Юрий Визбор - Альтеpнатива веpшины Ключ
- Наверняка, - сказал Володя, который, кажется, впервые понял по-настоящему, что может натворить этот проклятый камень. Глянул наверх: там, зависнув на веревке, размахивал руками Петр Семушин, командовал, крики его слабо долетели вниз. "Никуда ему не деться, - подумал Володя про камень. - Эта компрессорная хрустнет под ним, как яичная скорлупа".
- Вчера звонил наш предсовмина, - сказала Юнна. - Просил докладывать каждый день, как у вас пойдут дела. Так что вся надежда на вас, - и Юнна улыбнулась.
- У нас маловато времени, - сказал Володя, глянул на Юнну, намереваясь втолковать ей про сроки восхождения, да встретился с ней глазами. Теплая волна пробежала по рукам. Володя уставился на "представителя администрации строительства", будто впервые увидел Юнну, и ощущение, не выражаемое никакими словами, миг"м расцвело, распустилось, появилось невесть откуда. Володя вдруг увидел, как будто приблизившись, кожу ее щеки, уголок губ, начало ключицы, выглядывавшее из распаха темно-синей рубашки, увидел ее волосы цвета темного шоколада, волнами поблескивавшие на солнце. Он был поражен сразу, одномоментно, будто и в самом деле в него воткнулась стрела, посланная с верхних секторов обстрела крылатым голым мальчиком.
- Времени, - туповато сказал Володя, по-солдатски преданно глядя на Юнну, - времени не очень.
- А у нас еще меньше, - сказала Юнна и положила руку на кулису переключения скоростей. Володя и руку увидел, цвет ее, пушок у запястья. "В волейбол играет", - так подумал Володя, и мысль эта приобрела неизвестно почему какое-то невероятное значение, будто подтвердила что-то очень важное.
- И все время идут плохие сейсмические прогнозы, - добавила Юнна.
- У нас всего-то две недели. Через две недели мы должны быть на горе. Опоздаем - все! Придет фен, теплый ветер с юга, - все! У нас - первенство Союза!
- Это у нас первенство Союза, - печально сказала Юнна. Она отжала сцепление, и машина тронулась. На секунду оторвала правую руку от управления машиной и подняла ее, будто точно знала, что Володя смотрит ей в затылок, в удаляющуюся спину, стоит не сводит глаз. Эта рука, слабо поднятая в знак прощания, как приветствие престарелого главнокомандующего, стала удаляться и задержалась в воздухе чуть дольше, чем этого требовало деловое приветствие. Садыков понял это, радостно заколотилось сердце. Машина набирала скорость, из-под колес стали струиться косяки коричневой пыли, потом какой-то железный борт, предостаточно побитый и помятый камнями, заслонил машину заместителя главного инженера строительства...
При выезде из-за поворота, когда открывается вид на всю плотину, на сужение ущелья, где по непонятной мысли проектировщиков была построена компрессорная и откуда прекрасно на фоне ближних лиловых гор просматривался профиль проклятого нависающего камня, иные водители вздрагивали и щурили глаза: прямо в воздухе, в небе висели несколько человек (веревки с такого расстояния не были видны). Мало того, - в знойном небе, в струящихся горячих потоках, ломавших прямые лучи, будто парили около камня две металлические площадки, на каждую из которых опирались перфораторы. Наваливаясь на их отполированные металлические рога, работали Спартак и Петр. Все на страховке: сами площадки, перфораторы, каждая отверточка на отдельной веревочке, ну и, конечно, в перевязи страховочных ремней - сами покорители пространства и времени. В те секунды, когда перфораторы умолкали, оба бурильщика калякали на разные темы.
- Ты сколько зарабатываешь? - Это Спартак, у него в будущем году распределение.
- Четыреста и больше.
- А зачем тебе институт? - Петр на заочное поступил, жил-жил да и поступил.
- За интерес, - ответил Петя.
- Окончишь - будешь получать сто двадцать.
- Я не такой дурак. У меня три пятых разряда. Я, знаешь, какой специалист! На меня очередь стоит. Особенно на сварочные работы.
- Ну, так что же тебе надо? - не отставал Спартак.
- Интерес люблю. Вот что такое полиглот - знаешь?
- Знаю.
- А вот я не знал. Думал, что оскорбление. Пылеглот - пыль глотает. Оказалось, что от слова "поли". Поли - много. Поликлиника. Поливитамины.
- Полимер, полиэкран, - продолжал Спартак.
- Или вот еще слово - альтернатива. В курсе?
- Альтернатива? - переспросил Спартак. - Это такое положение...
- Какое?
- Фиговое, - неуверенно сказал Спартак, намереваясь снова бурить, чтобы прервать невыгодный разговор.
- Ты на каком курсе?
- На четвертом.
- На четвертом, а простых азов не знаешь, - сказал Петр.
- Ну ты ведь тоже не знаешь!
- Я-то? - возмутился Петр. - Я - заочник, что с меня взять...
Сверху со скалы свесился Саша Цыплаков.
- Алло! - закричал он. - Чего встали?
- Саш! - закричал Петр. - Знаешь, что такое альтернатива?
- Вы! что, - устали? Мы можем с капитаном вас сменить! ответил Саша.
- Нет, - крикнул Петр, - ты на вопрос ответь!
- Альтернатива - выбор решения. Или - или, от слова "альтер" - другой или второй. А что?
- Спасибо, ничего, - ответил Петр и навалился плечом на загрохотавший перфоратор...
Юнна поднималась по нестойким лестницам, проложенным вдоль скал, ведя перед собой... Марата. На верхней площадке возился со снаряжением Володя. Увидев поднимающихся, он сел на бухту капроновых веревок и сказал:
- Так я и знал.
- Милиция обнаружила, - сказала Юнна. - Сказал, что к вам.
- Это мой... воспитанник, - сказал Володя.
- Курсант, - пояснил Марат.
Вид у него был совсем удовлетворенный. Героический плаватель-одиночка, пересекающий Великий океан и высадившийся на другом берегу, должен терпеть докучливые вопросы иммиграционных служб - вот что показал Марат. Подвиг совершен, остальное неважно.
Неся всякие царапины и пятна, как ордена кочевой жизни, он ясно и честно улыбался Садыкову.
- Убежал или как? - спросил Володя.
- Конечно, убежал, - был ответ.
- Отцу не сказал?
- Не такой я дурак, - ответил Марат. Он осматривал шланги, кабели, змеившиеся на верхней строительной площадке, и был явно доволен.
- А если я тебя домой отправлю? - грозно спросил Володя.
- Не отправишь, ты добрый, - сказал Марат. - Я на попутных машинах ехал. Знаешь, сколько Садыковых встретил? Четыре человека - и все Садыковы.
В это время на площадку поднялся Петр.
- Юннсанна, привет! - сказал он. - Между прочим, "садык" переводится как друг.
- Слушай, друг, - сказал Володя Петру, - я бы тебя сейчас попросил очень быстро взять этого курсанта...
- Ты что, Володя, я ведь пятьсот километров к тебе бежал! закричал Марат. взять этого курсанта, - еще раз повторил Володя. - И вместе с ним подскочить на телефонную междугородную, позвонить отцу и обо всем доложить. Как отец решит, так и будет.
- Можно я сам буду говорить? - умоляюще попросил Марат.
- Я думаю, надо разрешить, - сказала Юнна.
- Приказ начальника - закон для подчиненных, - сказал Володя.
- Пошли, - сказал Петр и начал спускаться.
Садыков, заготовивший за ночь целую речь, вдруг зажался, смотрел вниз, щелкая титановым карабином, невесть откуда появившимся у него в руках. Юнна Александровна в то же время самым внимательным образом рассматривала ограждение площадки, срубленное только сегодня утром из свежайшего теса. Внизу тарахтели перфораторы, там работали Саша и Спартак. Под самым камнем расхаживал с мегафоном Руслан, по привычке строго поглядывая на проезжающий автотранспорт, но одновременно не забывал руководить передвижениями альпинистов по стенам вокруг камня. Дальше блестела цинком крыша компрессорной, за которой катились коричнево-красные воды реки. Наконец Садыков решился.
- Тридцать четыре отверстия прорубили, - глухо сообщил он.
Юнна ничего не ответила. Садыков от своей фразы зажался еще больше и вместо замечательного отрепетированного: "Юнна! Едва увидев вас вчера, вы только не подумайте, что мои слова случайны и несерьезны...", - вместо всего этого он продолжал:
- Породы не очень крепкие, к сожалению.
"Как странно устроен человек! Юнна! Я лежал всю ночь и думал: мне сорок лет. Какая любовь? Какие тут с первого взгляда? Что за детство? Но это - любовь, правда! Это не спутать".
- Да, - напряженно ответила Юнна, - породы здесь по паспорту 4 - 3-й категории. В том-то и дело.
- Вот именно, - по-идиотски подтвердил Садыков. Он уныло понимал, что ничто на свете не освободит его от этого дикого ступора. Как волк не в состоянии перепрыгнуть шнурок с красной тряпочкой, так и он, Садыков, не может сказать сейчас ничего из того, что хотел сказать. Даже не сможет сказать ничего путного или просто человеческого. Ему захотелось, чтобы она немедленно ушла, предоставив его той черноте, в которую он начинал погружаться. Володя напряженно откашлялся, готовясь сообщить: дела, мол, пардон, - и в это время увидел, как далеко внизу, у самого начала шатких перил, появилась Лида, поднималась вверх. Володя вдруг понял, что если сейчас ничего не скажет, то уже не скажет никогда. Уже все, все будет упущено, проиграно, безнадежно пропадет. Лида поднималась, и это движение, которое спрессовывало возможность какого-либо объяснения, внезапно придало Володе смелости. Он посмотрел на Юнну - только теперь увидел, что она курила и, облокотясь на поручень, смотрела вдаль на лиловые горы. Однако и она что-то почувствовала: то ли взгляд Володи поймала, то ли еще что - повернулась и стала наблюдать, как в синем с белыми лампасами костюме легко поднимается светловолосая красавица.
