Ярость в сердце - Камала Маркандайя
— Дома совсем неплохо.
И этот, в общем, не очень-то удачный ответ оказался наиболее уместным. Все засмеялись и заговорили уже более мирно.
После обеда, по меньшей мере, в течение двух часов, все, кто имеет такую возможность, отдыхают. Сытые, полусонные люди поспешили наверстать упущенное. Исчез Говинд, родители, как обычно, удалились в свою спальню. Оставшихся родственников развели по комнатам для гостей. Кит, зевая, тоже отправился к себе, а Ричард, утверждавший, что никогда в это время не ложится в постель, задремал в гостиной на диване. Диван этот, набитый конским волосом, был слишком жесток, короток и узок. Сквозь незанавешенные окна свет бил прямо в лицо спящему. Я с невольным состраданием посмотрела на его блестевшие от пота виски, на влажные складки по сторонам рта, на пряди волос, падавшие на потный лоб, на всю его странно скрюченную фигуру… Ричард повернулся на бок, пробормотал что-то невнятное, и я поняла, что мне не следует стоять здесь, глядя на беззащитного во сне человека. Я отвернулась и пошла к себе наверх.
Пришло время пить чай: мы уже целых полчаса слышали, как в буфетной гремят посудой и хлопают дверцами шкафов. Мы встали, умылись, переоделись. Чай был подан, а Кит и Ричард все не появлялись.
— Не надо их тревожить, — сказала мама. — Устали, пускай поспят.
Но вот чаепитие кончилось. За окнами сгустились вечерние тени. День был жарким, и сумеречный свет казался золотисто-янтарным. Ушел последний замешкавшийся родственник, а Кит с Ричардом еще спали, видимо сильно утомленные долгим путешествием и суматохой.
— Если их сейчас не разбудить, — забеспокоился отец, — то потом они будут чувствовать себя разбитыми. Пошлю-ка я за ними слугу.
— После такого сна они все равно будут разбитыми, — с улыбкой возразила мама и пошла распорядиться насчет ванны.
Когда Ричард и Кит наконец появились, вид у них действительно был неважный: лица опухли, глаза покраснели, у Ричарда на щеке сохранились отпечатки жесткой диванной подушки.
Пока они умывались, я налила в кувшин свежего лимонада с шалфеем и принялась энергично размешивать в нем кусочки льда и сахарный песок.
— Ты сущий ангел, — сказал Кит, с жадностью глотая питье. — Без тебя я бы пропал.
— Я — тоже, — с улыбкой подтвердил Ричард. — Тебе повезло, Кит. У тебя лучшая из всех сестер.
Мне было тогда шестнадцать лет, и я уже знала, как нужно отвечать на подобные комплименты. Но как-то так получается, что нужные слова никогда не приходят на ум. То же произошло и на этот раз. Я испугалась, что начну заикаться. Поэтому смолчала, не решаясь произнести даже такую элементарно вежливую фразу, как «вы очень любезны».
— Назови свое желание — и оно будет исполнено, — щедро посулил Кит (лимонад подействовал на него удивительно ободряюще). — Чего ты хочешь: розу в волосы? Шелковое сари? А может, сводить тебя куда-нибудь? Хочешь посмотреть выступление танцовщицы? Или сходим потанцуем? — Заметив мой удивленный взгляд, он вдруг посерьезнел и ласково сказал: — Прости меня, сестренка. Ты, верно, думаешь, что я сошел с ума, что меня хватил солнечный удар, да?
Когда Кит становился таким милым, я готова была ради него на все.
— Нет, нет, Кит, — поспешно возразила я. — Ничего подобного.
— Ты чудо, а не ребенок. — Кит отбросил игривый тон, словно и вправду говорил то, что думал. У меня стало тепло на душе. — Куда же все-таки ты хотела бы пойти?
— Сегодня?
— Сегодня.
— А ты не устал?
— Разве у меня усталый вид?
— Да, — откровенно сказала я.
— Надо только принять ванну, и все будет в порядке, — проговорил он, вставая. — Ну, как?
Я колебалась. Можно было пойти в кино, но там шли два фильма, один из которых — английский — я уже видела, а другого Ричард не поймет. Был еще спектакль «Шакунтала» в постановке драматического театра, гастролировавшего в нашем городе, но хотя «Шакунтала»— моя любимая пьеса, мысль о Ричарде опять меня остановила. Может, пойти в клуб? Ричарду, вероятно, там понравится, а Киту — тем более. А мне так хотелось угодить брату. Когда я предложила клуб, глаза Кита заблестели, и он охотно согласился. Но был ли доволен Ричард, я не уверена, хотя он и сказал то же самое, что и брат, и я не уловила никаких признаков того, что он соглашается лишь из приличия.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я и мои родители бывали в клубе довольно часто, но Говинд упорно отказывался сопровождать нас. Отца привлекали бильярдная и корты для игры в скуош[7] и теннис, содержавшиеся в несравненно лучшем состоянии, чем те, которыми располагал Восточный клуб (этот клуб появился по инициативе небольшой группы индийцев, не сумевших добиться права членства в Английском клубе). К тому же отец любил общество, а в этом клубе всегда, за исключением жарких дней, было многолюдно. В Восточном же клубе, если только вы не попадали туда в разгар кампании за вовлечение новых членов, посетителей собиралось так мало, что иногда бывало трудно составить даже партию для игры в бридж.
Мама сопровождала отца, потому что не хотела отпускать его одного и потому что любила играть в бридж. Я ходила потому, что меня туда водили, желая приучить к обществу европейцев — такова была программа моего воспитания: когда я — вероятно, очень скоро, — выйду замуж за человека своего круга, который, подобно моему брату, получит образование за границей, то от меня потребуется такое же умение свободно вращаться в кругу европейцев, каким будет обладать муж.
Но хотя я и понимала, как это важно, все же нет-нет, да и, вздыхая, спрашивала себя: стоит ли затрачивать столько усилий на усвоение этого урока? Однако сегодня, я чувствовала, все будет иначе: ведь я еду туда в сопровождении молодых людей. Пусть родители играют в свой бридж — мне не надо торчать около них, не зная, чем заняться и, еще того хуже, — что сказать. Обо всем позаботятся мои спутники: искушенный в таких делах Кит и Ричард, свой человек в этом мире. На этот раз я могу оставаться сама собой, могу спокойно слушать их беседу о том, что где случилось, их рассказы, которые даже мне кажутся фантастично нелепыми, но которые вызывают у меня смех. И, охваченная светлым
