68 дней - Елена Калугина
Лицо осунулось, глаза стали огромными, в них, пробиваясь сквозь малахитовую зелень, мерцали отблески пожара. Тело истаивало на глазах: юбки, раньше точно и крепко сидевшие на талии, стали обессилено сползать на бёдра, мягкая округлость плеч принимала форму ломаной линии. Макс только улыбался переменам и говорил: "Ну и хорошо: худенькие девушки самые страстные". От этих слов Лину бросало в жар, румянец мгновенно проступал на щеках, руки дрожали. Если бы прямо сейчас Макс позвал пойти за ним в огонь, в воду, в гибельный тайфун – шагнула бы без колебаний.
А Макс готов был позвать. Кровь то била молотками в висках, то внезапно обрушивалась к паху, вызывая болезненный спазм, похожий на судорогу. Раздражённое сознание услужливо подсовывало и без конца прокручивало воспоминания о тех моментах, когда Лина подтрунивала над ним, подчёркивая своё превосходство, играя роль взрослой и умудрённой опытом, но недоступной женщины, дразнящей и постоянно ускользающей из его рук. Желание обладать, вломиться в горячее тело, закрыть жадным поцелуем смеющийся рот, заставить стонать, умолять о ласках снова и снова, стало навязчивым и не отпускало ни на минуту.
Два Рода забили тревогу. Радужная оболочка, созданная слиянием потоков, росла, клубилась, прорывалась всплесками протуберанцев, прожигающих пространство и время. Слишком велика сила, порождённая этим союзом. Дети не справляются: они не понимают, что происходит, и не могут остановиться.
Два Рода увидели, что станется с их любимцами, если оставить всё, как есть: одного ждёт неминуемая и скорая смерть. Кто-то из них сгорит дотла, и в этом пламени погибнут надежды тысяч предков – надежды на продолжение Рода и процветание. У родового древа отломится и засохнет живая и сильная ветвь, которая может дать жизнь тысячам потомков. Этого допустить нельзя. Пожертвовать малым и спасти большое – вот единственно верный путь. Нет сочувствия, нет жалости, нет снисхождения. Есть лишь великая целесообразность, закон самой Жизни.
Но как разорвать союз двоих, которые давно не слышат голос разума? Притяжение их друг к другу парализует волю и с каждым днём становится всё сильнее. Точка бифуркации близко. Если позволить детям пройти её, катастрофа неотвратима.
Сначала пробовали развести их мирно, постепенно, создавая вокруг ауру неприятия и нетерпимости к их союзу…
Громкие перешёптывания подружек за спиной, вовремя оброненное острое словцо жалили Лину, но она потеряла чувствительность к мелким укусам. Уязвить её самолюбие стало невозможно: оно умолкло, рассыпалось, прекратилось. Девушка растворилась без остатка, перестала ощущать себя отдельной самостоятельной личностью. Она стала частью целого, слившегося из двух половинок, и теперь могла существовать только вместе с Максом – одно дыхание, одно сердце, одна кожа.
Глава 5
Лина слушает музыку и морщится. Не от самой музыки, конечно, "ELO" полюбился ей сразу, с первых тактов. Динамики магнитофона "Маяк-205" работают только в режиме "моно". Для "стерео" требуется внешняя акустика. То есть, стерео выход у магнитофона имеется, и эффект объёмного звучания есть, но слышен он только в наушниках. Наушники (по-простому – "уши") здоровенные, на полголовы, пружина тугая, от обводов остаются на висках красные полосы, да и провод короткий. Есть и ещё один нюанс: всё-таки музыка в пространстве совсем другая, чем в "ушах". Хочется слушать просто так, из любой точки квартиры. Заниматься чем-то под любимые мелодии, например, наводить порядок. Лина с детства не любит уборку, а вещи как-то сами собой разбрасываются, и комната за считанные часы превращается в свалку. И пыль очень быстро садится, сказывается близость оживлённой дороги. Уборка под музыку – совсем другое дело, можно и потанцевать вокруг швабры, и вольные упражнения с тряпкой исполнить.
Лина давно заводила разговор с папой, что неплохо было бы купить "вертушку" – проигрыватель для виниловых пластинок. Фонотека кое-какая есть, правда, всё больше ширпотреб. Но ведь можно использовать проигрыватель, как усилитель, подключать через него магнитофон. И тогда всё зависит только от качества записи. Макс пишет ей бобины прямо с пластинок или с очень качественных дубликатов. Так что, дело за малым: нужна приличная акустика.
И вот, долгожданный день настал: Лина договорилась с папой, что в её обеденный перерыв они встретятся в универмаге "Октябрьский", где есть кое-какой выбор звуковой техники. Они бродят вдоль прилавка с аппаратурой уже полчаса и не знают, на чём остановиться. Выбор не так велик, как казалось сначала, и посоветоваться не с кем. Лина обернулась, и сердце свалилось куда-то в пятки: в магазин вошёл Макс. Она еле сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу. Умная Лина тут как тут: "Совсем обалдела? Ты ему ещё в ножки кинься! Стой, где стоишь, и руками махать, мельницу изображать, даже не вздумай!" Рука Лины застыла, не успев подняться, и безвольно опустилась. Действительно, что это с ней? Обрадовалась, чуть не завизжала, как щенок, только хвостом не виляет…
Макс увидел их, помедлил несколько мгновений, подошёл. Поздоровался с папой. Лина срывающимся голосом промямлила что-то вроде "мы тут вертушку никак не выберем". Макс уверенно показал на "Вегу-108" – знаменитый на всю страну продукт Бердского радиозавода. Со знанием дела сообщил, что по техническим характеристикам это лучшее, что можно купить в наших магазинах. Только Лине показалось, что слово "наших" он произнёс с лёгкой ноткой презрения. Конечно, ведь у него дома техника японская…
Лине вдруг стало до слёз неловко за папину кроличью шапку и видавший виды полушубок, покрытый сверху "брезентухой". За её затрапезную вязаную шапочку, ещё недавно казавшуюся самой лучшей и модной. За всё ту же искусственную шубейку, которой уже третий год. Девушка отмахнулась от дурных мыслей, стараясь сохранить на лице что-то вроде приветливой улыбки, и лихорадочно соображала: что дальше? Конечно же, Макс поможет поймать такси и загрузиться в машину. А потом они вместе пойдут на работу. Вдвоём, целый квартал, среди бела дня, когда кругом знакомые! И вместе войдут в институт… Время обеденное, народ снуёт туда-сюда. Если повезёт, их увидят многие. Лина страшно гордилась, что они с Максом – пара, и очень хотела, чтобы весь мир об этом знал. Но ей казалось, что никто их не замечает, все заняты своими делами. Только девчонки с её кафедры да парни из лаборатории Макса, вот и весь зрительный зал.
Папа… Одно дело, когда просто дважды поздоровались, и совсем другое, когда – вот так, помощь, почти по-родственному. Сердце Лины заколотилось, щёки запылали в предвкушении нового шага навстречу, нового сближения… Папа пошёл в кассу расплачиваться, а Макс… Глядя куда-то поверх её головы, вдруг сказал "ну, пока", развернулся и направился в другой конец универмага. Лина не осмелилась окликнуть его или догнать,
