68 дней - Елена Калугина
***
Макс шёл к Институту по улице Кирова. Перекусил в буфете по-быстрому, а в обеденный перерыв вышел на улицу, ноги размять – засиделся сегодня, много с железками повозиться пришлось. Бродить просто так не интересно, вот и пошёл по магазинам – поглазеть, где что продают. Перед тем, как вернуться на работу, заглянул в универмаг "Октябрьский". Только зашёл, внутри будто ёкнуло: Лина с отцом. Увидели, придётся подойти. Меньше всего сейчас Максу хочется с ними разговаривать. Линка опять что-нибудь ляпнет такое, высокомерное. Начнёт шутки юмора шутить. При отце вдвойне неприятно. Вряд ли она его стесняется. Артисты, что тут скажешь. Говорят же, яблочко от яблоньки… Хотя, мужик он вроде нормальный, простой, не гонористый. Может, она в мать такая заноза?.. Да, в общем-то, без разницы. Что выросло, то выросло.
Посоветовал им "вертушку", которая получше. Ну, да, что им остаётся, кроме как хавать советский ширпотреб. По загранкам, похоже, никто из родни не мотается. Линка что-то говорила, они вроде все не выездные. Из-за того, что батя у немцев в плену был… Ладно, отец отвлёкся, самое время свалить. Как раз успею с обеда вовремя вернуться. Шеф сегодня в лаборатории пары ведёт, он опозданий не одобряет. С Линкой пока приторможу, надо сил набраться, шкуру толстую отрастить, чтобы её подколки до печёнок не доставали. Дня три хватит. Или два. Скучаю по ней, как долго не вижу – всё из рук валится. Совсем ты плохой стал, Максим Ильич Полынников. Врюхался по самое не балуйся.
Папа вернулся с чеком, отдал продавцу и спросил: "А где Максим?" Лина ничего не смогла ответить, только пожала плечами. И увидела, как с папиного лица сползла улыбка. Наверное, он тоже ожидал чего-то другого. Дочь отлично знала характер отца, он составлял мнение о людях по их поступкам, раз и навсегда. Пока она бегала – ловила такси, пока помогала папе загружать коробки в машину, что-то происходило, что-то непоправимое. Когда машина отъехала, и Лина побрела в сторону института, она будто услышала звук лопнувшей гитарной струны. Так оборвалась тонкая нить, однажды протянувшаяся между папой и Максом.
***
Лина всё время хочет говорить о Максе. С кем угодно, когда угодно, сколько угодно. Лимит её речей устанавливает только слушатель, сама она не в состоянии остановить поток льющихся славословий, восторгов и обожания. Все, кому "повезло" оказаться под низвергающимся водопадом излияний, стараются сохранять вид доброжелательный и понимающий. Что возьмёшь с больной на всю голову девчонки, влюбившейся так, будто это единственная и последняя любовь в её жизни?! Смешно, конечно, но ей не до смеха, ей ежеминутно требуется кто-то внимающий и принимающий весь этот бред на полном серьёзе.
Старшая сестра Галя давно живёт отдельно, у них с мужем и двумя сыновьями новая четырёхкомнатная квартира, всего-то в двух остановках от Института. В их доме половина жильцов – сотрудники Института. В своё время именно это обстоятельство помогло Лине поступить в Институт и найти там работу. Сестра замолвила словечко перед соседями, и дело в шляпе. Конечно, Лина сдавала экзамены сама, её просто слегка подстраховали.
Лина забежала к Галке в гости после работы – как раз выдался свободный вечер. Помогала на кухне с ужином и без умолку щебетала о Максе, какой он чудесный-расчудесный, и какой интересный, и умный, и офигенно красивый. И как им хорошо вместе, и Лина с ним счастлива так, что невозможно терпеть, хочется немедленно поделиться счастьем со всем миром!..
Галка намного старше сестрёнки, замужем давно, потому смотрит на жизнь трезво, скептически, не улыбается и восторгов не разделяет. Чем больше Лина восхищается своим избранником, тем более отчуждённым становится выражение лица старшей сестры. Она явно раздражена, но Лина – как глухарь на току, ничего вокруг не замечает. Обратная связь ей не нужна, она вещает, как радио: остановить нельзя, можно только из розетки выключить. Сестра обрывает Лину на полуслове.
– Ты же помнишь мою соседку Веронику? Работает у вас в вычислительном центре.
– Конечно. – Лина насторожилась.
– Так вот. Она мне рассказывала об этом… мальчике, как его там… Максим?.. Про вас уже пол-института судачит.
– Правда? До нас кому-то есть дело? Надо же…
– Наивная ты. Людям всегда и до всех есть дело. Знаешь, как твоего мальчика называют за глаза?
– И как?
Сестра как-то зло зыркнула на Лину и торжествующе, с издёвкой произнесла.
– Тонкий и звонкий!
– И что? – Лина почувствовала, как заливается краской. Вроде бы забавные, безобидные слова как будто ударили наотмашь.
– Да так, ничего. – сестра снисходительно усмехнулась. – Ты ведь взрослая уже, а он пацан. Несовершеннолетний?
– Ему семнадцать… Получается, да,
Лина совсем скисла.
– Ну, и зачем тебе этот… Малолетка? Что ты с ним делать собираешься? Мамочку изображать? Грудь давать и сопли подтирать?
Лина, почувствовала, что сестра злится, подбирает какие-то особенно колкие, жалящие слова. Зачем? Зачем она так со мной?.. Слёзы потекли сами собой, Лина убежала в ванную, умылась, продышалась, постаралась взять себя в руки. Вышла в коридор и стала одеваться. Галка прислонилась плечом к стене и смотрит, как Лина путается в шарфе и никак не может натянуть сапог.
– Куда собралась-то?
– Мне ещё сегодня бельё надо гладить. Пересохнет.
– Ужин почти готов. Скоро мальчишки придут. Может, останешься?
– Не голодна, – буркнула Лина. – Я позвоню. Пока.
Лина заставила себя чмокнуть сестру в щёку и выбежала из квартиры. Всё, сюда больше ни ногой! Слова Галки, будто острые клинки, вонзились в солнечное сплетение и сковали нутро жутким леденящим холодом. От радости, плещущей через край, не осталось и следа.
Галя закрыла дверь. Её колотило. Никак не могла унять внутреннюю дрожь. Что с ней? Зачем она сказала сестрёнке такие жестокие слова? Ведь видела, что ей больно. Старшая сестра привыкла заботиться о младшенькой, опекать, отчасти взяв на себя роль матери. Это было привычное чувство: надо защитить, надо уберечь. Иногда отругать, вправить мозги. Но сегодня Галя не видела никаких причин для своей странной тирады. По правде сказать, ей приятно видеть, что девчонка вся светится. Похудела слегка, но ничего страшного в этом нет. Глаза вон как сияют, будто у неё в голове солнышко включили. Наверное, любовь у них.
Откуда взялись те слова? Они будто падали Гале в мозг, как капли расплавленного металла, заставляли произнести их, исторгнуть из себя, чтобы избавиться от нестерпимого жжения
