68 дней - Елена Калугина
– Пока, – Макс тут же возвращается к столу и пробует паяльник. Оказывается, он его и не выключал.
Лина закрывает за собой дверь и глубоко вдыхает, как будто только что вынырнула. Ноги всё ещё дрожат. Вверх по лестнице, осторожно, крепко держась за перила, вот так. Вроде, отпустило. Входит в лаборантскую, занимает привычное место за пишущей машинкой, пытается сосредоточиться на работе, прилежно разбирает каракули на черновике профессора, превращает их в стройные ряды букв, слов, предложений.
"Боже, как он красив!" – не устаёт мысленно восхищаться Лина, вспоминая Макса, смакуя каждую чёрточку, штрих, жест. И как неприступен! Этот взгляд – снисходительный, с лёгкой нотой презрения, вгоняющий в смущение и краску, повергает в неловкость и сомнение. Лина чувствует себя ничтожной мелкой соринкой у его ног. Соринкой, преисполненной обожания. Но его слова, интонации, настойчивые поцелуи, уверенные шаги к сближению заставляют замирать и не дышать, боясь спугнуть робкие ростки счастья.
"Да ты с дуба рухнула! Ну, посмотри, посмотри же на него, а потом на себя. Внимательно посмотри! Куда тебе до него?!" – не унималась Умная Лина, – "Поматросит и бросит, вот увидишь! Поди всем своим корешам про тебя рассказывает, ржут до коликов. Старуха на пацана семнадцатилетнего запала, вот умора-то!.. Он же ясно тебе сказал: месяц – рекорд. Сушите вёсла, финиш, завтра же он найдёт себе следующую восторженную дурочку, а через месяц не вспомнит, как тебя зовут!" Лина раздосадовано встряхнула головой, стараясь отогнать навязчивые нравоучения. Но страх прокрался внутрь, зашевелился, устраиваясь поудобнее и, в конце концов, обосновался, прижился, врос в душу. Его никак не выходило прогнать, получалось лишь на время позабыть о нём.
***
– Папуль, давно из горячего крана холодная вода идёт?
– Днём отключили. Опять, наверное, где-то трубу прорвало. Дня три придётся как-то обходиться, а то и неделю.
– Ёлки, как нарочно, стирка набралась.
– Нагрей ведро кипятильником.
– Да ну, ждать долго. Так управлюсь, по-быстрому.
– Ужинать будешь? Я пирожков с картошкой нажарил.
– Буду, папуль, спасибо. Ставь чайник, я быстро.
Лина наполнила из-под крана таз, насыпала стирального порошка, поболтала рукой. Блин, холодно-то как! Простирнула своё бельишко, прополоскала в ледяной воде, морщась от боли в пальцах, отжала и повесила на верёвку в ванной. Кое-как отогрелась горячим чаем.
Пирожки папа жарит замечательные: покупает сдобное тесто в кулинарном отделе магазина "Диета" на Советской, начинку щедро сдабривает жареным луком. Набивает готовыми пирожками большую кастрюлю. Можно несколько дней не заморачиваться с готовкой: пара больших румяных пирожков, чашка горячего сладкого чая – и сыт. Славное получается подспорье при пустых-то полках продовольственных магазинов.
На следующее утро Лина обратила внимание, что у основания безымянного пальца на левой руке появилось покраснение. После обеда палец опух, заболел и, когда Лина опускала руку, стал "торкать". Работать было совсем невмоготу, пришлось печатать на машинке одной рукой, а это совсем неудобно и очень медленно. Боль всё нарастала, захватила кость, отдавала в предплечье. Девушка испугалась не на шутку и решила после работы пойти в поликлинику. Днём позвонил Макс.
– Пойдём вечером, погуляем. Я зайду за тобой в семь.
– Макс, прости, но у меня проблема, рука заболела. Наверное, надо бы в поликлинику сходить.
– Какие проблемы? Сходим вместе.
Районная поликлиника находилась в самом центре, на улице Ленина, на первом этаже большого и старого серого здания. Узкие коридоры, лесенки, множество поворотов, как в лабиринте. Разделись в гардеробе, добрались до кабинета хирурга, заняли очередь. На стульях перед дверью кабинета сидели люди в гипсе, с костылями, с повязками на головах. На Лину смотрели искоса и с недоумением: она-то что забыла в этом кабинете? Пока ждали, Макс рассказывал что-то, но Лина слушала в полуха, сосредоточившись на том, что ждало её за массивной белой дверью. Воображение рисовало картины, одна страшней другой. Умная Лина успокаивала: "Подумаешь, палец! Фигня. Главное, чтобы доктор не углядел, сколько мусора в твоей дурной башке накопилось. А то пропишет тебе ампутацию, как пить дать. Интересно, гильотины в районных поликлиниках используются?.."
Лина зашла в кабинет. Всё произошло быстро: укол новокаина, разрез скальпелем, резинка в ране, повязка. Вышла из кабинета с рукой на перевязи, как хирургическая пациентка "в законе". Народ с недоумением воззрился на повязку, один из загипсованных со смехом сказал: "Надо же, только что красавица целая была, зашла полечиться – стала раненая". Макс недобро зыркнул на балагура, бережно взял Лину под руку и повёл в гардероб, помог надеть шубку. Всю обратную дорогу он старался отвлечь и развеселить поникшую девушку, с чувством цитировал Гешу из "Бриллиантовой руки": "Лина, береги руку!" Пришлось сократить прогулку, пойти домой: местная анестезия отходила, развороченный палец сильно болел. Всю дорогу, превозмогая нарастающую боль, Лина старалась не смотреть на Макса. Когда не видно его глаз, кажется, что всё хорошо, всё в порядке, она действительно чувствует, как нравится ему, он хочет быть с ней. Милый, чуткий, заботливый. Мой.
Когда Лина, наконец, решается посмотреть на Макса, происходит что-то странное: взгляд её фокусируется на глазах, и всё вокруг расплывается, отодвигается куда-то на задний план, словно глаза его живут сами по себе. Они проникают внутрь, и кажется, что с Лины, как листья с одинокого дерева ветреной осенью, спадают покровы: сначала одежда, а после – и кожа, и плоть тают, оставляя под мягким голубым прицелом одну лишь пульсирующую суть, мятущуюся душу, переполненную обожанием. Столь яркое и сильное чувство обнажённости, беззащитности она не испытывала никогда. Лина плывёт, отдаваясь течению и растворяясь под изучающим взглядом, таким неумолимым и таким притягательным. Ей и неловко, и стыдно, и невыносимо сладко. Наваждение длится секунды, но кажется тягучей вечностью.
Опомнившись, она спрашивает себя: "Неужели мне это не снится? Неужели это происходит со мной?.." Он наклоняется, на мгновение касается губами её губ.
– Ну, ладно, пока!
– Пока! – отвечает Лина и не может заставить себя сделать шаг. Она стоит и смотрит, как Макс своей неповторимой уверенной походкой, упругими шагами удаляется от неё. Больше всего на свете Лина хочет броситься за ним, обхватить, прижаться к его спине и замереть. А потом… Он развернётся, схватит её за плечи и нетерпеливым поцелуем вопьётся в губы, его язык ворвётся в рот и… У Лины затряслись колени. "Ты ещё поползи за ним, жалкая курица! Где твоя гордость? Где достоинство? А ну, марш домой!" – Умная Лина иногда появлялась очень кстати. Девушка решительно развернулась и шагнула в подъезд.
***
– Давай в кино сходим. В "Победе" премьера, говорят, фильм хороший.
– Давай! – Лина не верит своему счастью и больше всего на свете хочет поцеловать телефонную трубку.
– Тогда встретимся на остановке "Дом Ленина", в половине седьмого.
– Может, минут на двадцать пораньше? Заодно
