68 дней - Елена Калугина
Лина с горечью соглашалась с железобетонными аргументами, но собираясь к Максу, почему-то особенно тщательно выбирала нижнее бельё. И выбрать-то особо не из чего, тогда красивое бельё было для простой советской девушки недоступной роскошью. Отложив белые хлопковые трусики в цветочек и телесный рижский бюстгальтер – подарок сестры, Лина достала упаковку с новыми колготками, надо будет осторожно натягивать, с носочка – не дай бог, порвутся! Ведь немалых денег стоят – семь семьдесят, и это последняя пара, больше нет. Мучительно долго решала вопрос: надевать ли серые шерстяные рейтузы? Они такие ужасные, вечно собираются складками под коленками, и без того полные ноги выглядят жутко толстыми. Чтобы ноги казались стройнее, надо натянуть потуже. Приходится завязывать на талии специальную резинку-пояс, а верх рейтуз загибать вниз, так хоть сколько-то продержатся. Но от этого бёдра выглядят раза в полтора толще. Не годится. Сколько там градусов? Минус двенадцать. Резкого похолодания, вроде, не обещают. Ничего, искусственная шубка длинная, на утеплителе. Под неё надеть длинную клетчатую шерстяную юбку-полусолнце. Авось упрятанные в складках коленки не успеют замёрзнуть.
Лина днём и ночью думала о том, что может случиться. Как могла не думать?.. А если Макс будет так настойчив, что она не сможет устоять, удержаться на грани здравого смысла? Все её предыдущие парни, если и пытались добиться близости, становились такими смешными и нелепыми, когда возбуждённо сопели, заваливая её на диван и пытаясь взгромоздиться сверху. Такие попытки не вызывали у Лины никакого эмоционального отклика, разве что, приступы неукротимого хохота. Ничто так не убивает мужское желание, как женская насмешка.
Но разве можно смеяться над Максом, когда теряешь себя, забываешь обо всём, таешь в его руках, растекаешься горячей лавой под его губами?
***
Макс возлагал на этот вечер большие надежды. Все его осторожные попытки склонить Лину к близости успехом не увенчались. Она вела себя странно для двадцатилетней девушки: как будто ставила между собой и Максом стену из пуленепробиваемого стекла: видит око да зуб неймёт. Руки, талия, лицо, губы – вот все завоёванные плацдармы, которыми мог похвастаться Макс. Конечно, они встречались всё больше в неподходящей для интима обстановке. Дома у Лины Макс бывал несколько раз, но там всё сводилось к разговорам – сидели за столом чинно, будто на чайной церемонии, на "пионерском расстоянии". Обстановка не располагала к попыткам принять вместе горизонтальное положение. Осталось заманить Лину на территорию, где он безраздельный хозяин – в его небольшую уютную комнату в родительском доме. Как заманить?
Макс довольно быстро нащупал нужный мотив и методично "дожимал" Лину рассказами о западных музыкальных группах, о необыкновенно красивых мелодиях и аранжировках. И о главном козыре упомянул: о неслыханной роскоши – настоящем японском магнитофоне "Санкаи", его гордости, подарке брата-спортсмена, часто бывавшего на соревнованиях за границей. Этот аппарат выдавал звук такой чистоты и такого невероятного объёма, что неискушённое ухо советского слушателя уплывало в нирвану вместе с его владельцем в первую же минуту. На то и был расчёт. Макс заранее тщательно подобрал нужные композиции. Ещё в школе он с друзьями частенько проводил дискотеки, у него здорово получалось подогревать зал, задавать правильное настроение, умело менять градус веселья в нужном ему направлении.
Макс тщательно прибрал комнату, каждая вещь заняла своё место. Расправил покрывало на диване, положил в изголовье пару подушек. И подготовил стопку магнитофонных бобин. Сначала что-то ритмическое и гармоничное. Например, импровизации Рика Уэйкмана. Лине, как клавишнице, это будет близко и понятно, и заинтересует необычностью звучания. Потом, не снижая градуса, включим ELO – Оркестр Электрического Света. После пусть будет Элтон Джон, милый романтический альбом "Капитан Фантастика". Кульминацией вечера должна стать "Стена" Пинк Флойд, Лина точно не слышала. Макс объяснит, что для лучшего восприятия слушать требуется в полной темноте. К тому времени Лина почувствует себя в безопасности, расслабится. И целовать, целовать, целовать, не давая перевести дух! Если не удастся растопить лёд, раздеть и овладеть ею под "Hey, You!"… Тогда, видимо, всё бесполезно.
За романом Макса и Лины наблюдали "болельщики" – в первую голову Витька. Тот на правах старшего и опытного товарища давал Максу дружеские советы. Вечно угрюмый Серёга всё больше отпускал язвительные замечания, что "эта старуха тебе динамо крутит". На попытки Макса защитить и оправдать подружку, что она "не такая" вызывали только ухмылки и прогнозы "вот сам увидишь, это она тебе яйца крутит, а сама небось спит со всем своим оркестром". Макс злился, краснел, но старался не подавать виду, что подколки его задевают. Как-то, не сдержавшись, он в присутствии Серёги сболтнул, что пригласил Лину к себе домой на "музыкальный вечер". Приятель уцепился за новость клещами и стал раскручивать пацанов: "Спорим, что Линка ему не даст? Ставлю трояк!" Макс пожалел, что проболтался, но было поздно. Хорошо, хоть никто не согласился поддержать спор. В глубине души он чувствовал, что Лина на самом деле "не такая". Но умом никак не мог этот факт принять. Его прежние подружки были покладистыми и безотказными. Но хотелось ему быть не с ними, а с нею – странно волнующей двадцатилетней зеленоглазой шатенкой, такой открытой и близкой, что казалось, будто он видит её всю, как на ладони… И, в то же время, она оставалась такой независимой, неприступной… Это вызывало досаду, раздражало, как заноза, не давало покоя. Макс убеждал себя: стоит затащить её в постель, и она сломается, подчинится, Макс возьмёт над ней верх. И тогда Лина, наконец, станет истинно его женщиной. Жажда обладания ею стала навязчивой, постепенно превращаясь в манию.
***
Долгожданный вечер наступил. Сердце Лины с самого утра билось с перебоями, то замирая на мгновение, то бесконечно медленно падая внутрь, в чёрную дыру под солнечным сплетением. Она
