась я. – Знаю только, что зовут его Рэй и что в Канаде у него родились двойняшки.
Но для моего жениха этой информации было достаточно, чтобы разыскать Рэя. При мне он и позвонил ему.
– Вы меня не знаете, – говорил Ленни, – но я тот самый человек, который любит вашу дочь и хочет на ней жениться. Свадьба состоится в следующем месяце в округе Марин. Мы были бы счастливы, если бы вы приехали.
Уже давно американское правительство объявило амнистию уклонистам от призыва на Вьетнамскую войну. Так что Рэю ничего не грозило, никто бы его не арестовал на границе. Я слышала только то, что говорит Ленни, но было очевидно, что для Рэя присутствие на моей свадьбе пострашнее любой налоговой проверки.
Ленни обращался к будущему тестю спокойно, ни в чем его не упрекал.
– Да, я понимаю, что путь неблизкий, – говорил он, обнимая меня свободной рукой. – Я готов оплатить все расходы. Можете остановиться у моих родителей, Ирен будет рада.
Рэй знал оба моих имени – но какая разница, если мы все равно не общались?
– Да, понимаю, – сказал наконец Ленни, еле сдерживая гнев. – Да, конечно. Но, может, вы все-таки передумаете?
А под