Виталий Макаренко - Мой брат Антон Семенович
Надо полагать, что матушка действительно нашла "нужные" слова. Она действовала с такой убедительностью, что в конце короткого срока А. стал ее интимным другом.
Конечно, я ничего об этом не знал, у меня были свои интересы, товарищи, Днепр, лодка, рыбная ловля и пр. Но в Крюкове, где все знали всех, вскоре поползли сплетни и слухи, недвумысленные анекдоты и насмешки, порою даже недружелюбные, в особенности среди верующих.
Это был настоящий скандал.
Если бы это произошло где-нибудь в большом городе, может быть, это прошло бы менее заметно, но в маленьком Крюкове поп был слишком на виду у всех - представитель духовенства, поставленный во главе "паствы" для того, чтобы следить за ее нравственностью, вдруг терпит в своей собственной семье нарушение 7-й заповеди.
В конце концов эти сплетни дошли сначала до слуха мамы, а следовательно, и до слуха отца.
Однажды - это было в воскресенье, отец был не на службе, я готовил уроки - отец сказал А., что хочет поговорить с ним. Они ушли в соседнюю комнату. Сначала я не обратил на это внимания, но когда тон их разговора резко повысился, я невольно прислушался. Отец категорически требовал: или немедленно прекратить эту связь, или, в крайнем случае, добиться развода попа и жениться на попадье. На это А. отвечал, что это невозможно, так как по закону поп не может получить развода ни по каким причинам (Действительно, такой закон существовал - поп мог жениться только один раз и никогда не мог получить развода).
- Но ты же сам понимаешь, что это бросает пятно на всю нашу семью.
- К сожалению, я ничего изменить не могу.
- В таком случае тебе придется оставить наш дом. Я не хочу, чтобы люди думали, что я потворствую твоей безнравственности.
Это случилось зимой 1908-1909 гг. А., действительно, взял свой стол и портреты писателей, и переехал в комнату, которую он снял в городе. У кого? У отца своей подруги, тоже попа (в отставке).
(Впрочем, это изгнание продолжалось недолго - всего несколько месяцев, а именно до ближайшей Пасхи. В этот день, когда мы сели за традиционный Пасхальный стол, все трое были грустны, и мама вдруг заплакала. Ничего не расспрашивая, после довольно долгого молчания, отец сказал мне:
- Витя, пойди позови Антона, пусть идет разговляться с нами.
В пустынной и холодной комнате А. я нашел его спящим. Я разбудил его, он очень обрадовался и вскоре мы были дома.
Но все чувствовали себя неловко, разговор не клеился и вскоре отец ушел в другую комнату, предварительно разрешив Антону переехать в наш дом).
В конце концов его подруга, Елизавета Федоровна, ушла от попа. Решено было, что она тоже станет учительницей. Для этой цели она уехала в Киев, на 2-годичные женские курсы, которые подготовляли педагогов. На летние месяцы и на Рождественские святки А. приезжал в Киев и они жили вместе.
Что сказать об этой связи?
Я не думаю, что она давала А. впечатление полного счастья. А. был слишком большим эстетом и знатоком женской красоты, чтобы не видеть, что его подруга некрасива, неженственна, с грубыми чертами лица, покрытого многочисленными угрями, с мужским характером, к тому же мелочная и чисто по-поповски скупая. Кроме того, она была старше А. лет на 8. Когда я летом иногда ездил к ним в Киев, который я страшно любил, дней на 10, я всегда просил у мамы немного денег - я буквально голодал у них и вынужден был покупать себе для еды что-нибудь в городе.
Во всяком случае, в 1911 г. А. по собственному прошению был переведен в Долинскую (вместе с Орловым). Это было похоже на бегство.
Что меня всегда поражало, так это то, что в ее присутствии А., обыкновенно решительный и требовательный, делался послушным, как теленок. Это производило грустное и тяжелое впечатление, так как он в это время был, действительно, то что называется - тише воды, ниже травы.
В 1910 г. он был не на шутку влюблен в свою коллегу, учительницу Крюковского ж. д. училища Катю Сосновскую, которой, не будучи уверен в успехе предприятия, полушутя, полусерьезно, предлагал вступить с ним в брак. Катя Сосновская была остра на язык и на это предложение отвечала довольно откровенно:
- Ну, Тося: куда вам жениться! Мне нужен настоящий мужчина, а вы только так, одно недоразумение.
По окончании женских курсов в Киеве его подруга получила место учительницы в Полтаве, где ее коллегами были две сестры - Вера и Катя Костецкие. В Катю Костецкую А. тоже был влюблен, когда был в Полтавском учительском институте.
Окончательно А. разочаровался в своей подруге в 1925-1926 гг., когда он писал мне во Францию:
"...у нее полезли наружу атавизмы старой поповской семьи - скупость, жадность и оскорбительная мелочность. Она обзавелась десятком кошек и у нас во всех комнатах стоит удушающий запах, вернее вонь...".
А конфликт с отцом так никогда и не был изжит, до самой смерти отца в 1916 г. Они почти не встречались и почти не разговаривали, а если отец и обращался к сыну, то называл он его уже не "Тося", а "Антон", а в 1911 г. Антон уехал в Долинскую, в 1914 г. - в Полтаву в учительский институт.
УЧИТЕЛЬ
Почти все биографы А., а также все лица, пишущие свои воспоминания о нем, дают волю своей фантазии и обильно украшают деятельность А. до 1917 г., так сказать, внепрограммными занятиями, как то: спектакли, оркестры, игры, экскурсии, древонасаждения и пр.
На самом деле и А. и его коллеги ограничивались только преподавательской деятельностью, то есть, ежедневно 5 программных уроков, и это - все. Никаких собраний после уроков, никаких читок, спектаклей, вообще - ничего. Не устраивали они с нами никаких игр. Да и не было времени на это, так как на большой перемене учителям в учительскую подавался самовар и они чаевничали, а после 5-го урока все спешили по домам, кто в Крюково, а кто ученическим поездом в Кременчуг. Только на Рождество устраивалась традциционная "елка" с раздачей ученикам сладостей, но такая "елка" устраивалась во всех начальных училищах.
О том, как вел себя А. в Крюковском ж. д. училище, я могу судить, так как в начале января 1906 г. я перевелся из городского училища в железнодорожное, в 3-е отделение, то есть как раз к А. (Преподавание велось не по предметной системе, не по классной, то есть каждый учитель имел свой класс, в котором преподавал все предметы - кроме Закона Божьего, преподаваемого попом). Таким образом я перешел к А. в 4-е отделение, затем в 5-е и закончил школу в 1908 г., то есть пробыл у А. как учителя почти 3 года.
Кроме него в училище еще преподавали: М. Г. Компанцев (заведующий), П. В. Рашев, З. П. Архангельская, Н. П. Найда. Закон Божий преподавал священник - о. Дмитрий Григорович. (В 1909 г. попали в училище К. Ф. Карбоненко, Г. В. Орлов и Е. Г. Сосновская на место ушедших М. Г. Компанцева, П. В. Рашева и З. П. Архангельской).
Что можно сказать об А. этой эпохи?
Это был хороший, добросовестный учитель, но ничем особенным не выделявшийся среди других учителей. Будущий педагог пока что был только учителем и ничем не проявил себя, да это и трудно было сделать, так как дети были "нормальные", каждый школьник имел свою семью и приходил в училище только учиться.
Только один раз у А. был трудный случай - это, когда в 4-м классе у него появился ученик Лобов Тимофей. Это был совершенно испорченный мальчик. Он уже курил и старался научить курить других учеников, приносил в класс порнографические картинки и показывал их и мальчикам, и девочкам, и на каждой перемене затевал дикую драку с первым попавшимся, причем выбирал всегда более слабого и избивал его.
Но это длилось недолго. Однажды, придя в класс и едва поздоровавшись с нами, А. сказал Лобову:
- Лобов, собирай свои книги и уходи домой - придешь завтра с отцом. На другой день мы видели, как Лобов пришел вместе с отцом. Их впустили вместе в учительскую. Какой разговор произошел там, можно только представить, но только Лобова мы больше не видели.
Нас было у А. 37 учеников, из которых было 6 девочек. Из 6 девочек была одна - Катя Депутатова, которой суждено было сыграть роль в жизни М. Г. Компанцева. Он уже был давно женат и имел дочь - 9-летнюю Люду, которая училась в нашем училище. Не знаю подробностей, знаю только, что в 1909 г. он оставил жену и дочь, и по собственной просьбе был переведен заведующим в ж. д. училище в захолустную ст. Долинскую, куда он уехал вместе с Депутатовой, которой в то время было 14 лет.
В 1907 г. А. в нашем классе применил плохой педагогический эксперимент. Как во всех школах, каждую четверть учебного года мы получали резулшьтаты наших успехов, то есть карточку, на которой были проставлены наши отметки по различным предметам. Их надо было возвратить с подписью отца. А. придумал классифицировать нас по степени успеваемости, то есть он выводил среднее арифметическое для каждого ученика, и затем распределял эти данные по порядку - 1-й ученик, 2-й, 3-й... и так далее до 37, где он писал: "37 и последний".
В 1907 г. этим "последним" учеников оказался Дмитрий Примак, мальчик не столько малоспособный, сколько болезненный (как потом оказалось, у него был туберкулез). Когда он получил свою четверть, где было проставлено, что он - 37 и последний, он долго плакал и, несмотря на наши утешения, ушел домой до конца уроков. Не пришел он на второй день, не пришел и на третий, а дней через 10 пришел его отец весь в слезах. Он пришел прямо к нам в класс во время урока. Едва сдерживая рыдания, он сказал А.:
